— Поблагодари его! — женщина показала на Эн. Эл. и зарделась. Когда замужняя женщина краснеет при встрече с собственным мужем, можно не сомневаться — она счастлива в браке. — Это он (все то же третье лицо единственного числа!) посоветовал мне свистнуть. Я думала, что разучилась. Ан нет.
Эрвин пожал руку Эн. Эл.
— Давненько ты к нам не заглядывал. Заскакивай при случае!
Будто по жениным нотам читает, констатировал Эн. Эл. И тут Эрвин обратился к супруге:
— Юта (Ага! Конечно, Юта!), я оставил машину на улице Суур-Клоостри…
Он подхватил женин чемодан, и они помахали Эн. Эл. на прощание.
Н-да, они-то знают, куда ехать…
Эн. Эл. медленно поплелся следом. На улице он споткнулся о гофрированный шланг, такой же, как у пылесоса, только много толще. Эн. Эл. задумчиво уставился на трубу, напоминавшую хобот, и вела она к агрегату компрессорного типа. Печально стояла под навесом одинокая пескоструйка, тронутая ржавчиной. Она походила на печального слоненка, безнадежно ожидавшего мамашу. Эн. Эл. представил себе эту меланхоличную машину с грустно поникшим хоботом блуждающей среди зеленых и красных светофоров. Двигающейся все дальше и дальше… Может быть, по замкнутому кругу.
Где-то пробили куранты. Эн. Эл. почему-то был уверен, что на Ратуше. А вот какова таллиннская Ратуша, он, к сожалению, не мог вспомнить. Перед глазами всплывали разные строения подобного типа — в основном изображенные на открытках. Площадь с высоким зданием, смахивающим на церковь. С фигурками и многочисленными циферблатами. Когда часы били, фигурки передвигались по кругу. Прага? Кажется, да. Выходит, он даже в Праге побывал. Затем Эн. Эл. представил себе большую площадь с лестницей. Вероятно, площадь Испании… Но ведь находится она в Риме. Да, а здание таллиннской Ратуши никак не желало возникать в памяти.
Эн. Эл. пошел дальше, ориентируясь на бой курантов. Все дома, мимо которых он проходил, были знакомые, вполне узнаваемые, многажды виденные, однако какого-то целостного плана города он никак себе представить не мог. Дома были знакомы примерно так же, как шахматные фигуры шахматисту, однако все эти пешки и туры вроде бы располагались без логического порядка. Сдвинутая партия.
В этом низеньком домике когда-то находился тир — кажется, и сейчас еще находится, — только на двери висит большой замок. Как ему не знать тира! Платишь деньги и можешь стрелять в фигурку из жести, изображающую иллюзиониста, который при попадании благодарственно приподнимает цилиндр. А пораженная балерина, вздрогнув, пробуждается от летаргии и демонстрирует свой талант под скрежет железа. Жажду крови можно удовлетворить, попав в розовую свинью, — дернувшись, она падает и остается висеть на крючке, удерживаемая за одну ногу, будто в ожидании мясника с длинным ножом. Еще в тире — в этом или в другом? — имелось обыкновенное вращающееся колесо, которое можно было предпочесть другим аттракционам. Набрав определенную сумму очков, ты получал приз. Как-то давным-давно он к радости своей и горю выиграл бутылку шампанского, однако владелец тира не пожелал ее отдать: на что мальчику вино?! Тогда в разговор вмешался какой-то неопрятный субъект с всклокоченной бородой и заметил с укором: «Так нельзя, ибо человек потеряет веру в справедливость!» — Владелец тира уступил.
— Так нельзя, ибо человек в самом деле может потерять веру в справедливость! — повторил всклокоченный субъект, выходя на улицу, приподнял, приветствуя мальчика, кепочку и на радостях пустился прочь, крепко зажав бутылку в руке. Конечно, мальчику не жалко было шампанского, вот если бы вместо него дали коробку шоколадных конфет…
Коробка шоколадных конфет… Откуда-то аппетитно пахнуло булочками. Приятный дух шел из подвального окна — очевидно, там трудились пекари.
Эн. Эл. почувствовал голод. Хуже того — потянуло закурить. Курить захотелось особенно сильно, когда Эн. Эл. заметил сигарету, валявшуюся на тротуаре возле опорного столбика турникета. Она была девственная, невинно-непочатая. Очевидно, выпала прямо из пачки. Чертова сигарета! Угораздило же меня ее увидеть; ведь все забыл, что когда-то было, а привычка курить не забылась. Никак человек не расстанется с дурными наклонностями, что бы, черт возьми, с ним ни случилось! Они и в беде не изменяют нам, подумал Эн. Эл. и решил, что это грустная, но вместе с тем, пожалуй, остроумная мысль.
