Получаю самое страшное наказание, которое они могут придумать для беременной девушки: отправляюсь в комнату без ужина. И я рада этому. У меня появляется шанс упаковать свои вещи без пристального надзора Новенькой.
Единственная значимая вещь для меня — книга по подготовке к ЕГЭ. Все остальное напоминает мне о той жизни, от которой я пытаюсь сбежать. Может, когда доберусь до Вирджинии и сдам этот экзамен, смогу отправить мисс Клэр свои результаты, чтобы она мной гордилась. Может, отправлю ей фотографию Боба՜, когда он подрастет. Маме я не отправлю ничего.
На улице идет снег. Тонким слоем он покрывает автомобили. Прямо как перхоть Джой. Надеюсь, он прекратится. В моем положении бродить под снегом — не лучшая затея. Я складываю два платья, которые подарила мне мисс Кора, мою любимую пару джинсов, толстовку, футболку и калькулятор. Вырываю фотографию Алиссы из книги про нас и прячу ее в карман вместе со всеми своими сбережениями. Еще один последний взгляд на комнату. Это конец моей жизни здесь. Возможно, никогда больше не увижу мисс Кору или мисс Клэр. Они самые приятные взрослые, которых я встречала со времен миссис Ричардсон. Может, Тед прав, и мне стоит рассказать мисс Коре. Некрасиво оставлять ее в неведении после всего того, что она ради меня сделала. Я сажусь и пишу небольшое послание, в котором благодарю ее за то, что она сражалась за меня и объясняю, что это мой единственный выход. Надеюсь, я права.
Дверь распахивается, врезаясь в стену, и в комнату врывается Новенькая. Она ничего не говорит. Даже не смотрит на меня. Переодевшись в свою пижаму, забирается в кровать и поворачивается ко мне спиной. Я вздыхаю, сжимая под подушкой свой нож. Без шуток, я боюсь ее больше кого-либо в этом мире. Ей проще убить меня во сне, чем Келли.
Не спать, Мэри. Не спать.
Но догонялки с Тарой вымотали меня. Мои веки наливаются свинцом и закрываются. Моргнув, я понимаю, что проснулась в абсолютной темноте этого дома. Боже, сколько время? Два ночи? Черт, я проспала. Мы с Тедом должны встретиться через час на станции! Я быстро сажусь и оглядываю комнату. Кровать Новенькой пустая.
Дерьмо.
Я откидываю одеяло и натягиваю кроссовки, прислушиваясь к дыханию этого дома. Отопление выключено. Снегопад ни капли не замедлился. В доме пахнет свежестью. Может, она просто отошла в туалет или попить.
Тед. Нужно позвонить Теду. Но если я буду сидеть на месте, то вскоре она вернется и убьет меня. Чем дольше остаюсь здесь, тем меньше мои шансы на выживание. Я закидываю на плечи свой рюкзак и засовываю руку под подушку. Пусто. Мой нож исчез.
Мне нужно выбираться отсюда.
Дверь скрипит, как клаксон, когда я выглядываю из-за нее. В коридоре пусто. Ничего, кроме тьмы. Жуткое кладбище расстилается передо мной, а лестница, кажется, в тысяче километрах отсюда. Ключи в моем кармане врезаются в кончики моих пальцев, когда я на цыпочках ступаю на эту территорию. Храп Тары сотрясает стены, холодильник грохочет на кухне, ветер ломится в заднюю дверь. Новенькой нет. Будь наивнее, я бы решила, что здесь нет никого, кроме меня. Но она все еще в доме. Чувствую ее присутствие. Призрак, как густой туман, окружающий меня.
Еще один шаг, и слышу, как скрипят мои кроссовки. Благодаря Бобу՜, я теперь напоминаю скорее движущуюся скалу, чем перышко. От каждого моего шага пол подо мной прогибаются. Прохожу мимо комнаты Тары и чувствую, как потеют мои руки. Крошечный луч уличного света пробивается в коридор сквозь окно в ванной. Теперь я вижу лестницу. Новенькой все еще нет.
Чувство беспокойства, роющееся в районе моего позвоночника, завладевает всем телом.
Возвращайся! Возвращайся! Позвони Теду!
Но я уже вижу входную дверь. Свобода так близко, что я почти чувствую запах свежего воздуха... пока он ни смешивается с лимонным ароматом ее шампуня.
— Мэри, куда собралась?
