В мае 1900 года брат Тейлора начал сбывать фальшивые банкноты. На подделку обратили внимание на тридцать второй попытке. Остальные он сжег. Вызванный на допрос к шефу Секретной службы, он объяснил, как и было условлено, что до заключения под стражу Тейлору и Бренделу удалось спрятать часть оборудования. Оба фальшивомонетчика поведали ту же легенду. Но волею судеб банкнота, которую они скопировали, оказалась выпущена после того, как они оказались в тюрьме, что и выявила рутинная сверка серийного номера. Брата Тейлора арестовали как соучастника. Ради его освобождения Брендел и Тейлор сдали клише и согласились дать показания против собственного адвоката.
Адвокат избежал уголовного наказания: он добыл свидетельство экспертов, доказывавшее, что тюремная фальшивка могла быть изготовлена только при использовании восьмитонного печатного пресса, четырех помощников, фотоаппарата стоимостью в пятьсот долларов и рабочего пространства площадью двадцать на двадцать футов. Даже когда Брендела и Тейлора заставили продемонстрировать свой крошечный аппарат присяжным, те им не поверили.
Граверы получили по семь лет и вышли на свободу в марте 1905 года. Брендел основал фирму, занимавшуюся изготовлением клише, взяв к себе на работу и старинного приятеля, пока тот не скончался в середине 1920-х. Брендел до 1934 года возглавлял департамент по изготовлению гравюр в одном из издательских домов Филадельфии, после чего учредил «Банкнотную компанию Жирара» — вероятно, с целью подразнить Секретную службу. Ее агенты завели обыкновение наведываться к нему всякий раз, когда умный фальшивомонетчик появлялся на улице, и в 1938 году нагрянули с обыском в «Банкнотную компанию Жирара». Ничего противозаконного не нашли. Секретная служба пришла к выводу, что в любом случае ни одна из циркулировавших тогда по стране фальшивок недотягивала до высоких стандартов Брендела. Он скончался в 1956-м.
Федеральные доллары — Серебро и золото — «Преступление 1873 года»— Собрания Каталины — Монетный Гарвей — Волшебник страны Оз — Доллар всемогущий, или Всемогущий Бог — Мальчишка-оратор — Золотой крест
Оглядываясь на события Гражданской войны, конгрессмен Джеймс Дж. Блейн вспоминал, что бумажные деньги были почти для всех восхитительным приключением: «В силу того, что под воздействием увеличившегося денежного обращения возродилась торговля, в силу того, что рынок абсолютно всех товаров постоянно расширялся, а цены плавно росли, поддержание военных усилий стало намного более приятным долгом для основной массы нашего народа, — провозглашал он. — Вовлечение населения в прибыльные схемы сильно способствовало военной политике правительства. Денег было более чем достаточно: биржевая игра — активной: государство было щедрым покупателем и расточительным потребителем. Всякий, способный к труду, нанимался на высокое жалованье: всякому, у кого был товар на продажу, гарантировались высокие цены».
Цены, однако, росли быстрее, чем заработная плата: в 1864 году солдаты получили трехдолларовую прибавку к своим тринадцати долларам в месяц, но цены за то же время удвоились. С окончанием войны государство прекратило свои закупки, и цены упали на 15 %; заработная плата падала еще быстрее — по мере того как солдат увольняли из армии. Сэлмон П. Чейз, санкционировавший выпуск гринбеков на сумму в 450 млн долларов в годы войны, теперь волновался о том, что они неконституционны: неудивительно, что за гринбек достоинством в один доллар давали только половину стоимости в золотом исчислении. Чейз носил золотой доллар на цепочке от часов, «намереваясь проходить так до тех пор, пока гринбек будет так же хорош», а в 1864 году покинул министерство финансов ради поста председателя Верховного суда.
Теперь Конгресс постановил постепенно изымать из обращения бумажные деньги правительства на уровне 10 млн долларов в месяц. Это решение о сокращении денежной массы в условиях послевоенного экономического спада вызвало яростную оппозицию. Конгресс нервно согласился приостановить изъятие гринбеков и даже пошел на незначительную эмиссию. Десятилетием позднее компромиссное постановление заморозило общую стоимость находящихся в обращении гринбеков на уровне 375 млн долларов — сумма, которая технически оставалась неизменной до 1986 года.
