Я бросился к телефону и позвонил ему.
— Нет смешнее дурака, чем старый дурак! — крикнул я через три тысячи миль. — Неужели ты не понимаешь, что она вышла за тебя только ради денег?
Отец даже не рассердился. Он рассмеялся.
— Это ты дурак. Ей нужен был мужчина, а не мальчишка. Она даже настояла на подписании брачного контракта.
— Да что ты говоришь? — воскликнул я. — И кто же его составлял? Ее адвокат?
Отец снова рассмеялся.
— Нет, мой. — Тут голос его стал резким и суровым: — А теперь возвращайся к своим занятиям и не лезь не в свои дела. Уже полночь, и я иду ложиться.
Связь прервалась. Спать в ту ночь я не мог. Перед глазами то и дело всплывали порнографические сцены с Риной и моим отцом. Несколько раз я просыпался в холодном поту.
* * *
Я проснулся оттого, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел лицо Невады:
— Мы приехали.
Сморгнув остатки сна и выйдя из машины, я посмотрел на дом. Странный дом. С того времени, как отец построил его, я провел в нем не более двух недель. Теперь он мой, как и все, что было создано отцом.
Рина все предусмотрела. Но не это. Мой отец мертв. И я скажу ей об этом.
Парадная дверь открылась, едва я поднялся на веранду. Построив традиционный для южных плантаций особняк, отец вывез из Нового Орлеана креола Робера — дворецкого в лучших традициях.
Это был гигант выше меня на целую голову, добрый, надежный, деятельный. Дворецкими были и его отец, и его дед. И хотя они были рабами, но гордились своей профессией и сумели привить эту гордость Роберу. Благодаря какому-то шестому чувству он всегда появлялся вовремя.
С легким поклоном он пропустил меня в дом:
— Добрый день, мистер Корд.
Он говорил по-английски с мягким креольским выговором.
— Привет, Робер. Пойдем со мной.
Он молча проследовал за мной в кабинет отца. Закрыв дверь, он повернул ко мне бесстрастное лицо:
— Да, мистер Корд?
Впервые в жизни он назвал меня «мистер», а не «мастер», так обращаются к сыновьям хозяина. Я посмотрел на него.
— Мой отец умер, — объявил я.
— Знаю, — ответил он. — Мистер Дэнби звонил.
— Другие тоже знают?
Он покачал головой.
— Я сказал мистеру Дэнби, что миссис Корд нет дома, а другой прислуге я ничего не говорил.
За дверью послышался шорох. Не переставая говорить, Робер быстро направился к двери.
— Я подумал, что вам самому надлежит сообщить эту печальную весть.
Он рывком открыл дверь. Там никого не оказалось, но вверх по лестнице спешила какая-то фигура.
Негромкий голос Робера был полон жесткой властности:
— Луиза!
Фигура замерла посередине пролета. Это была личная горничная Рины.
— Иди сюда, — приказал Робер.
Девушка послушно спустилась с лестницы, со страхом глядя на дворецкого.
— Да, мистер Робер?
Голос у нее тоже был испуганный. Мне впервые довелось увидеть, каким образом Роберу удается поддерживать в доме дисциплину. Он двигался почти лениво, но пощечина прозвучала, как пистолетный выстрел. Его голос был полон презрения.
— Сколько раз я говорил — не подслушивать у дверей?
Луиза стояла, прижав руку к щеке. По ее лицу текли слезы.
— Ступай на кухню. Я разберусь с тобой позже.
Девушку как ветром сдуло. Робер повернулся ко мне.
— Я извиняюсь за нее, мистер Корд. Обычно слуги у меня такого не делают, но эту довольно трудно держать в руках.
Я вытащил из пачки сигарету, и едва она коснулась моих губ, как Робер поднес зажженную спичку.
— Не страшно, Робер. Думаю, что она недолго здесь останется.
— Да, сэр.
Я бросил взгляд наверх. Как это ни странно, я колебался.
— Миссис Корд у себя в комнате, — сказал Робер у меня за спиной.
Я обернулся. На его лице была непроницаемая маска дворецкого.
— Спасибо, Робер. Пойду скажу ей.
* * *
Я мягко постучал в дверь комнаты Рины. Ответа не было. Толкнув дверь, я вошел. Ее голос раздался из ванной:
— Луиза, принеси мне банное полотенце.
Я вошел в ванную, прихватив махровую простыню. Как раз в эту минуту она открыла перегородку.
Она была вся золотая и белая, и кожа ее блестела от струек воды. На секунду она изумленно застыла на месте. Большинство женщин попытались бы прикрыться. Но не Рина. Она протянула руку за простыней. Ловко завернулась в нее и вышла из ванны.
— А где Луиза? — спросила она, присаживаясь за туалетный столик.