Новенькая выходит из комнаты Келли, подобно приведению с сияющей белоснежной кожей. У меня перехватывает дыхание, и я пячусь назад.
— Ты не можешь оставить меня, я тебя не отпущу, — выдыхает она.
Беги! Возвращайся!
Я разворачиваюсь, но передо мной оказывается Келли с ножом, приставленным к Бобу՜.
Моим ножом.
Это оказывается моей последней мыслью, прежде чем я делаю решающие два шага в неправильном направлении. Требуется всего лишь один толчок маленькой тощей ручки Новенькой, и я уже лечу с лестницы вниз.
16 глава
Проснувшись в своей прекрасной мягкой больничной койке, чувствую, что мое горло все еще саднит от крика. Последние два дня прихожу в себя лишь ненадолго, после чего снова погружаюсь в сон, но эту боль я всегда чувствую первым делом. Жжение, будто поужинала острыми перцами. После о себе дает знать все остальное: вывихнутая лодыжка, раздробленная коленная чашечка, сломанное запястье, шов над бровью и синяк размером с Юпитер на затылке.
Боб в порядке.
Как я пережила падение? Что ж, это хороший вопрос. Отправившись в полет, я мгновенно сообразила, что мне необходимо защитить Боба՜, поэтому падала навзничь, а рюкзак не дал размозжить мой позвоночник на части. Хотя это не отменяет того, что я летела вниз по лестнице как пружинка.
К тому времени, как достигла подножья, сознание уже покинуло меня. Придя в себя, ощутила удушающую волну боли. Вокруг меня роились руки, мигалки скорой помощи слепили глаза, Мисс Штейн орала, а я умоляла добить меня. Потому что если бы Боб умер, умерла бы и я. Не смогла бы пережить вину за убийство еще одного ребенка.
Но Боб все еще во мне. Боб в порядке. Пока что.
Моя палата ослепительно-белая и стерильная. В больницах убираются тщательнее, чем это делает мама, так что здесь мне спокойно. Это место напоминает мне то, в котором я оставалась до того, как отправиться в детскую тюрьму. Тогда, когда еще не говорила.
Медсестра привозит мне обед, и Винтерс просыпается. Он похрапывает в уголочке уже два дня.
— Проснулась. Хорошо, — ворчит он.
Он подходит к моей койке и оценивающе оглядывает меня, будто машину. Должно быть, я выгляжу ужасно, поскольку, каждый раз, когда его взгляд падает на меня, он морщится, словно порезался об бумагу.
— Они сказали, что у тебя будет мальчик. Мои поздравления.
Мне хочется улыбнуться, но это слишком больно.
— У меня пять девочек. От пятнадцати до двадцати четырех лет, — говорит он, усаживаясь в кресло поближе к кровати.
— Латойе, самой младшей, на следующей неделе стукнет шестнадцать. Мы устраиваем ей большую вечеринку по этому поводу. Шестнадцать, как-никак. Это чертовски дорого. Моя жена, как всегда, слишком уж увлеклась. Зал, украшения... восемьсот долларов за одного треклятого диджея, можешь себе представить? — Он качает головой. — Тебе же тоже где-то шестнадцать, да?
Я киваю.
— У меня не было вечеринки, — произношу я голосом заядлого курильщика, осипшего под долгим воздействием никотина.
Он снова морщится, скручивая газету в руках.
— Точно, точно, — бормочет он. — Ну, я всегда хотел мальчишку, но после пяти девчонок мы решили, что не судьба. Даже спустя столько лет, я все еще не понимаю вас, женщин, и ваш образ мышления. Вы все время что-то замышляете и невозможно предсказать, что у вас на уме.
Он кладет свои документы на мою кровать и пододвигает ко мне обеденный поднос. Бульон с булочкой и красное желе. Взяв мой стакан с соком, он вставляет в него трубочку.
— Вы ожидаете, что мы, мужчины, прочтем ваши мысли, — он ворчит как жалкий старикашка, коим он и является. — Знаешь, вчера моя жена разозлилась на меня, Бог знает, за что. Когда я спросил ее, чего она от меня хочет, она ответила: «Сам знаешь». Однажды я сопьюсь из-за этой женщины.
Быть может из-за того, что я не смеюсь его шутке или из-за того, что валяюсь, как мертвый слизняк, он прекращает болтать и встречается со мной взглядом.
