— У Салабмека.
Трое смотрели на него с интересом, первый снова вернулся к фотографии.
— Не любишь ты своих детей, Виктор Андреевич. Ты деньги больше любишь, как все русские. Сдохнут они в твоей России. Баба твоя работать не может, а на родственников вам, шакалам, надеяться нельзя. Сдохнут твои дети без тебя. Или дочка проституткой пойдёт, чтоб жрать что было.
Боль затмила всё сознание, мысли путались. «Что он говорит? Ой, как больно… Наташка. Петя. Наташка…. А ведь они меня убьют. Убьют, и Света действительно не сможет одна. Убьют. Подожди, но ведь Кулёк же не оставит, Валька никогда не оставлял. Да? А состав с нефтью? Он даже не сказал, использовал, как придурка».
— Молчишь? Мага, у тебя сигарета погасла.
«Ой, как же больно! Убьют, нефть Кулёк не получит, значит, не будет и денег. А Света одна не сможет…»
— Молчишь?
Боль из почти невыносимой стала невыносимой, издалека стала наползать спасительное беспамятство. Третий убрал пистолет и плеснул на него водой; второй снова разжёг сигарету, поднёс к глазу.
— Молчишь, свинья? — закричал первый, ударил Виктора в живот, бросил фотографию на пол и ткнул в неё сигаретой.
Окурок попал в Наташку и сразу прожёг ей лицо. Огонь немного подождал, будто раздумывая, и пополз дальше, превращая в пепел шею, тонкое тельце в лёгком платье, руки…
Виктор смотрел на фотографию, широко открыв глаза. Огонь ухмыльнулся злой чеченской улыбкой, перекинулся на него, связав нитью боли уже мало что соображающий мозг и корчащуюся на полу фотографию. И когда тоненькая огненная полоса оставила от Наташки только ноги и перекинулась на сына, Виктор чётко сказал.
— Я скажу, где деньги. Скажу! Только не надо детей жечь.
Через пять минут они стояли у двери на третьем этаже. Виктор поднёс руку к звонку и замер. Второй чеченец надавил ему на разбитый затылок, а первый угрожающе поднёс к фотографии зажигалку. Виктор закрыл глаза и нажал на звонок. Три коротких звонка, три длинных, снова три коротких и длинная почти бесконечная заключительная трель.
— Муха? — спросил из-за двери Павел и широко открыл дверь.
Третий чеченец, застывший пред дверью, распрямился, как пружина и нанёс ему сокрушающий удар в лицо.
В то место, где мгновение назад было лицо.
Павел пригнулся, кулак просвистел мимо, и в тот же миг третий, тяжело вздохнув, опустился на грязный бетонный пол. Звякнув, отскочил в сторону пистолет. Павлик оттолкнул второго, впихнул Виктора в квартиру и дёрнул дверь.
Он почти успел.
Оглушительно прогремел выстрел, пуля царапнула потолок, вниз полетела штукатурка, и Павел застыл.
— Стоять! — приказал первый, не сводя с него прицел. — Нохчи вуй?[24]
— Нет.
— ГIаски,[25] — удивился чеченец. — В квартиру!
Дверь захлопнулась, отрезая их от внешнего мира. На Павла теперь смотрели два пистолета.
— ГIаски, — повторил первый. — Я думал, такие все вымерли.
— Зря думал, — сказал Павел. — Что надо?
— Деньги давай, шакал! — прошипел третий, держась рукой за бок.
Первый что-то резко сказал ему по-чеченски и третий нехотя убрал пистолет.
— В гости не пригласишь? — спросил первый и засмеялся. — Нехорошо, русский, нехорошо. Тогда давай деньги.
— Бери, — Павел вытащил из кармана несколько бумажек. — Больше нет.
— Русский, мне неохота тебя убивать. Но придётся. Сначала твоего друга, потом тебя.
— Давай.
Первый схватил Виктора за плечо, взвёл курок и приставил ствол ему к виску. Витька закрыл глаза.
— Давай, — повторил Павел. — Мне-то что?
— Ты мне нравишься! — снова засмеялся первый. — Как тебя звать? Но деньги у тебя есть, и ты их отдашь.
— Слушай, — сказал Павел, глядя только на него. — Меня тут знают все, и твой выстрел тоже слышали. Сейчас уже несколько человек звонят по телефону моему другу.
Вожак отвёл пистолет от Виктора, осторожно поставил курок на место.
— Дудаеву?
— Галаеву. Руслану Галаеву. Уходите.
— Какие у вас друзья известные! — ухмыльнулся чеченец; происходящее его явно забавляло. — У одного Галаев, у другого сам Умаров. И все нам мстить будут, да? Абу, тебе страшно?
В конце коридора скрипнула дверь, первый тут же дёрнул пистолетом и довольно засмеялся: в проёме, растерянно глядя по сторонам, стоял Игорёк.
— Сын? — спросил первый. — Иди сюда, мальчик.
— Деньги на кухне, — сквозь зубы сказал Павел. — Оставь его.
— Неси. Пацан пусть здесь стоит. Неси!
