— Ты вместе с ними жила?
— Привел он меня в свою завалюху. Из спальни отец вышел, в одних кальсонах. Глянул на нас и спрашивает:
— А бутылка где? Кто на сухую знакомится? Ведь за постой платить надо! На халяву не обломится! Давай обмоем, договоримся, столкуемся быть могет…
— Я растерялась. Ведь Гришка мне предложенье сделал стать его женой. С меня чужие не брали за постой. А этот с первого шага потребовал. Но Гришка в бок толкнул, мол, промолчи, не обращай внимания. А отец свое бубнит:
— Без бутылки говорить не стану хоть лопни. Не ищите дурней себя! — покачала головой.
— Ну и папашка! — сорвалось у Ивана.
— Он золотой человек в сравненьи с другими. Гришка меня ни о чем не предупредил, о семье своей не рассказывал. Я ничего о них не знала и пришла вслепую, — рассмеялась Надя, вспомнив прошлое.
— Тут я глянула, в углу куча тряпок зашевелилась. Глядь, из них баба вылезла. Вся лохматая, неумытая и почти голая. Ей папашка говорит:
— Слышь, транда бухая, к нам похмелка пожаловала. Вот эта дура станет жить у нас! Гришкиной бабой стать желает! Вот и звеню обоим, чтоб пузырь приволокли для начала. Иначе не сдышимся. Верно базарю?
— Э-э, нет! Жить у нас все время, а пузырь только нынче? Так не пойдет! Мне одной пузыря на похмелку не хватит. А ведь ты тоже стребуешь! Иль у меня отнимешь, как вчера! Пусть эти присоски нас обеспечут всем. На то они, короеды, детями зовутся. Пусть радуются, что мы их в свет пустили и не пропили.
— Короче, до меня быстро дошло, куда попала, и я постаралась скорее уйти от Гришкиных родителей. Разговора меж нами так и не получилось. Да и с кем говорить, если оба лыка не вяжут, на ногах не стоят после бодуна. Короче, я сбежала. Но Гриша следом за мной появился, правда, уже с фингалом на глазу. Я все поняла и спрашивать ни о чем не стала. Сказала, что не пойду за него замуж, что его родители люди падшие, я не хочу в такую семью! Он мне и ответил:
— Я тебя замуж беру. При чем родители? Они сами по себе будут дышать, а нам свой угол найти надо!
— И нашел! Уговорил сторожа «Водоканала» взять к себе в постояльцы. Тот давно жил один. Дети его разъехались, и мы с Гришкой через неделю перебрались к старику. Он нам целую комнату выделил. Я от радости порхала. Ведь это целое счастье, жить самим и никто при этом не врывается, не требует пузырь, и деньги за проживание. Правда, к тому времени защитила диплом, меня взяли на работу в больницу. Представляешь, я начала самостоятельную жизнь. Даже не верилось в собственное счастье! Вот так безоблачно прожили год. Гриша частенько выпивал со стариком. Тот любил бухнуть, когда не дежурил. Ну, поначалу все было безобидно. Муж не надирался до визга, стоял на своих ногах и ко мне не прикипался. Но все до поры, до времени. А через год я сказала, что нам пора подумать о ребенке. И не призналась, что уже беременна! О-о! Что тут было! Он так взвился, будто кровно его обидела:
— Короедов плодить? Только их мне не хватает! Чего придумала? Иль свихнулась вовсе? Мне на выпивку нет! А я корми свору голожопых!
— Я об одном говорю! — напомнила ему.
— Заткнись, заглохни, чтоб не слышал дурное! У самих нету крыши над головой! Ни на себя, ни под себя постелить нечего!
— Зачем женился? — спросила его.
— Баба потребовалась, а снимать каждый день дешевок, дело накладное. Иль сама не допрешь. Опять же заразы боюсь. Вот и схомутался как все. Чего тут мудрого! Ни один я дурак!
— И вот тогда сказала ему, что беременна. Гришка вовсе озверел. Какие гадости говорил, что слушать было больно. В тот день он отказался от ребенка, сказал, что он ни от него. Вот тут я впервые в жизни взорвалась и наехала на мужика по полной программе. Никогда ни на кого, ни по какой погоде не распускала руки. А тут, Ваня, мне стыдно вспомнить! Я вцепилась в него кошкой. Всего изодрала, покусала, навешала синяков и шишек. Как обзывала, жуть! Мне мужики позавидовали б! Куда что делось, лопнуло терпение. Я вступилась не за себя, а за ребенка, ведь Гришка велел сделать аборт. Я отказалась и объявила, что буду рожать. Мужик от горя чуть не свихнулся и пригрозил, что уроет малыша своими руками, едва того принесу из роддома.
— Зверюга, садист! Сволочь! — вырвалось у Ивана. Он подскочил с дивана, закурил. Дрожала в руках сигарета.
