Ознакомительная версия.
— Осторожнее, Петр Сергеевич, сок каплет!
— Салфетки есть?
Дали и салфетки.
Петр Сергеевич куснул — сладкая ароматная мякоть расплылась на языке и зубах сочными крупицами. Он куснул второй раз, третий — сладкая влага проникла в живот — и смягчила, и подсластила и суетню, и колготню, и неудовлетворенность собой и проведенным днем, наполнила душу и тело запахом ушедшего лета и ароматами осени, и оживила, и напоила… И Петр Сергеевич кусал и глотал, торопясь и не прожевывая всю эту предучебную бестолковицу, всех этих грузчиков, мытье полов, вчерашнюю до трех часов ночи подготовку к лекции, споры и перебранки с Хачеком, неразбериху со ставками, замечания лаборантки… он кусал и глотал, кусал и глотал, и сладкий сок арбуза, как сок земли, стал наполнять его до самых краев силой и надеждой. Петр Сергеевич, испачканный до ушей, смотрел не вокруг, внутрь себя, а видел напротив лица своих сотрудников — рыхлое, как блин, рыльце Извекова, вопросительную элегантную маску Соболевского, какое-то затравленное сегодня и словно еще неравномерно выросшее, как у подрастающего котенка, личико Лены. Он смотрел и чувствовал себя все-таки сильным.
Пусть! Пусть первый блин комом, пусть все прошло немного не так, как хотелось, пусть все оказалось хуже, сложнее, прозаичнее, чем хотелось, но это только прошел первый день. Еще все наладится, устаканится, утрясется и войдет в нужную колею. Только бы эти люди, что были сейчас с ним, помогли ему или по крайней мере не предали. Ведь он, в сущности, так одинок. Каждый из них сейчас, доев вместе с ним эти сочные розовые ломти, поедет к себе домой, к своим родным, разделит с ними ужин и постель. А он закроет свой кабинет и вернется в пустую, общежитскую временную квартиру, и никто не спросит, как у него дела, что он ел, как прошла лекция и что будет завтра. И никто у него этого не спрашивал никогда. И дома своего у него никогда не было. И родителей не было… Была только одна воспитательница в детдоме, которая всегда ему говорила, что она в него верит.
Завтра. Вот ключевое слово его теперешней жизни.
Петр Сергеевич перестал жевать и опомнился. Около него на газете, неизвестно кем подложенной, высилась здоровенная гора из корок. Полусфера больше не существовала.
— Братцы, я сегодня не обедал, — в смущении сказал он.
Соболевский улыбнулся, аккуратно выплюнул арбузную косточку.
— Если вы любите арбузы, то приехали в наш город не зря. Арбузные у нас здесь места.
— И помидоры, между прочим, тоже очень хорошие, — добавил Извеков, как всегда, с полным ртом. Лена смотрела на них и молчала.
Саша и Мурашов ползали на корточках, рассматривая землю под ногами.
— Хрен здесь чего найдешь.
— Ребята, валите отсюда по-хорошему. — Охранник в камуфляже выглядел очень серьезно.
— Слышь, браток, мы здесь часы обронили.
— Когда вы обронили?
— Позавчера.
— Че? Не было здесь никаких часов, а вот ментов была целая бригада. — И он стал названивать кому-то по мобиле. — И чую я, что вы тоже из этих.
— А чего, менты часов не носят, что ли?
От подъезда к ним быстрым шагом шел легкий человек в черном костюме.
— Секьюрити. Я его знаю, — сказал Мурашов. — Чемпион по каким-то единоборствам.
— По нескольким, что ли?
— Ага. Сразу по трем видам.
— У вас какие-то проблемы? — Чемпион подошел и выглядел вполне дружелюбно.
— Да нет, мы вот просто хотели зайти, на летней веранде шашлычка поесть.
— Сегодня шашлыков нет.
— А-а-а… — Саша оглянулся вокруг себя, будто что-то искал. — Жаль… Но мы сейчас уйдем.
— Идемте, я провожу.
— Сейчас… Шнурок вот на кроссовке развязался… — Он сделал в сторону два шага и присел. — Вы идите, я вас догоню.
Мурашов посмотрел на Сашу, потом на секьюрити и пошел вперед.
— А вот я вас вот о чем хотел бы спросить, — торопливо говорил он чемпиону и все пытался его подманить за собой, увести от Саши. — Что это такое, если во всей округе теперь и шашлычка не сыскать? Только вот у вас в клубе, говорят, делают приличные шашлыки…
Чемпион помедлил с минуту, тоже оглядываясь на Сашу, потом, видно, решив, что эти люди не представляют для него никакой опасности, медленно пошел за Мурашовым к воротам. А Вова все говорил с ним, говорил, говорил…
Саша наконец догнал их.
— Завязал шнурок? — спросил Мурашов.
