— У нас, женщин, свои секреты, — с гордостью объявляет она.
— Ну, — с энтузиазмом откликается он, — это же прекрасно.
Нет, не гей, думает она.
— Слушайте, мы же в самолете, — говорит Эбби, дотрагиваясь до его руки. — Никто не ждет, что вы будете выглядеть лучшим образом.
— Но у вас это отлично получается, — отвечает он, хотя его голос к концу такого откровенного комплимента стихает. — Ладно, — продолжает он, — пойду, наверное, и я освежусь. Хоть у меня и данные не такие.
— Ой, прекратите.
Дэйв возвращается, хлопая по щекам влажными ладонями.
— Уже лучше. — Он падает в кресло. — Уже лучше.
— Да, — соглашается она. — Ну вот.
Минута молчания.
— Так, — Эбби пытается восстановить беседу, — вам нравится жить в Риме? У вас там тысячи друзей и все такое?
— Вроде того. Не тысячи, конечно. Я поначалу вообще по-итальянски не говорил, из-за чего дела пошли не сразу.
— Все же я уверена, что за вами девчонки просто толпами бегают, да? Одинокий американец, журналист…
— Да не особо. Какое-то время я встречался с девушкой из Новой Зеландии, она работала в пабе недалеко от моего дома.
— Это где?
— Мой дом? В Монти. Виа-деи-Серпенти.
— Отличный район.
— Квартирка маленькая, но вы правы. Знаете, в Риме я понял, что итальянцы хоть и дружелюбны и все такое, но у них свои тусовки. Понимаете? Они всю жизнь общаются только с теми, с кем познакомились в первом классе. И если вы не ходили в ту же школу, что и они, на ужин вас не позовут. Знакомо?
— Точно. Это очень по-итальянски.
— Тяжеловато вписываться в их компании. Американцу-то. Девчонкам, я полагаю, легче. Итальянские ребята ведь такие ловкачи и все дела.
— Я надеюсь, вы не купились на миф о том, что все латиносы просто отличные любовники? Скажу вам по секрету: итальянцев — я-то знаю, я была замужем за одним из них — скорее можно назвать примадоннами, чем жеребцами. Я лично не могу заинтересоваться мужчиной, у которого гардероб богаче моего. К тому же большинство итальянцев просто дети. Мой сын Генри и то более зрелый, хотя ему всего тринадцать. А многим из них мамочка до сих пор одежду стирает, джинсы подворачивает и готовит бутерброды с мортаделлой на обед. Так это в них и остается. — Эбби потирает нос. — Что, слишком злобно? Простите, больше выпадов не будет, клянусь.
— Вообще-то это приятно слышать. Последние пару лет я чувствовал себя отстойным идиотом из Америки.
— Слушайте, — она уверенно касается его руки, — вам абсолютно точно не о чем беспокоиться.
— Не останавливайтесь. Это просто как бальзам на душу после того, как два года я наблюдал за успехами итальянцев, разряженных в оранжевые штаны с розовыми свитерами. Вы меня понимаете?
Эбби смеется.
— Честно говоря, — продолжает Дэйв, — в последние полгода я уже даже и не надеялся. На то, что встречу какую-нибудь итальянку. Сил больше нет.
— В смысле?
— Я, наверное, устал обжигаться. Понимаю, что это звучит цинично. Если бы вам довелось пообщаться со мной, когда мне было двадцать, тридцать с чем-то, вы бы поняли, каким я был романтиком. Видели бы вы меня на свадьбе. Это я настоял на пышной церемонии. Бывшая жена хотела отпраздновать поскромнее. Но такой вот я безумец. Чересчур даже. Жизнь была бы куда проще, не будь я таким безмозглым романтиком. Но таков вот я. Типа того.
— Это не так плохо.
— Может, и да. Но жизнь усложняет.
— Все, что чего-нибудь да стоит, непросто. Вам так не кажется? Или я глупость сморозила?
— Нет, нет, вы, наверное, правы.
— А моя проблема в том, что я слишком много времени провожу на работе — честно говоря, я даже не уверена, что у меня хватило бы времени на нормальные отношения. Даже стыдно сказать, когда у меня последний раз что-то было.
— Да ладно уж.
— Ни за что не скажу. Серьезно. Вам лучше не знать. Генри говорит, что я любовь работой заменяю. Мой тринадцатилетний Генри, больше похожий на тридцатилетнего. Подозреваю, что одна из проблем заключается в том — надеюсь, это не слишком самодовольно прозвучит, — что мужчины, видимо, меня боятся. Может, им кажется, что я слишком целеустремленная, слишком много сил отдаю работе. Не знаю. Я не бессердечна, я надеюсь. Я точно не такая. Но на моей должности просто нельзя быть слабой. Пришлось стать жесткой, чтобы не растоптали. Так вот получается. Все считают меня бойцом штурмового отряда. Но вообще-то я не так то уж и уверена в себе; я довольно застенчивая. Я знаю, что не кажусь такой. Но… — она наблюдает за реакцией Дэйва. — Что, перегрузила? Простите, я болтушка.
