Комментарий к ЧП начальника управления уголовного розыска ГУВД Мосгорисполкома полковника милиции Анатолия Егорова:
— Нечасто, но предатели к нам попадают. У сотрудников от ярости сжимаются кулаки, но пилюлю придется глотать. Факт.
Что за фактом? Извечное желание обогатиться, в той или иной степени свойственное людям, сегодня подогревается лозунгом ворвавшегося капитала: «Обогащайтесь! Все разрешено, что не запрещено!» Лозунг открыл двери расхитителю и вору. Правовая наука всегда, увы, тащится в хвосте у практики. Возможностей лавина. И они используются при нашей неотработанной, убогой законодательной и правовой базе. В этих условиях деньги — зло. Преступность прыгнула, как в пору НЭПа.
Появились силы (и немалые), готовые развеять все, на чем строились мораль и право, наша идеология в конечном счете. Я не знаю ни одной страны в мире, чтобы так чернила, мазала грязью свою историю, как это делается у нас. Нувориши, миллионеры покупают ныне не только сотрудников Угро, но и журналистов. Есть у нас такая информация.
Преступление — это две стороны медали: преступник и потерпевший. Не заметно ли читателю, как средства массовой информации, словно забыв о потерпевшем, бьются за права преступника. Почему такой крен, мне непонятно. Он что, кому-то выгоден? Бессмыслица исключена.
Мир держится системы: контролирующий не может получать меньше контролируемого…
Американский мой коллега получает ПО тысяч долларов в год. Я получаю 8, 5 тысячи рублей в год, рядовой сыщик — чуть более четырех. Надо вам знать, чертой бедности в Америке определен годовой доход в 12 тысяч долларов. За какой же мы чертой?
Теперь о бывших сыщиках, а ныне содержащихся под стражей. Они имели звания старшего лейтенанта и лейтенанта милиции соответственно. Оба — выпускники высшей школы милиции, 1961 и 1962 годов рождения. Претензий по работе не имели. Первый из них был премирован по итогам работы. И тут ошибки не было. Ошибка была в оценке моральных, человеческих качеств. С первой женой разведен, двое детей, алименты. Во втором браке ребенок. О достатке говорить не приходится. Все сказанное не для смягчения вины преступников, а лишь для полноты картины. И если бы «Коммерсант» обратился в управление, то получил бы ответы на любые интересующие его вопросы. Но газета шла путем добычи информации какими-то левыми путями, думаю, за деньги. При целенаправленной задаче дискредитации органов милиции, вероятно, так и следует поступать.
У нас есть прямая информация в отношении отдельных журналистов, что они состоят на службе у конкретных группировок. Пока тайно. Есть хорошая русская пословица: все тайное рано или поздно становится явным».
Мне эта заметка дико понравилась еще тогда. Теперь же я перечитываю ее просто с восторгом. Мощь и красота милицейских аргументов великолепны. Вы понимаете, даже вымышленный персонаж: Штирлиц прокалывался, чего уж говорить о живых людях! А чего вдруг им пришел на ум Штирлиц? Наверно, потому, что он был еще тот оборотень. Или, если выражаться в муровских терминах 1991 года, перевертыш. Не в том только смысле, что человек работал на две спецслужбы, но и в том, что получал немалые суммы от фашистов, в валюте причем. Скорей всего, полковник Исаев-Штирлиц платил с нацистских заработков партвзносы; советский шпион Конон Молодый жаловался, что у него вообще забрали всю прибыль, он же был по легенде успешный бизнесмен. Именно Штирлиц! Вы ведь понимаете, отчего он был так популярен в Советском Союзе. Люди себя с ним отождествляли. Наши граждане точно так же, как полковник Исаев, шли утром на ненавистную работу, скрывали свои мысли, вынуждены были терпеть чуждую идеологию — но при этом изредка им удавалось делать добрые дела.
Трогательны выкрики насчет идеологии. Менты к тому моменту еще не оставили привычку надувать щеки и произносить с умным видом ритуальные советские фразы.
Еще вам, безусловно, понравится такой милицейский тезис, уже приведенный выше: «Мир держится системы: контролирующий не может получать меньше контролируемого…» Какой мир? Ну разве только криминальный… А в прочем мире едва ли мент получает больше Рокфеллера.
В целом это, конечно, удивительный документ, замечательное свидетельство о том времени.
Свинаренко: — Алик! А Форос, кстати, почему мы не вспомнили?
— Форос? Горбач — трус.
— А что, он должен был сказать — убейте меня, и все?
— Или их убить. Ну, как-то надо было себя показать. А он такой сладенький приехал, в одеялку завернутый… Ну, еклмн, ну что это… И потом, еще ножкой притоптывал, на Ельцина голос повышал — ну это ж хуйня… Ты уже все, обосрался, дорогой товарищ…
— Ну, в общем, да. Он должен был пасть как герой…
— Конечно.
