– «Чем крепче заборы, тем лучше соседи!» – прошептал Бэзил, взмахнув волшебной палочкой.
Кулак Саймона встретил твердую преграду, остановившись в паре дюймов от губ База, который даже не дрогнул. Саймон закричал, убирая руку, но по-прежнему сопротивляясь заклинанию.
Глядя на это, Дэв, Ниалл и прочие приспешники Бэзила загоготали, как пьяные гиены. Но Бэзил не отреагировал. Он заговорил столь тихим голосом, что лишь Саймон слышал его:
– Значит, Сноу, ты так собирался это сделать? Так хочешь побороть Коварного?
Легким движением палочки он снял заклинание в тот момент, когда Саймон обрел равновесие.
– Жалкое зрелище, – сказал Бэзил и удалился.
Из главы 4, «Саймон Сноу и Пять Клинков»© Джемма Т. Лесли, 2008
Когда Кэт вошла в кабинет, профессор Пайпер протянула к ней руки:
– Кэт, ты вернулась! Не могу сказать, что знала это. Я очень сомневалась, но надеялась.
Она вернулась.
Кэт пришла сказать преподавателю, что приняла решение. Вновь. Она не собиралась писать итоговый рассказ. Слишком много чего нужно было написать и о многом побеспокоиться. Финальный проект напоминал тухлятину, оставшуюся с прошлого семестра. Даже думая об этом рассказе, Кэт чувствовала себя неудачницей (плагиат и глупый Ник, ворующий ее лучшие фразы). Она хотела оставить все позади.
Но, придя в кабинет профессора Пайпер, которая смотрела на нее, как Голубая Фея, и улыбалась, Кэт не смогла высказать вслух свое решение.
«Видимо, все дело в том, что мне не хватает матери, – с отвращением подумала Кэт. – Наверное, теперь я буду млеть при виде женщин среднего возраста, пока не стану одной из них».
– Очень щедро с вашей стороны дать мне второй шанс, – сказала она и села, повинуясь жесту профессора.
Вот сейчас следовало произнести: «Но я вынуждена отказаться». Вместо этого она проговорила:
– Наверное, я буду дурой, если не ухвачусь за него.
Профессор Пайпер засияла от счастья. Она подалась вперед, поставив локоть на стол и подперев голову рукой, будто позировала для фотографии лауреата.
– Итак, есть ли у тебя идеи для рассказа?
– Нет. – Кэт сжала руки в кулаки, вдавливая их в бедра. – Каждый раз, когда я собираюсь что-нибудь придумать… я чувствую пустоту.
Профессор Пайпер кивнула и сообщила:
– Я размышляла над тем, что ты сказала в прошлый раз: что не хочешь создавать собственный мир.
– Вот именно. – Кэт подняла глаза. – Нет внутри меня дивных новых миров, которые просятся наружу. Не хочу начинать с нуля.
– Но, Кэт, этого не хочет большинство авторов. Многие из нас не такие, как Джемма Т. Лесли. – Профессор обвела рукой кабинет. – Мы пишем о мирах, которые знаем. Я написала четыре книги, и во всех действие происходит в радиусе ста двадцати миль от моего родного города. Большая часть о том, что случилось в моей жизни.
– Но вы же пишете исторические романы…
Профессор кивнула:
– Я беру за основу то, что произошло со мной в восемьдесят третьем году, и переношу на героя из тысяча девятьсот сорок третьего. Таким образом, я разбираю свою жизнь на кусочки, пытаюсь ее понять, внедряя в свои истории.
– Значит, все в ваших книгах правда?
Профессор склонила голову набок и протянула:
– Мм… Да. И нет. Все начинается с небольшой правды, потом я раскидываю вокруг нее паутину, а иногда и вовсе ухожу в другую сторону. Но суть в том, что начинаю я не с нуля.
– Я никогда не писала чего-то, не имеющего отношения к магии, – сказала Кэт.
– Ты все еще можешь попытаться, если захочешь. Но не обязательно начинать на молекулярном уровне, с некоего Большого взрыва в твоей голове.
Кэт впилась ногтями в ладони.
– Может, для этого рассказа, – ненавязчиво произнесла профессор, – стоило бы начать с чего-то реального. Один день из твоей жизни, к примеру. Случай, тебя смутивший или заинтриговавший, который ты бы пожелала исследовать. Начни с этого и посмотри, что выйдет. Можешь придерживаться правдивых событий или превратить все в нечто другое, можешь добавить волшебства, но позволь себе с чего-то начать.
Кэт кивнула, чтобы поскорее уйти, с трудом переваривая все услышанное.
– Я хочу встретиться с тобой снова, – сказала преподавательница. – Через пару недель. Давай вернемся к этому разговору и обсудим, как продвигаются твои дела.
Кэт согласилась и заторопилась к выходу, надеясь, что ведет себя не грубо.
«Пара недель. Разумеется! Будто это способно залатать дыру в моей голове!»
