Ознакомительная версия.
Наступила тишина; Фрэнк жалел, что заточил себя в спальне, — хотелось выпить. Потом он услышал, как хлопнула кухонная дверь, за ней сетчатая, и его охватила знакомая паника: Эйприл уходит!
Фрэнк бесшумно пронесся к выходу, надеясь ее перехватить и что-нибудь сказать, все что угодно, прежде чем она заведет машину. Однако ни в машине, ни рядом с ней Эйприл не было. Она исчезла. Чувствуя, как трясутся щеки, Фрэнк обежал дом и обалдело собрался на второй круг, когда разглядел ее в рощице. Эйприл неловко взбиралась на холм; среди камней и деревьев она казалась совсем маленькой. Фрэнк припустил через лужайку, прыжком одолел каменный заборчик и стал продираться сквозь кустарник, тревожась, что она и впрямь спятила. Кой черт ее туда понес? Вот сейчас он ее догонит, повернет к себе и увидит идиотскую улыбку вкупе с бессмысленным взглядом…
— Не подходи! — крикнула Эйприл. — Послушай…
— Не подходи, я сказала! Неужели и здесь не дашь мне покОя?
Отдуваясь, Фрэнк остановился в нескольких ярдах ниже по склону. Слава богу, не рехнулась, взгляд ясный. Но здесь скандалить нельзя — их отовсюду видно и слышно.
— Эйприл, я ляпнул сгоряча. Я вовсе не хотел того, о чем сказал, правда.
— Все балаболишь? Что ж надо сделать, чтобы ты заткнулся? — Она обхватила ствол дерева.
— Спустись, пожалуйста. Чего тебя туда понесло…
— Хочешь, чтобы я опять заорала? Изволь, если скажешь еще хоть слово. Обещаю.
Если она завопит, ее услышат в каждом доме на Революционном Холме. Услышат и за Холмом, у Кэмпбеллов. Фрэнку ничего не оставалось, как в одиночестве тем же путем вернуться в дом.
Через кухонное окно он мрачно следил за Эйприл — сначала пригнувшись, а потом сидя на стуле, который задвинул в тень, чтобы самому оставаться незримым.
Она ничего не делала, так и стояла, прислонившись к дереву; в сгустившихся сумерках ее было уже трудно различить. Вспыхнуло желтое пламя, потом возник красный уголек сигареты; он описывал плавные дуги, затем погас, и роща погрузилась во тьму.
Фрэнк упрямо вглядывался в черневшие деревья, но вдруг совсем рядом увидел бледный силуэт, который через лужайку направлялся к дому. Едва успев скрыться в гостиной, Фрэнк услышал, что жена сняла трубку и набирает номер.
Голос ее звучал абсолютно спокойно:
— Милли? Привет… Ага, недавно ушли. Слушай, хочу попросить тебя об одолжении. Понимаешь, мне нездоровится, наверное, грипп, а Фрэнк совсем измотан. Ничего, если дети у вас переночуют?.. Ой, чудесно, Милли, спасибо… Нет, не беспокойся, вчера я их искупала… Я знаю, они обрадуются, им у вас очень нравится… Ну тогда пока. Утром я позвоню.
Потом она вошла в гостиную и зажгла свет, от яркости которого оба замигали и сощурились. Растерянность, охватившая Фрэнка, заглушила все другие чувства. Казалось, Эйприл тоже растеряна; она прошла к дивану и улеглась лицом к спинке.
Прежде в подобных случаях Фрэнк садился в машину и ехал куда глаза глядят, останавливаясь в каждом расцвеченном огнями баре, где высыпал деньги на мокрую стойку, угрюмо слушал долгие препирательства официанток с пьяными строителями, бросал монеты в лязгающий музыкальный аппарат, а затем снова на скорости пожирал ночь, покуда его не смаривала усталость.
Нынче на подвиги не тянуло. Беда в том, что раньше ничего подобного не случалось. Он был физически не в состоянии выйти во двор и завести машину, не говоря уже о том, чтобы сесть за руль. В ушах звон, ноги ватные — слава богу, что можно остаться под панцирем дома. Сил достало лишь на то, чтобы уковылять в спальню; однако, невзирая на отчаяние, он сообразил прихватить с собой бутылку виски.
Не раздеваясь, Фрэнк рухнул в постель и всю ночь пропотел в ярких кошмарах. Временами сквозь сон мнилось, будто Эйприл ходит по дому; под утро он разлепил глаза и четко увидел ее на краю постели. Или померещилось?
— Малыш… — прошептали его спекшиеся губы. — Маленькая, не уходи… — он взял ее руку, — …прошу, останься…
— Ш-ш-ш… все хорошо. — Она стиснула его пальцы. — Все хорошо, Фрэнк. Спи…
Ее голос и прохладная рука принесли волшебный покой, было уже все равно, сон это или явь, и Фрэнк нырнул в блаженное забытье без сновидений.
