Ознакомительная версия.
— Циферблат, кажется, цел. — Она поднесла механизм к уху. — Только они не идут. Сломала… — Она бессильно опустила руки.
— Они и не шли. — Соболевский тоже не смотрел в ее сторону. Просто по звукам угадывал, что она делает. — Это очень старые часы. Из танка.
— Как из танка? С войны? — Лена была до смерти рада, что он хоть что-то ей говорит. Пускай хоть любую ерунду.
— Такие часы стояли в «Т-34». После войны, когда танки уже не нужно было ремонтировать в огромном количестве, все склады оказались забиты такими часами. Их ведь заменяли при ремонте, если, скажем, танк выходил из строя. А когда оказалось, что часы некуда девать, — под них специально стали делать чугунные литые корпуса. На разные сюжеты. Это вот — «Хозяйка Медной горы».
— Ты так много знаешь…
— Это Вячеслав Дмитрич мне рассказал. Ты с ним скоро познакомишься. Он на днях выйдет из отпуска.
Лена пыталась сложить вместе две половинки корпуса.
— Здесь, наверное, выпал шуруп. Или болт, я не знаю. Вот, дырка свободная. С той и с другой стороны…
Соболевский вдруг встал и подошел к столу Саши Попова. Провел ладонью по зачехленной поверхности его ноутбука и сказал:
— Что я теперь ему скажу? — Он постоял, развернулся лицом к Лене и спросил не ее, а себя, обращаясь к ней: — Ну, как я должен теперь перед ним оправдаться? И смогу ли я перед ним когда-нибудь оправдаться?
Лена положила половинки на стол и подошла к Игорю, положила руку ему на плечо, заглянула в глаза.
— Знаешь, я думаю, что ты должен просто ему сказать, что когда-то ты очень любил его мать. Мне кажется, что это правда.
Соболевский отошел, постоял, повернувшись к ней спиной, и медленно сказал:
— Какая ты все-таки еще маленькая девочка… — Он усмехнулся, как вздрогнул. Снова сел за свой стол. — И неужели ты думаешь, что ему от моих запоздалых признаний будет легче…
Лена выключила свет и направилась к двери.
— Легче или нет, я не знаю. Но думаю, что правда — это самое лучшее, что ты можешь сказать.
* * *
От «писающего летчика» Саша и Мурашов все-таки не поехали по домам. Они зашли в дешевую забегаловку около рынка, где торговцы, которым негде было ночевать, как возле своего товара, ночь напролет пили пиво. Они взяли пропахшие прогорклым маслом беляши и миску овощного салата цвета тропического коктейля.
— Подумай сам, — говорил ему уже порядком накачавшийся Мурашов. — В сложившихся обстоятельствах, — он очень тщательно выговаривал это словосочетание, — ну, что нам эта горсточка земли может дать?
— Факты — полезная вещь. — Саша отставил свой недоеденный беляш и отпил из пузатой граненой кружки. — Если ты имеешь факты, у тебя гораздо больше возможностей их правильно использовать, чем когда ты их не имеешь.
— Нет, ты скажи, — Володя все никак не мог успокоиться, — ну, на хрен мы там сегодня с тобой ковырялись в земле у этого клуба, если у Джоева не только ногти оказались вымазаны оружейной смазкой, но и от ножниц между пальцами обнаружилась ранка?
— Нет, ты ничего не понимаешь, — вяло отпихивался от его объятий Попов. — Я отдам эту землю на экспертизу физикотехникам — ну, Владу и Владику, ты их хорошо знаешь. И они путем спектрального ли анализа, или хроматографического анализа, или еще хрен знает какого анализа установят в этом комочке земли следы крови, потом докажут, что эта кровь принадлежала племяннику Джоева, а она сто пудов ему принадлежала, и ты сам увидишь, какой расклад приобретет твое дело.
— А-а-а! Что бы ты мне ни говорил, я его уже, можно сказать, раскрыл. Эти оба огнестрела, баба с ножницами в груди — это все дело рук этого Джоева.
— Шашлычника?
Вова расслабился, растекся на жестком стуле, ронял сигаретный пепел Саше в тарелку, себе на грудь.
— Шашлычник Джоев. Это он. Он всех замочил. Погоди, пройдет пара дней, и он во всем сознается.
— Может, тебя даже наградят, — ухмыльнулся Саша. — Повысят в звании, квартиру дадут…
— Только б не посмертно, — также ухмыльнулся в ответ Мурашов. — Посмертно — неохота.
— А тебя и не наградят. Не волнуйся, — Саша опять отхлебнул пива. — Вовсе не факт, что Джоев сознается. Ногти ты ж ему стриг без понятых? Он скажет, что это не его ногти. А ранка между большим и указательным пальцами — так он просто кожу ножницами прищемил, когда сам свои ногти и стриг. — Саше опять уже очень хотелось спать. Что за жизнь такая хлопотная? Не даром ему дался сегодняшний денек. — Ты ж пойми, — говорил он сонно Мурашову. — Джоев — человек-кремень. Ты видел, как он смотрел на своего погибшего племянника? Даже не вздрогнул. Как стакан воды выпил.
