Дима с отрешенной улыбкой сидя в кресле, смотрел в книгу невидящими глазами. Дядя Игорь молча перевернул ее, как положено, погладил племянника по голове и ушел на кухню готовить ужин.
Четверг
Дождя не было, да и тучи стали не такие тяжелые. Еще немного, и наконец-то появится слабое осеннее солнце. А пока что, в ожидании тепла, Денис, сунув руки в карманы, ждал Димку возле его подъезда. Специально забежал, хоть и не по дороге; очень захотелось пойти в школу вместе.
Подняться в квартиру он не решался. Странное смущение заставляло полыхать его щеки. На них выступил румянец, как у девушки на первом свидании.
К чему бы это? Вроде ничего особенного вчера не было. Ну, целовались, ну, обнимались, ну, гладили друг дружку. Но вспоминать так сладко. Так хочется, чтобы он всегда был рядом…
Денис замечтался и не заметил Димку; тот сам окликнул, подошел, улыбаясь, кинул свою сумку к ногам на мокрый асфальт, прижал к себе Дениску и крепко-крепко его поцеловал...
Утро. Взрослые спешили на работу, дети в школу, а они стояли посреди двора, заключив друг друга в объятия, впившись друг в друга губами.
Кто-то свистнул, кто-то засмеялся, кто-то строго окрикнул, старушка какая-то перекрестилась…
Денис с Димкой, наконец, взялись за руки, как первоклашки, и, смеясь, помчались в школу.
* * *
Ладошка, словно маленькая ящерка, спокойно лежала на полированной поверхности парты, греясь в лучах проснувшегося наконец-то солнца, и, казалось, совершенно не обращала внимания на злого охотника за ящерками. Димкина ладонь приближалась медленно: миллиметр за миллиметром. Бросок – и вот она уже зависла над жертвой, но шустрая ящерка стремительно ускользнула. Дениска — её хозяин и дрессировщик — закусил губу, чтобы не рассмеяться прямо на контрольной. Охота продолжалась...
Вторая попытка. Оп! Есть! Поймал!..
Еще бы не поймать — Денис зазевался, пытаясь «добить» уравнение с многоэтажными дробями.
Сплетённые пальцы охотника и добычи нырнули под парту.
И пусть весь мир подождет. Успеют они дорешать задачки. Димка вон вторую почти закончил; осталось лишь ответ приписать.
— Пять минут до звонка, заканчивайте, — начала подгонять Алевтина Сергеевна.
Игрушки кончились. Димка торопливо дописал последние строчки.
Денис «зашивался». То ли его вариант оказался слишком сложным, то ли голова не тем занята, но последние два примера никак не поддавались. Он обернулся назад, к Светке Соловьевой. Отличница на контрольной, да ещё и не вредная, — подарок судьбы. Она передала ему свою тетрадку, Денис застрочил ручкой и управился вовремя.
Наконец-то свобода! Дежурные принялись собирать тетради, с трудом отбирая их у не успевших, математичка в который раз оглядела класс в поисках шпаргалок. Но перемена уже в сердцах и умах восьмиклассников. По одному они вышли из класса.
Димка с Денисом вышли, держась за руки. Неподалёку от кабинета физики они остановились у окна, отвернулись от всех, посмотрели друг другу в глаза и принялись целоваться…
— Немедленно оба за мной! — с присвистом прошипел сквозь зубы внезапно возникший рядом с ними Станислав Васильевич. Не оглядываясь, в полной уверенности, что его приказ будет выполнен, он зашагал по коридору.
Шёл он широкими, размашистыми шагами. Дети разлетались в стороны, освобождая ему путь, словно бабочки из-под лап тигра. Денис с Димкой, не чувствуя за собой ни малейшей вины, шли вслед за ним, совершая изредка короткие перебежки, ибо невозможно было поспеть за директорским шагом.
Идти пришлось чуть ли не через всю школу. Кабинет директора был на первом этаже, в самом дальнем коридоре, между столовой и медпунктом. Секретарша, покачав головой, промолчала. Станислав Васильевич вошел в кабинет, подождал, пока войдут оба нарушителя спокойствия, и плотно прикрыл за ними дверь, обитую коричневым дерматином. Потом он отошел к окну и стал разглядывать беззаботно пасущихся во дворе голубей.
