— Ты потеряешь эту работу? — поинтересовалась Лили.
— Возможно, они найдут повод, чтобы от меня избавиться, но вовсе не потому, что совет директоров меня не поддерживает. По крайней мере основная причина не в этом, — ответил он, и Лили почувствовала, что, несмотря на внешнее спокойствие, он опять разозлился.
— Ты простишь меня когда-нибудь? — спросила она.
Роберт посмотрел на стену — туда, где раньше висел их семейный портрет, и поскреб подбородок. Лили знала, что он размышляет, куда он подевался, но спрашивать ничего не стал. Вместо этого он сказал:
— Раньше ты была такой сильной! Когда я познакомился с тобой, ты была независимой, смелой девушкой. Ты жила, как считала нужным, и тебя совершенно не волновало, кто и что о тебе думает. — Роберт отодвинул тарелку и вытер салфеткой уголки рта. — Ты изменилась.
Со стуком поставив бокал вина на стол, Лили закричала:
— Но это несправедливо!
Красная жидкость выплеснулась через край, и на скатерти появилось пятно в форме ядерного гриба. Она понизила голос, чтобы не напугать Уилла, который замер на своем стульчике, не дожевав стручок зеленой фасоли.
— Если я изменилась, то только потому, что считала это необходимым. Хотела стать своей в твоем мире. Чтобы ты поверил, что я — одна из вас, а не мертвый груз на твоей шее. И не опускаю тебя, вернее, не тащу за собой вниз, на свой уровень — уровень среднего класса. Ведь все окружающие внушали мне именно это. Морган и Ди говорили, что ты мог найти себе кого-нибудь получше. И Джозефин так считала. Она называла меня деревенщиной за то, что я громко разговариваю. Что еще я должна была думать, когда ты отодвинул меня в сторону и начал проводить с ней все больше времени? С ней, а не со мной! Ты ведь знаешь, что она звонила мне после того случая на благотворительном вечере? И заявила, что я изо всех сил старалась разрушить твою жизнь и виновата в том, что ты ушел с прежней работы. Она ненавидела меня все это время. А ты ни разу не заступился, потому что не хотел обижать мать. Вместо этого позволял ей вытирать об меня ноги. Какая перспектива могла быть у нашей семьи, если ты занимал первое место в моем сердце, а я в твоем — нет? — Лили осознавала, что за прошедшие месяцы совершила несколько ужасных ошибок, но хотела, чтобы и Роберт признал свою вину в охлаждении их отношений.
— Лили, послушай, мне жаль, что мама тебе звонила. Я узнал об этом недавно. Почему ты сама не рассказала мне?
— Я уже один раз звонила тебе в то утро. И не собиралась преследовать тебя, если ты не хотел иметь со мной ничего общего.
— Так вот, Колетт все-таки сообщила мне об этом пару недель назад, когда мама снова завела свою вечную песню о том, какая ты плохая, и обмолвилась об этом звонке. Колетт начала тебя защищать, а она с гордостью заявила, что звонила тебе и назвала тебя испорченной и неблагодарной.
— А еще лживой и злой, — печально добавила Лили.
— Она сказала, что тебе нечего было ей возразить.
— Просто это прозвучало бы невежливо.
— После разговора с Колетт я ушел с работы и вытащил Джозефин с очередного дурацкого ленча в «Карлайл». И прямо в холле отеля заставил дословно повторить все, что она тебе сказала. Естественно, она была в шоке. Я не смог сдержаться и закатил ужасную сцену. Я еще никогда в жизни не был в такой ярости и заявил, что она не имела права говорить с тобой в таком тоне и что я отказываюсь встречаться и разговаривать с ней, пока она не извинится перед тобой лично и письменно.
— Но из этого ничего не вышло бы.
— Я ведь уехал от них и последние две недели ночую у своего друга Генри. У него в гостиной есть диван.
Лили допила вино и поставила бокал на стол.
— Не могу сказать, что меня не радует, что ты уехал от Джозефин, но за прошедший месяц я кое-что поняла: источник наших проблем не в твоей матери. Возможно, многих из них — да, но далеко не всех. Ты помнишь тот день, когда приехал домой на «порше»?
— О Боже, только не надо опять про «порше»! — Роберт поднялся и расстегнул ремешок на детском стульчике. Вынув Уилла, он поставил его на пол и смотрел, как малыш, покачиваясь, сделал несколько нетвердых шагов, отходя от стола.
— В тот день, — продолжала Лили, — ты посоветовал мне найти работу. Я так и поступила. Потом полгода вкалывала, чтобы добиться успеха. Хотела, чтобы ты гордился мной.
— Но я всегда тобой гордился.