Она протиснулась сквозь пеструю толпу студентов, выбравших своей специальностью английский язык, и вырвалась на заснеженную улицу.
* * *Ливай не сдавался, крепко удерживая корзину с грязным бельем.
– Я сама в состоянии нести ее, – сказала Кэт.
Мыслями она витала в кабинете профессора Пайпер и была совершенно не в настроении для… для Ливая. Для его постоянных добродушных шуток. Он походил на золотистого ретривера. Или мячик в пинг-понге: легкий, беспрестанно прыгающий туда-сюда. Но Кэт не хотелось играть.
– Я уже взял, – отозвался Ливай. – Придержи дверь.
– Нет, ну в самом деле, – ворчала Кэт, – я могу понести сама.
Ливай лишь улыбался и посылал ей нежные взгляды.
– Милая, придержи дверь, я вынесу корзину.
Кэт сжала пальцами виски.
– Ты только что назвал меня милой?
– Само вылетело, – заулыбался он. – Но здорово получилось.
– Милая?
– А ты предпочитаешь «дорогая»? Это напоминает мне о маме… Как насчет детки? Нет. Лапочка? Котенок? Резиновая уточка? – Он замолчал. – Знаешь что? Остановлюсь-ка я на милой.
– Я даже не знаю, с чего начать, – сказала Кэт.
– Начни с двери.
– Ливай! Я сама могу нести свое грязное белье.
– Кэт! Я тебе этого не позволю.
– Почему ты должен мне позволять? Это же мое белье!
– По закону тебе принадлежит только девять десятых от имущества.
– Мне не нужно, чтобы ты носил за мной вещи. У меня есть две здоровые руки.
– Смысл не в этом, – сказал Ливай. – Я буду придурком, если позволю своей девушке тащить тяжелые вещи. А мне что делать: идти рядом, посвистывая?
«Своей девушке?» – повторила про себя Кэт, а вслух сказала:
– Уважать мои желания. И мою силу, мои… руки!
Ливай улыбнулся шире. Он не воспринимал ее всерьез.
– Я очень уважаю твои руки. Мне нравится, как они гармонируют со всем остальным.
– Из-за тебя я чувствую себя хрупкой и беспомощной. Отдай мне корзину, – потянулась к ней Кэт.
Ливай отступил на шаг:
– Кэтер, я знаю, что ты в силах нести ее. Но я не в силах позволить тебе. Я не могу идти рядом с тобой с пустыми руками. Ничего личного: я бы сделал это для любой обладательницы пары икс-хромосом.
– Еще хуже.
– Хуже? Но почему? Плохо, что я уважаю женщин?
– Это не уважение, а преуменьшение их сил. Уважай нашу силу.
– Я так и делаю. – Волосы Ливая упали ему на лицо, он подул на них и продолжил: – Будучи джентльменом, я проявляю уважение. С начала времен женщин угнетали и притесняли. Если я могу сделать их жизнь проще благодаря превосходящему по силе торсу, то я так и поступлю. При каждой возможности.
– Превосходящему!
– Да. Превосходящему. Хочешь помериться силой на руках?
– Мне не нужен превосходящий по силе торс, чтобы донести свою корзину с бельем, – сказала Кэт и зацепилась за ручки, стараясь отодвинуть Ливая в сторону.
– Ты специально игнорируешь самое важное, – заметил он.
– Нет, это делаешь ты.
– Ты покраснела, знаешь об этом?
– Что ж, – ответила она, – все потому, что я рассердилась.
– Не заставляй целовать тебя в порыве ярости.
– Отдай корзину.
– Накал страстей, разгоряченные лица… Так это и происходит.
Слова Ливая заставили Кэт рассмеяться. И это раздражало не меньше. Она использовала всю силу своего недостаточно крепкого торса, чтобы толкнуть Ливая корзиной в грудь.
Он легонько отстранил корзину, но не отпустил.
– Давай поспорим в следующий раз, когда я решу сделать для тебя доброе дело, хорошо?
Кэт посмотрела ему в глаза. Казалось, он читал ее, как открытую книгу, а может, каждая мысль субтитрами проходила у нее лице. Кэт выпустила из рук корзину и подняла сумку с ноутбуком, открывая дверь.
– Ну наконец-то, – сказал Ливай. – У меня уже трицепсы заболели.
* * *Эта зима выдалась самой морозной и снежной из всех, которые Кэт помнила. Была середина марта – по календарю уже наступила весна, но погода стояла январская. Каждое утро Кэт, не задумываясь, обувала зимние сапоги.
Она слишком привыкла к холоду, привыкла ходить по заснеженной улице и не удосужилась посмотреть прогноз погоды – совсем не подумала о состоянии дорог и о том, что, возможно, Ливай зря повез ее сегодня домой.
Теперь она осознала все это.
Казалось, их машина единственная на трассе. Солнца видно не было, как и дороги. Примерно через каждые десять минут из мглы выплывали красные огни фар, и Ливай жал на тормоза.