Чеченец, не отпуская пистолет, взял пакет, заглянул и отдал его второму. На лице его появилась довольная улыбка.
— Ничего, русский! — сказал он. — Не в деньгах счастье. Так у вас говорят? Ты мне нравишься, русский. Будь таких побольше, вы были бы почти людьми. Живи. Дала мукълахь кхин а гур ду вай![26]
Гулко, как вбиваемый в гроб гвоздь, щёлкнул дверной замок, и в квартире стало тихо. Виктор тяжело прислонился к стенке, сполз на пол и закрыл глаза. Павел смотрел куда-то мимо него бессмысленным взглядом, потом вздрогнул, развернулся и со всей силы въехал кулаком в стену. Замычал от боли, ударил ещё раз. Лопнули обои, на пол посыпалась штукатурка. Ещё удар.
— Папа! — закричал Игорёк. — Не надо, папа! Папа!
Павел посмотрел на сына, на разбитые в кровь костяшки пальцев, снова на Игорька. Резко выдохнул, приложил к руке платок, другой потрепал сына по голове.
— Всё! Всё нормально, сынок.
— Папа! А как же мы теперь? Что теперь будет?
— Нормально всё будет, — уверенно сказал Павел. — Дядя Руслан их найдёт. Обязательно найдёт, не волнуйся! Игорь, ты иди к себе: нам тут поговорить надо. Нет, нельзя, иди спать! Игорь!
— Муха, — наклонился Павел к Виктору, когда за сыном закрылась дверь. — Муха, очнись! Кто это, откуда взялись? Как узнали про деньги?
Виктор открыл один глаз. Видно было плохо: Пашкино лицо расплывалось, в воздухе плавали и извивались какие-то мерзкие амёбы.
— Муха! Ты меня слышишь?
Он кивнул, переждал, пока уляжется всколыхнувшаяся в затылке боль, поднял с пола полусгоревшую фотографию.
— Они Наташку жгли… — выдавил Виктор. — Я не хотел. Я бы не сказал, Тапа, я бы никогда не сказал, но они… Они бы и Наташку убили, и Петю. Видишь, как они их жгли?
Он смотрел на Павла лихорадочным взглядом, по щеке, цепляясь за двухдневную щетину, ползли слёзы.
— Я тебя предал, Тапа…предал.
— Господи! — сказал Павел. — Ладно, давай вставать. На кухне бинты есть, йод. Пошли, я тебе помогу.
Утром Виктор встал рано. Рука опухла и дёргала, голова тоже болела, но уже не так. Павел сидел на кухне перед почти пустой бутылкой водки, под потолком плавал сизый дым. Переполненная пепельница уже не вмещала окурки, и они валялись везде: на столе, на полу.
— Иди, выпьем, Муха! — позвал Пашка. — Помянем мечты.
Виктор осторожно выцедил разбитыми губами водку, закурил. Голова сразу закружилась.
— Как это у тебя вечно получается, Муха? — спросил Павел, следя за кольцами дыма. — С детства.
— Тапа! Я бы не сказал, но… Они бы меня убили. Я не из-за себя, пойми, даже не из-за Светы. Я из-за Наташки с Петей. Как бы они одни?
— Муха, — удивлённо повернулся к нему Павел. — Но у меня же тоже есть сын.
— У тебя один…
— Что? Что ты сказал?
— У тебя один. Один, а у меня двое.
— Ты что, пьян? — сузил глаза Павел. — Или голову повредили?
— Нет, — сказал Виктор, не сводя с него лихорадочного взгляда. — Двое больше, чем один, я не виноват, что у меня двое. Мы же для них живём, Тапа! Было бы у тебя тоже двое, я бы никогда не сказал. Клянусь! Никогда…
— Уходи!
— Что?
— Пошёл в жопу, Муха!
— Подожди! — заторопился Виктор. — Ты же всё рано выкарабкаешься…. И ещё Кулёк велел тебе предать…
— Уходи! — тихо сказал Павел, закрыв глаза. — Я не хочу тебя больше видеть. Никогда.
Лучше бы он закричал. Лучше бы он его ударил.
Виктор Андреевич помотал головой, отгоняя многолетний дурман, протёр глаза и снова, уже в пятый раз, прочитал короткий текст. Одна строчка: «Привет, Муха! Рад, что тебя нашёл. Дай номер твоего сотового. Теперь уже скоро))». И больше ни слова.
Затем нажал «Ответить», набил, путаясь в цифрах, номер своего телефона и отправил письмо. Вытащил сигарету, покрутил в руках, бросил на стол. Потянулся, откинулся в кресле и прикрыл глаза. На лицо медленно выползла довольная, какой уже не было много лет, улыбка.
Мерседес, моргая мигалкой, пронёсся мимо еле ползущих машин и остановился перед светофором; в кармане коротко промурлыкало. Кулеев достал телефон, недоумённо поглядел на экран: СМСки ему приходили редко. Достал из другого кармана очки, разглядел отправителя и на миг застыл. Последний раз этот номер оживал лет пять назад. Валентин прочитал сообщение, секунду подумал и решительно нажал на вызов.