— А как же все те месяцы, когда ты не хотел заниматься со мной сексом? Постоянно сидел в офисе или в клубе, или уезжал на вечеринку со своей матерью, бросая меня и Уилла — семью, которую ты создал? Я была в отчаянии от одиночества. Мне хотелось знать, что происходит у тебя в голове, поделиться с тобой своими мыслями и переживаниями, но ты не реагировал. Как бы помогли мне тогда несколько добрых слов, признание моего тяжелого материнского труда. Разве у меня был выбор? Я должна была привлечь твое внимание другим способом?
Лили оглянулась на Уилла, который стоял, держась за край стула, и выжидающе смотрел на нее круглыми глазами. Она почувствовала себя ужасно из-за того, что ссорится с Робертом в присутствии сына.
— Мама! — воскликнул малыш, раскачиваясь на толстых ножках. Она схватила его на руки и вдохнула сладкий запах волос.
— Мое счастье, — прошептала она в маленькое ушко и погладила мягкие волосы сына.
— У меня была депрессия. Я не мог найти работу и чувствовал себя неудачником, — Роберт бросил салфетку на стол, болезненно сморщив лоб. — Мне очень жаль, что не смог поддержать тебя тогда.
Лили встала из-за стола и задвинула стул.
— Я испекла пирог… — Ее слова прозвучали скорее как вопрос.
— Думаю, мне пора. Уже поздно. — Роберт вздохнул и протянул руки к сыну. — Иди ко мне, малыш.
Пока Лили убирала со стола и мыла посуду, Роберт уложил Уилла спать. Она отрезала несколько кусков черничного пирога и сложила их в контейнер «Тапперуэр», чтобы дать Роберту с собой. У двери он на прощание поцеловал ее в щеку и поблагодарил за ужин.
— Что с нами будет? — спросила она.
Разговор разозлил их обоих, но они все же общались после стольких недель молчания, и Лили не хотела останавливаться. Как приятно было выговориться, добраться до самой сути гнева Роберта и ее обиды. Замолчать — означало махнуть рукой на семейную жизнь, а Лили не хотела, чтобы так произошло, по крайней мере не сейчас.
— Когда ты вернешься домой? — Она вздохнула.
— Не знаю. Родители летом уезжают путешествовать, так что я смогу пожить у них до сентября. Я бы хотел видеться с Уиллом по выходным и, если возможно, забирать его на одну ночь.
— Это значит, мы расходимся? — потрясенно спросила она, осознав, что муж пришел сегодня, уже зная, что собирается провести все лето в двухэтажной квартире родителей.
— Давай не будем это так называть. Мне просто нужно немного времени, чтобы во всем разобраться. — Роберт ушел, оставив Лили одну на пороге квартиры с пакетом, где остывал теплый пирог.
На следующей неделе Эллисон пригласила Лили с Уиллом к себе в гости. И хотя они уже встречались несколько раз после того памятного благотворительного вечера, Лили с нетерпением ждала разговора с подругой за кофе с домашним печеньем с шоколадной крошкой, которое та обещала приготовить. Когда они с Уиллом наконец добрались до особняка Эллисон, то сразу почувствовали аромат ванили и сахара. Лусита, няня Эллисон, встретила их внизу на лестнице и проводила в гостиную, где уже была организована игровая зона для детей с игрушками и развивающими книжками для малышей.
— Я на кухне, — крикнула хозяйка, как только Лили усадила сына на ковер возле детской пластмассовой копии Ноева ковчега. Она нажала на несколько кнопок, и игрушка начала мигать разноцветными лампочками, за криком слона послышалось лошадиное ржание — этого было достаточно, чтобы Уилл открыл рот от восторга и начал пускать слюни.
— Можно я его оставлю с тобой ненадолго? — спросила Лили у Луситы.
— Да, конечно. — Она тепло улыбнулась. — С ним все будет в порядке.
Лили нырнула за угол и оказалась на блестящей кухне, где у центрального стола с мраморной столешницей Эллисон наливала в две чашки кофе из блестящего стального кофейника.
— Божественный аромат… — заметила Лили, взяв чашку.
— А ты выглядишь…
— Не очень хорошо.
— Слишком худой. — Эллисон положила теплое печенье на блюдце Лили. — Посмотри на себя. Одежда просто болтается.
— У меня нет аппетита. И я не могу сидеть дома без дела, поэтому мы целыми днями гуляем по городу. За прошлую неделю Уилл ни разу не спал днем в своей кроватке — только в коляске. Я уже боюсь, что она вот-вот сломается.
— Значит, насколько я понимаю, с Робертом на прошлой неделе не все прошло гладко?
Лили налила в кофе сливки.
— Даже не знаю, с чего начать. Он все еще очень сердится на меня за то, что я поверила, будто совет директоров фонда сомневается в нем. Кроме того, я не сказала ему, что Кристиан приставал ко мне в туалете французского бутика. — Она загибала пальцы, перечисляя обиды мужа. — И последний, достаточно важный момент — ему ужасно не нравится, какой я стала. Судя по всему, только слабые и пустые люди беспокоятся о том, что говорят у них за спиной.