— Вовсе нет. Я вас понимаю. Полагаю, что каждому человеку на этой планете необходимо общаться с себе подобными, чтобы оставаться в своем уме. Все просто. И признаюсь, я не исключение.
А Эбби не хватило смелости сказать об этом напрямую, она боялась показаться нуждающейся в жалости матерью-одиночкой.
— Может, вы правы, — отвечает она, — в смысле, это, наверное, действительно нормально.
— Более чем нормально.
Эбби изо всех сил сжимает ноги — ей ужасно хочется писать. Когда она была в туалете, то забыла обо всем, кроме собственной внешности. А теперь ей боязно, что он подумает, будто у нее проблемы с мочеиспусканием, но терпеть она больше не в силах.
— Разомнусь немного, — объясняет она. Вместо того чтобы воспользоваться уборной в голове самолета, она бредет в противоположный конец. Скрывшись из виду, она заворачивает в туалет. Потом Эбби просто сидит и думает.
Она нюхает руку, которой касалась Дэйва. Пахнет от него как-то особенно — в общем-то довольно приятно. Что это? Мужской запах. Запах кожи. Интересно было бы посмотреть на его квартиру. Бутылки из-под вина, наполовину оплавленные свечи, пятна воска на ковре. Он сказал, что места там немного, значит, он живет один. В свою римскую квартиру, где живут ее дети, она бы его позвать не смогла. Ну, может, со временем. Но ближайшие несколько дней она проведет в четырехзвездочном отеле в Атланте. У нее возникает искушение. Забудь, ненормальная. Но вообще хорошо было бы провести вместе какое-то время. Поговорить. И он ведь милый, нет? Как ни странно. Так что это вполне естественно. Общаться же интересно. Он нормальный взрослый человек. Снова почувствовать себя рядом с мужчиной. Уже и забыла, каково это. Ее постоянно селят в этом отеле — а было бы здорово, если бы… Погоди. Стой. Это все тот же самый коматоз, в который она впадает во время перелетов: все эти странные ощущения и желание пофлиртовать — из-за этого состояния. Встреча совета директоров «Отт Групп». О ней подумай. Но все же стоит взять у него телефон. Узнать, когда он вернется в Рим. Там и встретиться.
Когда она возвращается, начинают показывать кино. Дэйв подготовил для Эбби наушники. Это какая-то комедия. Она делает звук потише, чтобы слышать себя и следить за тем, чтобы хихикать не слишком громко, не слишком глупо и когда надо. У него приятный смех, сухой, искренний. Смеясь, он поворачивается к Эбби и подмигивает.
— Нам бы еще попкорна.
— Точно!
Приближается стюардесса с тележкой.
Эбби смотрит на часы.
— Это что? Второй обед? По ощущениям больше похоже на ужин.
— Это такой обед-ужин, — отвечает Дэйв.
— Как бы вы его назвали? Ожин?
— Или ужед.
— А если это ланч и ужин? Тогда получится ужанч, — добавляет она. — Или лужин.
— Лужин. Мне нравится. Надо нам это запатентовать.
Нам? Хм. Интересно.
— Дэйв, знаете, — начинает Эбби, — нам надо как-нибудь встретиться в Риме. Согласны? Выпить кофе или чего-нибудь покрепче? Когда вернетесь.
— Да, да. Отличная идея.
— Давайте я запишу ваш номер.
— Римский?
— Ну да.
— У меня нет римского телефона.
Она хмурится.
— Как так?
— Ну, я же там больше не живу.
Оба ошеломлены.
— Я там больше не живу, — повторяет он. — Мне не по карману две квартиры снимать.
— Две? А вторая где?
— В Сан-Хосе.
— Я совсем запуталась.
— У меня же новая работа. В Сан-Хосе, Калифорния.
— Ой-ой-ой, — выдавливает Эбби, натянуто улыбаясь. — Я такая глупая. Я думала, что… Когда вы сказали про новую работу, я по глупости предположила, что это в Риме.
— Нет, нет, я и по документам больше в Европе работать не могу. Да и в любом случае я был готов вернуться в Штаты.
— А что это за работа? — поспешно спрашивает она, словно география не имеет значения.
— В интернете. Буду редактором в новом музыкальном журнале. Это в первую очередь сетевое издание.
— Ясно. Начинаю понимать, — говорит она. — Но…
— Что?
— Да нет, ничего.
— У вас уши такие красные, — замечает он, — все в порядке?
Трудно поверить, что он сказал об этом. Подметить это вслух — такое скотство.
— Да, все отлично, — резко отвечает Эбби.