— Ага. Шелковый шнурок, все время развязывается. — Одна рука у Саши была в кармане, но секьюрити не обратил на нее никакого внимания.
— Вешаться на таких шнурках, наверное, хорошо… — задумчиво сказал он.
Саша и Мурашов вышли за пределы ограды. За площадкой для машин они уже больше никого не интересовали.
— Давай пакет, — сказал Саша, осторожно вынимая руку из кармана. На разжатой его ладони лежал темный комок земли. Мурашов быстро подставил под нее полиэтиленовый пакет для сбора вещдоков, Саша ссыпал в него землю. — Бирку давай и печать.
— Знаешь, я ведь разрешения на изъятие вещдоков с поверхности земли этого клуба так и не получил, — тихо сказал ему Мурашов. Саша остановился.
— Так ты меня здесь этому чемпиону на убой, что ли, подставлял?
— Я к своему начальнику обратился, а он говорит, что позвонит руководству клуба. Здесь ведь частное владение. Ну, так и звонил целый день. Я к нему пришел, перед тем как за тобой ехать, а он говорит: «Отбой. Присутствие ментов на территории клуба нежелательно».
— Ну, а если мы все-таки найдем в этом комке земли кровь? Это что-то изменит? — спросил Саша, когда они уже сидели в машине Мураша.
— Да хрен его знает. Джоев может сказать, что он на этом месте барашка резал…
— Еще чего не хватало! — Саша был даже рад, что он сейчас не дома, что он сидит в милицейской машине и ему не надо смотреть на полиэтиленовый пакет с деньгами, отданный ему у нотариуса. Что такое эти бумажки? Фигня. Он ладонями будто еще чувствовал руль его «тэтэшки», нога сама привычно искала педаль… — Нет, Володя, ничего тебе Джоев про барашка не скажет. Мы можем быстро определить сначала видовую принадлежность крови, и если это действительно кровь человека — определим и ее группу. Если же сойдется и группа — точно тут паренек лежал.
Мурашов тронулся с места.
— Лежал и замерзал. Почти летом. Фигня какая-то.
— А знаешь, Мураш, в этом и парадокс. — Саша в своем расставании с машиной был сейчас склонен пофилософствовать. — Как я заметил, почти никто не умирает по плану. Вот живут большинство людей. Все-таки приблизительно, как хотят. Или как задумывают. А вот умирают почти все случайно. — Мурашов ничего не отвечал ему. Просто смотрел вперед. — Раньше, в деревнях особенно, жили люди. Жили себе, жили, потом ложились — и умирали. Как говорили, от старости. А в моей собственной практике смерти от старости — просто вот от возраста — не было ни разу. Представляешь? Ни разу.
— Тебя куда? — спросил его Мурашов, когда они оказались недалеко от набережной.
— Домой, — пожал плечами Саша. Огромный памятник, белея, высился перед балюстрадой. — Остановись на минутку, — попросил он.
Мурашов остановился практически на том самом месте, где несколько дней назад Лена видела черные машины.
— Хочешь выйти? Пописать рядом с ним? — Мурашов кивнул на «писающего летчика».
— Нет. — Саша нажал на кнопку, стекло окна поползло вниз. — Народу еще много. — Он помолчал. — Тепло. Почти так же, как в ту ночь, когда замерзал этот парень. Кстати, ты не знаешь, где Джоев?
— Знаю. — Мурашов курил и выпускал дым в свое окно.
— Где?
— У меня в изоляторе сидит.
— Что? Ты его задержал? А чего молчишь? И на каком основании ты его задержал?
— На каком основании… — Мурашов усмехнулся. — На таком основании, что ногти у него грязные были. Я когда от тебя вышел, подошел к нему. Хотел с ним попрощаться. Ну, кое-чего еще спросить. Закурить ему дал. Он не курит, но сигарету взял. Я смотрю, а у него под ногтями грязь. Серо-черная. А он ведь повар. Хоть и на шашлыках стоит, но там в клубе строго. Всех проверяют. Санитарный контроль, все такое. Кроме того, Джоев ведь сам огонь не разводит. Для этого специальный человек при нем есть.
— Так ты ему что, ногти обстриг? — Саша уже понял, куда клонит Мураш.
— Ага. Как в детском саду. Я когда в сад маленьким ходил, у меня там сумка санитарная была. Через плечо. Я должен был у всех руки проверять перед обедом. Ты вот мне лучше скажи, куда теперь сдать эти ногти?
— Они у тебя запакованы?
— Ну…
— Ну, так оформляй направление. Или грязь из-под ногтей Джоева — тоже собственность клуба?
— Уже оформил. — Извеков достал из бардачка еще один полиэтиленовый пакет и к нему бумагу-направление для обнаружения пороха и оружейной смазки в содержимом из-под ногтевых пластинок гражданина Джоева. — Куда это?
Ознакомительная версия.