— Внизу, — ответил я.
Она начала обсушивать лицо другим полотенцем.
— Твоему отцу это не понравится.
— А он не узнает, — ответил я.
— Почему ты считаешь, что я ему ничего не скажу?
— Не скажешь, — уверенно произнес я.
Тут она впервые почувствовала что-то неладное. Она пристально посмотрела на меня в зеркало. Лицо ее посерьезнело.
— Что между вами произошло, Джонас?
Секунду она пристально наблюдала за мной, а потом дала мне маленькое полотенце:
— Будь хорошим мальчиком, Джонас, вытри мне спину. А то я не достаю. — Она улыбнулась мне в зеркало. — Видишь ли, Луиза мне действительно нужна.
Я взял полотенце и шагнул к ней. Она приспустила банную простыню с плеч. Я стер капли влаги с ее безупречной кожи. Разогретое ванной тело сильнее источало аромат ее духов. Я прижался губами к ее шее. Она изумленно повернулась.
— Прекрати, Джонас! Сегодня утром твой отец сказал, что ты сексуальный маньяк, но тебе не нужно это доказывать.
Я посмотрел ей в глаза. В них не было страха. Она была очень уверена в себе. Я медленно улыбнулся.
— Возможно, он был прав. А может, просто забыл, что значит молодость.
Я рывком поднял ее и притянул к себе. Полотенце соскользнуло еще ниже. Я жадно прильнул к полураскрытым губам и положил руку на упругую грудь, под которой ощущалось бешеное биение сердца. На мгновение мне показалось, что она страстно потянулась ко мне, но в следующий момент сердито оттолкнула меня. Простыня упала на пол.
— Ты с ума сошел! — бросила она, тяжело дыша. — Он может войти сюда в любую минуту.
Секунду я не мог пошевелиться, а потом вздохнул, избавляясь от напряжения.
— Больше он никогда сюда не войдет.
Ее лицо медленно бледнело.
— Что ты хочешь сказать? — пролепетала она.
Впервые мне удалось заглянуть в глубину ее глаз. Ей было страшно. Как и все люди, она боялась неизвестного будущего.
— Миссис Корд, — медленно проговорил я, — ваш муж мертв.
Ее зрачки расширились. Она бессильно опустилась на пуф. Бессознательно подняла простыню и закуталась в нее.
— Не может быть! — тихо прошептала Рина.
— Чего не может быть, Рина? — безжалостно спросил я. — Того, что он мертв, или того, что ты совершила роковую ошибку, выйдя замуж за него, а не за меня?
Казалось, она не слышала меня. Она смотрела на меня сухими глазами, а в них была печаль — и сострадание, на которое я считал ее неспособной.
— Он мучился?
— Нет. Это был удар. Все произошло мгновенно.
— Я рада за него, — тихо произнесла она, не отводя глаз. — Мне бы не хотелось, чтобы он страдал.
Она медленно встала. Ее глаза снова закрыла непроницаемая завеса.
— Тебе лучше уйти, — сказала она.
Это была знакомая мне Рина — та, которую мне хотелось уничтожить. Далекая, недостижимая, расчетливая.
— Нет, — заявил я. — Я еще не кончил.
— Что тут кончать?
Она хотела пройти мимо меня к гардеробу.
Я схватил ее за руку и притянул к себе.
— У нас еще остались незаконченные дела. Я привел тебя домой, потому что хотел тебя. Но ты выбрала моего отца, потому что для тебя он представлял более быструю прибыль. Думаю, я достаточно долго ждал!
Она продолжала смотреть на меня. Теперь она не боялась. Это поле битвы было ей знакомо.
— Ты не посмеешь!
Я рванул простыню. Она кинулась к двери, но я перехватил ее за руку и притянул к себе. Второй рукой я поймал ее волосы, заставив повернуть лицо ко мне.
— Я буду кричать, — хрипло выдохнула она. — Сбегутся слуги.
Я ухмыльнулся.
— Они просто примут это за горестный плач. Робер увел всех на кухню. Никто не придет, если я не позову.
— Подожди! — взмолилась она. — Ради Бога, подожди! Ради отца…
— С какой стати? — спросил я. — Ведь он-то меня не ждал.
Я отнес ее в спальню и бросил на постель. Она попыталась скатиться с нее, но я ей не дал. Тогда она укусила меня за руку. Я прижал ее ноги коленом к кровати и отвесил ей пощечину. Удар отбросил ее на подушку. На щеке остался белый след от моих пальцев.
На секунду она закрыла глаза, а когда открыла снова, в них появился дикий блеск, которого я прежде не видел. Она улыбнулась, обняла меня и притянула на себя. Ее губы приникли к моим. Я почувствовал, как ее тело начало страстно выгибаться.