— Не слишком ли часто мы стали встречаться, Дмитрий? — не оборачиваясь, спросил он. — Вчера безобразная драка, сегодня еще более безобразное поведение. Я не верил слухам, ползающим по школе, но теперь вижу, что все подтверждается. Единственная причина, почему я закрыл глаза на твой внешний вид и твое поведение, это то, что ты потерял родителей. Но всему же есть границы! Что ты устроил только что? Я бы еще понял, если бы с девочкой и не при всех, а где-нибудь в уголке. Но вот так нагло, на глазах у всех, целоваться с одноклассником?! Ты хоть понимаешь, что творишь?!
Станислав Васильевич обернулся. Его лицо было серым, губы сильно сжаты. Казалось, что он изо всех сил старается сдержаться.
Димка безмятежно взглянул ему в бесцветные глаза.
— Извините, Станислав Васильевич. Но я совершенно не могу понять, в чем моя вина? За драку я готов отвечать, наказывайте. А почему нам запрещено целоваться? Девчонки по утрам каждый раз целуются, когда приходят в школу, и на переменах по сто раз, и никто им слова не говорит. А нам вы запрещаете? Это несправедливо!
— Вот только не надо сейчас изображать оскорбленную невинность! Ты прекрасно понимаешь, что это совершенно разные вещи! В общем так. Или ты мне сейчас обещаешь, что подобное не повторится, или завтра я буду вынужден пригласить в школу твоего дядю для беседы.
— Станислав Васильевич, извините. Можете делать со мной, что хотите. Можете выгнать из школы. Я буду стараться держать себя в руках, но обещать ничего я не могу.
Ох как не хотелось директору раздувать скандал, но и позволить этому нахальному мальчишке вытворять в школе черт знает что, Станислав Васильевич не собирался.
— Марш в класс! И запомни, Дмитрий. Это было последнее предупреждение. Больше прощать я не намерен. Все, идите.
***
У Дениса в душе творилось невесть что. Он перестал понимать, что с ним происходит. Понятие «любовь» он относил только по отношению к девчонкам, и даже на секунду не мог представить себе, что можно любить мальчика.
Не любовь это... А тогда что? Димка был для него абсолютным идеалом друга: смелый, решительный, независимый.
Немножко нестандартный, ну и что?
Смутная мыслишка закралась Дениске в голову; ведь теперь его тоже могут назвать «голубым» или «педиком». В старой школе, где раньше учился Денис, был один такой мальчик, в шестом классе. Его силой заставили отсосать, и вся школа с ним не общалась. Над ним издевались по-всякому, били чуть не каждый день.
Не хотел Денис для себя такой участи. А еще больше не хотел, чтобы такое произошло с Димкой.
— Дим, слушай... — сказал он тихо, когда они вышли в коридор. — Давай больше не будем в школе ничего такого...
— Испугался? — спросил Дима, разглядывая собственный мизинец, словно видел его впервые. — Как хочешь, я не навязываюсь. Я думал, что мы... Ладно, пошли в класс.
Димка пошёл так стремительно, словно он снова спешил вслед за директором.
Денис уныло поплелся за ним. Как же скверно было у него на сердце... Не хотел он этого, не хотел...
Остался Димка один. Хоть и сидел рядом Дениска, а словно прошла между ними невидимая бронированная стена.
Он один на один против всего класса, против всей школы, против всего мира.
Держись, Димка, это ведь только начало. То ли еще будет...
Пятница
Физкультура
До шестого урока в этот день ничего особенного не случилось: Димка был один, ни с кем не разговаривал, с Денисом не разговаривал, учителя не спрашивали.
Так прошло пять уроков, а шестым была физкультура, в просторечии физра.
Недружной стайкой восьмиклассники направились к спортивному залу, а перед ним — мальчики налево, девочки направо — разошлись по раздевалкам.
И вновь Димка удивил. У мальчишек спортивная форма была надета еще дома, под брюки да рубашки; теперь их оставалось лишь снять. А вот Димка... Он сел на скамейку, снял рубашку, снял брюки, аккуратно сложил, и уложил друг на друга рядом с собой. На нём остались только трусики; чистенькие, тонкие, белоснежные. Димка поднялся, застенчиво-бесстыже глянул на ребят, чуть заметно усмехнулся и снял их.
Никто этого не ожидал. Дениска сразу отвел взгляд и покраснел. Потом вовсе отвернулся. Кто-то хихикнул, не сдержав эмоций, кто-то сказал шепотом: «Ну, придурок...»
Дима тем временем достал из сумки шикарные синие шелковые спортивные трусы. И ещё достал белую футболку с логотипом никому из ребят неизвестного футбольного клуба. Надевать всё это, однако, он не спешил. Растягивая удовольствие, как бы невзначай, нашел на коленке еле заметную царапину и принялся тереть её пальцем. Ему нравилось, что все на него пялятся.