Однако же как ты ни с того ни с сего поднимешь свою находку с земли? Когда-то он прочел рассказ «Сигарета» одного французского писателя. В нем шла речь о каком-то мужчине в день его рождения, который, находясь не в полной бедности, но во временных денежных затруднениях, ужасно страдал без курева. Так вот автор утверждал, что сигарета особенно хороша после чашечки горячего крепкого кофе со сливками.
Кофе тоже хочется. Но сигарету больше.
Эн. Эл. сделал вид, будто завязывает шнурок и незаметно подобрал желанную сигарету. Когда он отважился на нее взглянуть, оказалось, что это не более не менее как «Уинстон» — прекрасная марка, однако ужасно быстро тлеющая. Предпочтительнее было бы найти отечественную, хотя бы «Приму».
Спросить огня, да еще когда у тебя в руке «Уинстон», труда не составило.
От первых же затяжек закружилась голова. Очевидно, он давно не курил. Любопытно, отважился бы я подобрать сигарету в своей предыдущей жизни (конечно, Эн. Эл. имел в виду не переселение душ).
Он пошел дальше, воображая себя разведчиком, напрочь забывшим свою легенду и даже координаты — следует признать, разведчиком, пользующимся особым доверием, ибо от него и в пыточной камере невозможно добиться никаких важных сведений… Между тем сигарета наполовину сгорела. Эн. Эл. подумал о бережливости и загасил ее. Аккуратно обтрусил обгоревшее табачное крошево и осторожно запихнул сигарету фильтром вниз в нагрудный кармашек пиджака, туда, где обычно носят изящно сложенный белый платочек тонкой материи. Держать в кармане окурки свойственно босякам, но одно то, что он подумал об этом, позволяет предположить — он не из числа опустившихся на дно типов. Весьма скверно, если он когда-то приобрел привычку подбирать окурки, и скверно особенно потому, что в трудных обстоятельствах старые привычки снова дают себя знать. Но он ведь уже попал в беду, а раз пришла беда — открывай ворота.
Эн. Эл. приметил закусочную под вывеской «10 минут». Толковое название, за десять-то минут, конечно, можно напереться до отвала. По крайней мере сейчас, когда так подвело живот. К сожалению, у него нет того металлического или бумажного эквивалента овеществленного труда, который именуется деньгами.
Судьбе угоден черный юмор: именно в этот миг перед ним возникает обтрепанный молодой джентльмен в костюме, первоначальный цвет которого затруднился бы определить даже эксперт, плутовато подмигивает своим выцветшим рачьим глазом и гудит неожиданно густым басом:
— Старик, подбрось сорок шесть грошей! Мне не хватает…
— Да у меня и двух копеек не найдется, — застенчиво произносит Эн. Эл.
Попрошайка обводит его недоверчивым взглядом — мол, кого ты хочешь обмануть:
— Кто заливает, того небесное царство не принимает, — грозится он и внезапно показывает язык. Язык у него обложенный и невероятно длинный, до кончика подбородка достает. Судя по всему, трюк отработан и эффект известен заранее. Потрясенный Эн. Эл. взирает на услужливо предложенный его взору необычайный мышечный вырост, такой шершавый, что смахивает на известную растительную губку люффу, которая исправно служит чистоплотным людям. С подобным предметом гигиены, в просторечии зовущимся мочалкой, сам обладатель длинного языка без сомнения не соприкасался со времен царя Гороха.
— К тому же у скряги рука из могилы выпростается. Шавки на нее мочиться будут…
Под занавес попрошайка пускает звучного шептуна и отправляется на поиски очередного простоволосого. Но прежде роется в карманах и роняет на асфальт коричневый бумажный комочек. Окурок, как и у меня, грустно думает Эн. Эл.
Так значит рука из могилы выпростается? Она, кажется, вылезает у тех, кто свою мать или отца угробил. Ну и пусть себе выпростается, потому что при нынешних обстоятельствах его могила останется вообще безымянной.
Что же касается сорока шести копеек, то он и сам ничего не имел бы против: по меньшей мере получил бы стакан чаю с булочками. Но что же ему предпринять? Ведь от голода так быстро не помрешь, может быть в конце-то концов наступит прояснение духа. А если не наступит? В таком случае придется найти работу. Но где? Без документов, кажется, не принимают даже шабашников.
За этими размышлениями Эн. Эл. заметил, что выпавший из кармана профессионального заёмщика коричневатый комочек подкатился ему под ноги. И, как оказалось, это вовсе не окурок, а свернутая трубочкой рублевая бумажка. Выходит, он получил денежное воспомоществование от просителя денежной помощи. Наряду с черным юмором, надо полагать, существует белый юмор, рассуждал он, направившись прямиком в закусочную «10 минут». Но прежде развернул трубочку, посмотрел на нее и нежно разгладил.
