– У меня сигналка сложная. Электрика надо по сигналкам… – обречённо сказала девушка. Рот у неё был небольшой и собранный. Когда она говорила, губы шевелились чуть медленно и немножко несимметрично, будто чуточку запаздывая и вдумчиво ощупывая слова… Большие серо-зелёные глаза были из тех, что через минуту кажутся единственными и вокруг которых остальное лицо очарованно достраивается, обречённое быть достойным.
Кожа лица была в еле заметных веснушечках, и его оливковая смуглость распространялась и на руки, ставшие особенно выразительными, когда она медленно сжала, сплела пальцы, чуть отведя большой с длинным ногтем. Кольца на безымянном пальце не было – был перстенёк с кусочком бирюзы…
Казалось, высокая красота прежних лет чисто и пристально глянула сквозь годы, сквозь всю последнюю моду, кукольную, дутую, целлулоидную. И так честно отозвалась, дрогнула душа на эту худобу, на чуть заметную неправильность сложения, небольшую грудь… и так обрадовалась, что и до сих пор всё решают глаза…
– На спор, за две минуты открою? Меня вообще Евгений зовут.
– В курсе.
– А вас?
Она сделала долгий пологий выдох, оценивающе посмотрела и сжалилась, снизошла, сама дивясь своей щедрости:
– Ирина Викторовна, – пошевелились небольшие губы. Вдруг она быстро подняла глаза на малюсенькую голую собачку, пробегавшую по площадке перед машиной и непонятно откуда взявшуюся.
Одновременно с этим отошло облако и залило машину слитным сиянием солнца и снега. И Женя видел, как мгновенно сыграли навстречу свету её зрачки, как таинственно и великолепно качнулись, сработали с запасом, сжавшись до круглой точки, а потом отдали назад и, подстроившись, замерли. Замер и он: настолько это произошло независимо от неё и такое было в этом святейшее биение жизни.
Женя очнулся:
– Смотрите, Ирина Викторовна, как это делается… Пошли!
Женя очень аккуратно поддел отверткой и отлепил чёрную пластмассовую накладочку, идущую по низу стекла. Обнажилось отверстие и идущая от кнопочки вниз тоненькая тяга, за которую Женя зацепил проволочкой и потянул. Она подалась с вязким усилием, и кнопочка встала на место:
– Опыньки! Пожалуйста.
– Ничо себе. Так просто?
– Конечно. Любой пацан откроет. Вот вам и сигналка.
– Н-да… лучше б я не знала… Ну, спасибо.
– Не за что. Ирина Викторовна… А вы куда едете?
– Далеко.
– Понял, – быстро и покорно свернул любопытство Женя. – А я в Красноярск, – они стояли около «мазды». – Может… пойдёмте кофе попьём… за компанию…
Она взглянула на часы, покачала головой:
– Да нет уж. Поеду.
Она задумалась, застыла, держась за открытую дверь:
– Как дальше дорога?
– Ну вот всё щас и начнётся… И до самой Читы… такая хреновень… попеременке с асфальтом… Щас ещё ничего стало, а раньше вообще вилы…
– Ну чо, совсем плохо ехать?
– Да нет, просто гребёнка… Увидите… А так… заправки везде, главное – до пустого бака не доводите…
– А в смысле… – она замялась, подыскивая слово. Он кивнул:
– В этом смысле как раз всё спокойно… Еврейка закончится – там вообще тихо… Это туда, – Женя махнул на восток, – бывает… главное от Хабары до Бирика, ну, до Биробиджана, в смысле. Да щас, – Женя махнул, – спокойно, это раньше… колпачили… Просто внимательной будьте… Двеери, – выразительно повысил голос Женя, – не оставляйте открытыми… ладно? Ну увидимся, давайте, аккуратненько…
– Ладно, – медленно и немного несимметрично пошевелились её небольшие губы, и она на мгновение задержала на Жене взгляд. Образовалась неодолимая пауза.
– Вы очень красивая, – вдруг сказал Женя.
– Спасибо, – ответила она с официальным и понимающим холодком и села в машину.
Зарокотал дизель, и запахло знакомым и родным зимним запахом, так сплавляющим всё воедино. Фары бледно загорелись на солнце, и машина тронулась. Мотор работал мягко, и о наборе скорости говорил лишь нарастающий хрусто-шорох лопающихся мёрзлых комочков под колёсами. Казалось, он и был причиной хода и с силой втягивал в дорогу. Включив поворот, она остановилась у трассы и, пропустив фуру с Читы, проворно выехала. Женя проводил её взглядом.
– Чо, запал, бродяга? – в дверях стояла улыбающаяся Валентина.
– Да нет…
– Догонишь ещё. Давай, пошли перекусишь, расскажешь хоть… чо, да как…
– Барадяга ка Байкалу падаходи-ит… – заблажил Женя, пропуская Валю в дверь.