А потом пришла ярко-желтая боль подлинного одинокого пробуждения; на секунду возникла мысль не идти на работу, но тотчас вспомнилось, что сегодня «организационная встреча». Фрэнк соскреб свои дрожащие члены и доставил их в ванную, где осторожно подверг пытке душем и бритьем.
Пока он одевался, в сердце закралась нелепая беспричинная надежда. Вдруг это был не сон? Что если она и впрямь с ним говорила, сидя на краю постели? В кухне надежда окрепла. Зрелище изумляло.
Стол был аккуратно накрыт к завтраку. На двоих. Кухня полнилась солнцем, ароматами кофе и бекона. В свежем платье для беременных Эйприл стояла у плиты и смущенно улыбалась.
— С добрым утром, — сказала она.
Захотелось пасть на колени и обнять ее ноги, но Фрэнк сдержался. Что-то — возможно, ее смущенная улыбка — подсказало, что лучше этого не делать, но подыграть в странном искусном притворстве, будто вчера ничего не произошло.
— Доброе утро, — ответил Фрэнк, избегая ее глаз. Он сел к столу и развернул салфетку. Невероятно.
Еще не бывало, чтобы наутро после схватки все шло так гладко; хотя подобных стычек тоже никогда еще не было, думал Фрэнк, неверной рукой поднимая стакан с апельсиновым соком. Может, они израсходовали весь боезапас? Может, вот так оно и бывает, когда больше нечего сказать ни в обвинение, ни в прощение?
— Правда же… нынче прекрасное утро? — выговорил он.
— Да. Тебе омлет или яичницу?
— Все рав… пожалуй, омлет, если нетрудно.
— Хорошо, я тоже буду омлет.
Вскоре они вместе сидели за столом, изредка обращаясь один к другому с вежливой просьбой передать тост или масло. Поначалу Фрэнк стеснялся есть. Он словно опять стал семнадцатилетним юнцом, который впервые пригласил девушку в ресторан и которому одна мысль о том, чтобы набить рот и жевать, кажется непростительно вульгарной; сейчас его спасло то же, что и тогда: нежданный волчий аппетит.
— Иногда неплохо позавтракать без детей, — сказал Фрэнк, проглотив очередной кусок.
— Да, — ответила Эйприл. Ее омлет остался нетронутым, и кофейная чашка слегка дрожала в руке, но в целом она выглядела абсолютно спокойной. — Я подумала, тебе надо хорошенько поесть. Ведь сегодня ответственный день. Заседание с Поллоком.
— Да, верно.
Надо же, не забыла! Фрэнк скрыл радость за небрежной кривой ухмылкой, с которой всегда говорил о конторе:
— Ерунда.
— Полагаю, очень важная ерунда, по крайней мере для них. А что конкретно ты будешь делать? В смысле, пока не начнутся разъезды? Ты почти не рассказывал.
Она шутит, что ли?
— Разве? Дело в том, что я и сам-то не очень знаю. Поллок это называет «обрисовать кое-какие детали», что, видимо, означает сидеть и слушать, как он витийствует. Делать вид, будто разбираешься в компьютерах. Весь сыр-бор из-за того, что компания намерена закупить большой компьютер, мощнее «Нокс-пятьсот». Во всяком случае, это мое мнение. Я тебе рассказывал?
— По-моему, нет.
Удивительно, но в ее глазах читался подлинный интерес.
— Ну, ты знаешь, есть чудища вроде «Юнивака»,[45] которые используют для составления прогнозов погоды, результатов выборов и прочего. Понимаешь, каждая такая штуковина стоит пару миллионов; если «Нокс» начнет производить компьютеры, понадобится новая программа по их сбыту. Вот что, на мой взгляд, затевается.
Фрэнк почувствовал, что дышит полной грудью, словно воздух обогатился кислородом. Вздернутые плечи распустились, он откинулся на стуле. Интересно, другие чувствуют то же самое, когда рассказывают женам о своей работе?
— …В принципе, это просто огромная и невероятно быстрая счетная машина, — отвечал он на закономерное желание Эйприл узнать, как работает компьютер. — Только вместо механических деталей в ней тысячи разных вакуумных трубочек…
Вскоре на бумажной салфетке Фрэнк рисовал схему движения в цепи двоичных цифровых импульсов.
— Ага, понятно, — говорила Эйприл. — Во всяком случае, кажется, что понятно. Слушай, это вроде бы… интересно.
— Ну да, по-своему интересно. Я сам мало что знаю, кроме основного принципа работы этой штуки.
— Ты всегда так говоришь. Уверена, ты знаешь гораздо больше. Вон как хорошо объяснил.
— Да? — Зардевшись, Фрэнк потупился и убрал карандаш в карман плотного габардинового костюма. — Ну спасибо. — Он допил свою вторую чашку кофе и встал. — Наверное, пора двигать.
Эйприл тоже встала, оправляя платье.
— Знаешь, это было здорово. — Горло перехватило, Фрэнк чуть не заплакал, но сдержался. — В смысле, завтрак классный. — Он заморгал. — Наверное, лучший завтрак в моей жизни, правда.
Ознакомительная версия.