— А что ты хочешь от ублюдка? Ведь когда его отец пришел к нам чтобы сказать о смерти матери и попросил денег на похороны, Гришка сказал:
— Слава Богу! Наконец-то накрылась старая калоша! Зажилась бухое пугало! Нынче я у тебя через суд полдома заберу и буду сам там кайфовать, а потом и тебя подналажу, облезлого козла! Ты мне сам за жилье каждый месяц отслюнивать начнешь.
— Отец его всего на полгода свою старуху пережил. Но по разделу дома Гришка затаскал его в суд. Другие дети на этот дом не претендовали, не хотели с Гришкой связываться и позорить себя. Ну, а я у того деда из Водоканала осталась. Куда было деваться с грудной дочкой? Потом старик оформил дом на меня. Я присматривала за дедом как за родным человеком, лечила, кормила, обстирывала. Он умер когда моя дочь в школе училась. Никто из его детей на похороны не приехал, хотя всем сообщила телеграммами. Как говорят старики: чем меньше ребенок, тем теплее его душа, тем больше в ней добра и любви. Подросший все теряет с годами. Черствеет от бед, не помнит родителей. Так оно всюду водится, — вздохнула женщина горько.
— А твоя дочка жива?
— Куда денется? Уже замужем, сына родила. Живет с мужем, отдельно от меня. Конечно, видимся. Я дружу с Максимкой — своим внуком, ему четвертый год. Славный малец! — похвалилась Надежда.
— Григорий жив?
— Умер пропойца. Зимой в сугробе замерз насмерть. Десятка метров не дополз до дома. Перебрал лишку, не рассчитал силы.
— Так вы с ним и не помирились?
— Зачем? Когда наш Поликарп умер, нас с Риткой в новый дом переселили. А дедов снесли. На его месте многоэтажку поставили. А дом Григория Ритке достался. Его тоже разломали. Дочка к тому времени на последних днях ходила, получила двухкомнатную в новом доме. Они ее квартирантам сдают. У зятя квартира
в центре, а эта в турлах. Ну, да их дело. Дочь с Гришкой общались. Уж и не знаю, что общего, но Ритка не любит, когда правду об отце говорю. Всегда обрывает. Хотя доброго за ним я не припомню, хоть лоб расшиби. Он познакомился с дочкой, когда та уже в восьмой класс перешла. Такую уже не уроешь, тем более, что занималась каратэ. Сама могла любому навешать от души. Девка крепкая росла, не в их породу. Закончила физкультурный институт и теперь сама тренером вкалывает. И, знаешь, Вань, у нее неплохо получается. Но, мы с нею разные. Абсолютно во всем! Ритка считает, что чем иметь собаку в доме, лучше родить еще одного ребенка, это благодарнее, чем возиться с какою-то шавкой, от какой кроме блох и грязи нет ничего. Она вобще животных в квартире не признает. Ни собак, ни кошек. Я как-то принесла ей ангорского котенка, подарила дочке на день рожденья. Думала, дружить будут, Ритке станет веселее, все ж не одна в квартире. А вернулась с работы, ангорки нет. Куда делась? Оказывается, дочка унесла ее. Во двор и отдала детям. Там, понятное дело, мигом ее унесли домой и приголубили. Нашлись хозяева для нее. Принесла щенка домой. Ритка велела убрать. Ни рыбок, ни попугая, ни черепаху не захотела. Вот тебе и девчонка. Моя кровь, а что общего? Я не могу сказать, что она плохая. Она прекрасная мать и жена, хорошая хозяйка, но мы с нею, как люди с разных планет. Когда Ритка приходит ко мне, моя бедная псина сидит на балконе в изоляции и ждет когда уйдет дочь. Они не любят друг друга и не признают.
— А Максимка любит животных?
— Он тянулся к собаке. Но Ритка внушила к ней отвращение. А зря! Думаю, когда вырастет, сам определится. Как ты на это смотришь? — спросила Ивана.
— Рита человек крайностей. Максим еще не состоялся. Подрасти надо, сам определится. Но зря она ограничивает мальчишку. Пусть бы он сам познавал мир, через свою душу, — сказал Иван и спросил неожиданно:
— Ты ей говорила обо мне?
— В двух словах, мельком, как о собачатнике. А она всех нас считает сдвинутыми психами. Потому, никто из наших ее не интересует.
— Крутая женщина!
— Куда уж круче! У нее муж военный, капитан. Так она даже его каждое утро заставляет бегать по три километра. Мало ему муштры на службе? Так и дома покоя нет. Веришь, обмывал он капитанское звание с друзьями и вернулся домой навеселе. Ритка долго не думала и вытолкала на пробежку. Веришь, вернулся как стеклышко и весь в мыле. А Ритка уже готовит сына к пробежкам, сама каждое утро бегает. Вот такая она у меня отмороженная. Я поспать люблю! Не могу жить без сдобы, для меня кухня — мое царство. Я очень люблю готовить, — призналась Надежда.
— В том убедился. И не только любишь, а и умеешь готовить. Я, как все нормальные мужики, люблю вкусно поесть, — признался Иван.