Чейз использовал возможность урегулировать денежный вопрос в 1870 году, когда один кредитор, ссудивший сумму в золоте, отказался принимать ее назад в обесценившихся гринбеках и обратился в суд. Чейз постановил, что гринбеки, которые он же и изобрел и на которых красовался его портрет, неконституционны. Даже Конгресс не мог обязать кредитора принимать бумажные деньги в счет золота, которое он ссудил. Гринбеки, разумеется, существовали в качестве валюты, но в реальности не являлись законным платежным средством. Скорее, напоминали то, чем два столетия назад был вампум.
Слова «законное платежное средство для всех долгов, государственных и частных» до сих пор присутствуют на лицевой стороне каждой долларовой купюры, поскольку смена состава судей и новый иск позволили Верховному суду на следующий год отменить решение Чейза. Суд постановил, что у правительства есть право выпускать бумажные деньги в качестве законной валюты, поскольку оно неразрывно связано с правом на суверенитет, правда, у Конгресса возможность самому печатать банкноты прямо не забрали.
Комментируя появление государственных банковских билетов, сенатор Джон Шерман в свое время предсказал, что единая валюта «даст каждому акционеру, каждому ремесленнику, каждому работнику, на руках у которого окажется хотя бы одна из таких банкнот, долю в управлении страной». Его мрачное предсказание сбылось. Огромное количество американцев приняли вызов. Все, что касалось доллара, что прежде вызывало их интерес или отталкивало, поощряло или сбивало с толку, было на совести государства, и теперь они могли на это как-то повлиять. Прежде люди недовольно ворчали и волновались. В следующие тридцать лет разные заинтересованные группы выведут доллар на первый план внутренней политики и попытаются силой привести его в подчинение на глазах у всей нации. В 1875 году на американской политической сцене появилась партия гринбекеров, собравшая миллион голосов на выборах в Конгресс 1878 года. Гринбекеры хотели, чтобы гринбеки оставались в обращении вечно, и чтобы их стало больше. Они пели:
Поем мы и свободе нашей, гринбек
О справедливых и свободных деньгах
Из каждой стороны в грядущем
Раздастся глас певцов, что восхвалят тебя,
И голоса их будут вторить об одном —
Что золото — не царь отныне.
И будет песнь передаваться в каждый дом:
Шейлока старого оков здесь нет отныне,
Падут его сокровища навек,
Блестя купонами златыми,
И монополиям возврата нет!
Пусть денежные короли томятся в тюрьмах
И за гроши ломают свои спины
А правые восторжествуют
Прощай навеки время богачей, ведь мы едины
Они выступали против банков и звонкой монеты и считали, что у государства должно быть право выпускать собственную валюту в их интересах.
В 1875 году, в условиях истекающего мандата республиканского большинства. Конгресс урегулировал проблему гринбеков — и переложил головную боль ее выполнения на своих преемников, — когда ограничил обмен на золото по номиналу 1 января 1879 года. Пессимисты предсказывали, что в этот день массовый натиск на золотой запас страны обернется ее банкротством. Они ошиблись: население безропотно перевернуло «величайшую страницу в истории США» — по выражению «Нью-Йорк дейли трибьюн». На Уолл-стрит царило ликование. Спрос на гринбеки оказался столь же велик, как на золото или серебро, поскольку рост национальной экономики требовал дополнительных средств обращения. Цент за центом стоимость бумажного доллара росла, пока за две недели до великой даты погашения гринбеки не сравнялись со своим золотым эквивалентом. Встревоженный министр финансов телеграфировал из Вашингтона, требуя выяснить, что происходит. Ответом было — ничего. Только 135 000 долларов в гринбеках предъявили для обмена на золото, тогда как в тот же день 400 000 долларов золотом обменяли на более удобные бумажные деньги. Даже разменные купюры Спенсера Кларка, истрепанные и отталкивающие, как давно почившие в небытие новоорлеанские пикейоны.
Зимой 1877 года вся мелкая серебряная монета, исчезнувшая с выпуском первых гринбеков, устремилась обратно в страну. Сотни миллионов трехцентовиков, пятицентовиков, даймов, четвертаков и полудолларов посредством торговли мистическим образом всплыли на поверхность. Многие из них провели последние пятнадцать лет в Канаде, а прочие ушли в Южную Америку, где сформировали совершенно новую местную валюту. Мало кто задавался вопросом, откуда они взялись, все просто были рады вновь увидеть свои монеты.