— А ты что, хотел, чтобы он тебе лезгинку в твоем холодильнике сплясал?
— И, между прочим, какой у Джоева мотив был всех мочить? Тебе пришло подтверждение, что наш парень — это действительно его племянник?
— Так зачем бы я с тобой тут сидел, если бы это был не он, — обиделся Мурашов. — Из поликлиники уже пришел факс — копия страницы из амбулаторной карты. Парень два года назад свалился с велосипеда и разодрал себе ногу. Этот рубец ты и обнаружил.
— Жалко парня, — вздохнул Попов. — Пропал ни за грош. Как он вообще попал в этот клуб?
— А Джоев мне не соврал. Парень действительно приехал к нему за деньгами. Но поскольку наши два обалдуя на работу без предупреждения не вышли, Джоев хотел дать возможность племяннику подработать. Возможно, всего один раз. А тут эти со своего дня рождения подвалили. Теперь уже не узнать, кому первому в голову пришла идея с ромашками. Не исключено, что той самой даме с ножницами в груди. И ты представляешь, когда Джоев стоял вместе с нами в холодильнике и смотрел на племянника, он ведь эту дамочку уже замочил. Буквально за полчаса до того, как к нам приехать.
— Он ее выманил из квартиры?
— Элементарно. Как и тех двух выманивал из машин, а потом в них стрелял. Кстати, у него в квартире я ружье обнаружил.
— Когда ты успел?
— Необязательно же самому везде ездить. Ребят попросил. Жена его не успела спрятать.
— Ну, не пропадут теперь наши физикотехники без работы. — Саша тяжело вышел из-за стола, подошел к стойке и вернулся назад с большим коричневым лещом в твердой чешуе и еще с двумя кружками пива.
— Угощайся, Вова. Я проставляюсь.
— Зря ты машину продал.
— Да фиг с ней, с машиной. Деньги очень нужны. — Саша с хрустом отодрал от леща плавник и стал его обгрызать. Некоторое время они пили пиво молча.
— А все-таки несправедливо, — вдруг сказал Мурашов.
— Чего? — Саша поднял красные глаза от кружки.
— А то, что теперь этот Джоев за всех отдуваться будет. Эти наши козлы племянника его ни за что ни про что замочили. — Саша приподнялся, чтобы возразить, но Мурашов не дал ему сказать. — Замочили, — как прихлопнул он, — что бы там ни говорила наша медицинская наука, а ты в ее лице. И вот получается, те, кто его колол дурацкими кнопками, резал ножиками и ножницами, — хорошие ребята?! Они тут ни при чем. И виноват один Джоев, у которого есть жена, есть дети. И есть, черт побери, сестра. За сына которой он мстил и за которого будет теперь мотать солидный срок. И вот ты теперь мне скажи, — Мурашов кинул леща на стол и схватил Попова за грудки, — на хрен мне сдалась твоя судебная медицина?
Саша аккуратно опустил обглоданную рыбью кость на тарелку.
— Отпусти меня, Мурашов, не тупи.
— А в чем моя тупость-то, а? Объясни! — Мурашов побледнел и брызгал слюной. — А то я ведь простой мент, следователь, я ваших медицинских штучек-дрючек не понимаю!
— Ну, тогда заткнись, если не понимаешь, и слушай меня. Только спокойно. — Саша сделал хороший глоток и отодрал от леща последний плавник. — Вот скажи мне, три бугая — двоих ты видел у нас уже с огнестрелами, а третий, даю руку на отсечение, тоже не меньшей комплекции, — захотели бы этого парнишку замочить. Они бы его запинали, забили кулаками или просто один раз пырнули бы ножом — и до смерти. Но ведь было не так? Значит, они не хотели его убивать?
— Так они что, значит, хорошие? — Мурашов отодвинулся от стола и смотрел на Сашу, наливаясь глазами в точности, как Хачек.
— Нет, не хорошие. Но и умысла убивать у них не было.
— А что они тогда хотели сделать? Пошутить? Пощекотать себе нервы?
Саша пожал плечами.
— Я думаю, тут имел место банальный кураж. Вседозволенность, унижение слабого — вот то, что сейчас у нас считается признаком силы. И в эту игру оказались вовлечены все без исключения. Даже девушка. Сыграл свою роль старый инстинкт преступных сообществ. Стало необходимо, чтобы все оказались замазанными. Не нашлось никого, кто бы сказал, что нужно перестать, что такие игры не могут довести до добра. Они, может быть, даже подбадривали друг друга. Конечно, они измывались над парнем, но всерьез убивать его никто не хотел. Да и повода не было. Это было всего лишь демонстрацией силы. Той силы, которой завидуют. Ведь ты сам, Мураш, когда смотрел у нас в экспертизе в окно на их машины, ты тоже завидовал их силе. А кончилось чем? Двух застреленных садистов уже увезли на кладбище. Весной поставят им памятники из черного мрамора. А третий наложил в штаны от страха, как бы и его не прикокнули, и теперь в бегах.
Ознакомительная версия.