Он пообедал и, ловя себя на нетерпении, вышел к машине. Подъехали перегоны. Серебристые «филдер», «ист» и зелёная «каринка». Колёсные арки были заделаны картонками, а у «фили» вместо брызговиков стояли жёлтые листы пластмассы. Загорелые средних лет мужики оказались иркутянами.
– Здорово, мужики.
– Здорово.
– Чо, как оно?
– Да нич-чо…
– Мало совсем машин, ага?
– Да куда на хрен… Вон гоняем всё, что до полторушки… А то вообще шмопсики – «фиты» да «вицы»…
– Ну лан, давайте.
– Давай…
«Сороконожки» тоже готовились к дороге. Возле открытой кабины стояли парень и девушка. По комковатому, улитому маслом снегу бегала та самая голая собачка. Дрожа, она тянула поводок, пружинисто уходящий в пластмассовый барабан с ручкой, который парень держал, как рулетку, и казалось, собачка помогала ему что-то отмерять.
Дорога забиралась в невысокие сопки. Открылась панорама с её изгибом. Справа серел березняк, а слева подходил косой увал с корейскими кедрами. Каждый кедр темнел на сером фоне отдельной разлапистой кучкой. Вдали белобокими штриховыми треугольниками тянулась гряда сопок. Перед Бирой был похожий вид и стояла синяя табличка: «Чита 1885 Бира 1». И снова бежала под капот плитчато-пятнистая, снежно-асфальтовая дорога и густел на подъёме сплошняк из кедров и аянских елей, широких и слоисто-распластанных.
И серо-зелёной прекрасной бездной стояли глаза Ирины Викторовны и втягивали со всеми его дорогами и пластами земного и неземного. И он впадал легко и без задёвов и не понимая, что творится, и только медленно и чуть несимметрично шевелились её небольшие губы, и вспоминался длинный и глубокий выдох, с каким она назвала своё имя. И всё шевелились её губы, и со страшной и какой-то звериной, забытой жадностью хотелось узнать, как пахнет её дыханье.
Слева подошёл Транссиб и тянулся некоторое время вместе с составом цистерн, а потом снова надолго исчез. На подъёме асфальт кончился, и Женя притормозил у таблички, на которой белыми буквами по синему было написано:
«Строительство автомобильной дорогиАМУР – ЧИТА – ХАБАРОВСК на участке 1906 – 1922 км.Заказчик: ФГУ ДСД «Дальний Восток».Подрядчик: «ООО Строительная компания № 1».Адрес: Биробиджан, Миллера, 26».
Пошла прибитая прессованным снегом щебёнка. Изпод встречного солнца камешки гляделись чёрными, и дорожное полотно напоминало гречневую кашу с молоком. Потом снова начался асфальт, дорога спустилась в долину, пересекла по мосту Транссиб и пошла вдоль него слева. Изгибаясь, она возвышалась над болотиной с травой, жёлто торчащей из-под снега. Женя проехал щит: стрелка указывала на Читу прямо, на Лондокó направо. Потом трасса снова пересекла Транссиб и, встав на место, облегчённо пошла справа. Впереди чернела гряда, и замыкала её крутая живописно-горбатая сопка.
Трасса подходила к Буреинскому хребту. Начался подъём, сплошь снежный, в снежных бровках-отвалах. Пронёсся оранжевый «камаз». Косым ножом он взбривал дорогу и поднимал снежный шлейф.
Дорога в коридоре леса шла с увала на увал. На перевальчике началась смесь снега со свежей рыжей щебёнкой, которую развозили самосвалы. Рыжиной горела и глина, срытая с боковин. Открылся спуск и пятнисто-жёлтый подъём с кучкой стройтехники. Протрясясь по нему, Женя оказался среди свежей щебёнки, лежавшей кучами. Её сгружали самосвалы, им помогал экскаватор, перегородивший дорогу так, что проезд был совсем узкий.
«Бедная, как она по этой гребёнке едет…» – думал Женя и представлял «мазду-левантэ», дробно трясущуюся по скальной крошке.
Снова понеслись километры трассы. Щит на мостике через речушку отсёк начало Амурской области. Она глядела с цветной карты огромной длинной кляксой и тянулась с юго-востока на северо-запад, поднимаясь по Амуру и огибая Китай. Трасса повторяла её всхождение и достигала северной точки в Сковордине, откуда плавно подавалась на скат, входя в Читинскую область и целя на юг Байкала.
Настал вечер, и Женя долго ехал в темноте, пока в районе Белогорска не увидел «мазду-левантэ», стоящую у двухэтажного кубика гостиницы. Он завернул, остановился и вошёл в кафе – она сидела за столиком и ела из чашечки солянку…
– Добрый вечер!
– Добрый… – ответила она удивлённо-неопределённо, и было неясно, рада она или, наоборот, насторожилась, опасаясь новой неприятности.
– Да не бойтесь, я специально встал подальше…
– Сесть вы тоже подальше собираетесь? – она все-таки улыбнулась. Веки её были влажно-покрасневшими от дороги, нарумяненное солнцем лицо гляделось усталым и ещё более восхитительным.