— И сейчас бы говорили — вот был человек, отец свободы! Убили подлые враги, коммунисты, твари. Венки б возлагали. Дети бы в школе несли караул у его бюста.
— Нет, я не хочу, чтоб кто-то умирал. Но он должен был как-то более адекватно себя повести!
— Как положено лидеру сверхдержавы!
— Но он выглядел абсолютно беспомощно. Мне так сразу противно стало…
— Ельцин тогда очень хорошо смотрелся на его фоне.
— Совершенно верно!
А еще я весной 1991 года съездил в Чили. Вот так-то. Есть такой довольно известный ученый — Виталий Найшуль. Он собрал несколько, как ему казалось, интересных молодых ученых, политиков, чиновников, и мы отправились в Чили, изучать опыт их экономических реформ.
В свою очередь, в Чили есть такой экономист Эрнан Бихи, кстати, выпускник Чикагского университета, который в правительстве Пиночета был министром финансов. После отставки Пиночета и его правительства он организовал Институт свободы и развития. Этот институт занимался тем, что приглашал группы экономистов из стран с переходной экономикой и читал им курс чилийских экономических реформ. Найшуль созвонился с этим институтом, сформировал группу, куда попал и я (за что я ему беспредельно благодарен по сей день), и мы отправились в Чили. Надо заметить, что это была моя первая поездка за границу вообще. Представьте себе: первый раз — и сразу в Чили. Ехали мы долго, двадцать два часа. «ИЛ-62» летел сначала до Лихтенштейна, потом были острова Зеленого мыса, потом Буэнос-Айрес и уже затем Сантьяго-де-Чили. Когда пролетали над Рио-де-Жанейро, облаков не было, и весь город был как на ладони. Можно было рассмотреть Маракану, статую Христа с распростертыми руками, кристаллики небоскребов вдоль желтых пляжей Капакабаны. Впечатления захлестнули меня. Вспомнились детские книжки про пиратов, дальние моря. Остап Бендер в белых штанах. Вспомнилась также фисуненковская книга «Пеле, Гарринча, футбол», еще всякая ерунда типа «много, много диких обезьян»…
Сантьяго… В нем не было ожидаемой латиноамериканской карнавальности. Спокойные люди с бесстрастными индейскими лицами. Небольшого роста, ладно скроенные брюнеты. Женщины? Ничего особенного, такие миниатюрные грузинки. Негров нет. Объясняют, что рабства в Чили не было, поскольку негров завозили с Атлантического побережья и они просто не доходили до Чили — умирали еще в Аргентине, в Патагонии, в горах.
Изредка встречаются шатены и блондины. Шатены — это потомки старых испанских родов, их пращуры были конкистадорами. Это местная аристократия. Они крупные землевладельцы и инвесторы. С индейцами они почти не перемешиваются, храня дворянскую кровь испанских грандов. Блондины — это немцы. Эсэсовцы и офицеры вермахта, сбежавшие сюда от греха подальше после войны. Эти контролируют торговлю, участвуют в производственном бизнесе и служат в армии средним офицерским составом. Никакой дворянской крови в них нет, поэтому ассимилируются довольно легко. Встречались русские, потомки эмигрантов первой волны. В основном из казачьих офицеров.
Понравилась местная водка — писка (хи-хи), мутная водка с привкусом текилы. Перед едой маленькую рюмочку — милое дело. Еда? Хорошая, добротная. С преобладанием жареной говядины и рыбы. Море очень хорошего (теперь-то мы знаем) чилийского вина. Много фруктов, самых обычных, но очень вкусных — яблоки, груши, персики…
Первое, что бросается в глаза, — повсеместное присутствие армии. Солдаты с автоматами на бронетранспортерах патрулируют город (в то время армия еще не передала полицейские функции). Армия — крупнейший землевладелец, армия — гордость нации. Армия — гарант конституции. Служить в армии — честь (еще не всякого возьмут). Самое лучшее оружие, самое лучшее обмундирование. Дисциплина — закачаешься: немцы ставили. Солдат обут, одет, сыт и нос в табаке. Смотреть на эту довольную крестьянскую морду просто противно. Офицерство — потомственное. От отца к сыну. Офицерство — это средний класс. У каждого свой дом, машина и прочее.
Армия маленькая, но чрезвычайно боеспособная. Когда в восьмидесятых был какой-то пограничный спор с Аргентиной, совпавший с Фолклендским кризисом (Пиночет помогал Тэтчер), то аргентинцы было полезли, так чилийская армия гнала их чуть ли не до Буэнос-Айреса.
