Я все махал киркой, и орудовал лопатой, и думал, что вот если сейчас обнаружу под горой мусора кошачий трупик, это скорее всего будет подтверждением версии самоубийства. А может, Фридрих заранее отдал кому-нибудь своего кота. Или же полицейские просто забыли об осиротевшем животном, оставили его в опечатанной квартире… Одна плитка упала с лопаты и вдребезги разбилась на мостовой. Мусорщики обернулись. Каждый из них поднял по паре черепков и бросил в пустой контейнер. Потом они опять показали мне спины и продолжали курить, и я снова видел только их капюшоны. Из их машины доносился теперь адский грохот. Это не могло объясняться только работой мотора. Вероятно, там был еще какой-то пресс, который утрамбовывал мусор. Я собирался, когда покончу с контейнером, спросить их об этом.
Я продвигался к своей цели с колоссальным трудом, но все-таки дело помаленьку двигалось. Я был, так сказать, хозяином положения, и это меня успокаивало. Более того, я там наверху чувствовал себя по-настоящему хорошо. Может, потому, что освобождал мир от одной из его проблем. Как скоро я закончу, было лишь вопросом времени. Вдруг все стало казаться мне вполне разрешимым и простым. У меня даже появился какой-то задор – кураж, – будто не существовало ни таксопарка, ни связанных с ним долгов. Я в тот момент не думал ни о Петре, наблюдавшей за мной из-за гардины, ни о Давиде, который еще спал, ни даже о несчастном Фридрихе или подлецах-соседях. Это было одно из тех счастливых мгновений, когда ты веришь, что способен осуществить что угодно, а потом просто соберешь свои вещички и уйдешь – один, или с Орландо, или с любимой женщиной, похожей на ту погибшую боснийку. Я прищелкнул языком, и получился самый громкий щелчок из всех, какие мне когда-либо удавались. Один из мусорщиков даже посмотрел на меня. Я засмеялся и крикнул, чтобы он, наконец, надел капюшон. Но он снова отвернулся, и я продолжал копать. А потом опять начал колотить по замерзшей глыбе киркой. Стоило мне поднять голову, и мой взгляд попадал прямиком в капюшоны мусорщиков. Я мог видеть, как там скапливается снег, как его становится все больше, больше и больше.
Женни рассказывает о своей новой работе и о Мартине Мойрере. Шеф дает указания. Где Северное море? Сперва все идет хорошо. Но потом Женни приходится заняться разъяснительной работой. Что было с рыбами во время потопа? В финале звучит духовая музыка.
Он стоит в зеленых трениках между двух стульев и пытается влезть в водолазный костюм – тот, что с красными полосками, опробованный мною вчера. Костюм с синими полосками лежит на столе. Мы подаем друг другу руки. Он говорит: «Мартин Мойрер», а я: «Женни».
– Другой еще меньше, – говорит он, – зато ласты мне в самый раз. – Повернувшись к нему спиной, я раздеваюсь. У меня отрывается пуговица с жакета. Я влезаю в сине-полосатый водолазный костюм и натягиваю на голову капюшон. Ни волосы, ни уши, ни шея теперь не видны. Из-за этого лицо кажется толстощеким. Я собираю свои вещички и жду, когда же этот парень наконец наденет ласты.
Держа в правой руке свой пластиковый пакет, а в левой – маску и дыхательную трубку, он осторожно, как журавль, семенит по коридору к кабинету Керндела. И дважды стучит в дверь. Я говорю, что дверь нужно просто открыть. Мы садимся на два стула у стены, слева, и ждем.
– Я выгляжу как монашка, – говорю я.
– Нет, – говорит он. – Как манекенщица в космическом скафандре. Вы уже хоть раз делали это?
– Что? – спрашиваю я.
– Ну вот это. Вы так быстро со всем управились.
– Я приходила сюда вчера, – говорю я, – но без пары они никого не пускают.
– Очень жарко, – говорит он.
– А у меня ноги замерзли, – говорю я.
– Ноги у меня тоже замерзли, – говорит он. – Но в остальном…
– Привет, Женни! – приветствует меня Керндел. – Ну, как дела?
Мы встаем.
– Мойрер, – представляется мой новый напарник, зажав пластиковый пакет между коленями. – Мартин Мойрер.
Керндел протягивает ему руку. Мы снова садимся. Керндел облокачивается о письменный стол, берет картонную карточку и вертит ее в руках. Он рассказывает то же, что и вчера.
– И потом вы задаете вопрос: «Где Северное море?», или: «Не могли бы вы нам подсказать, где здесь Северное море?», или: «Как пройти к Северному морю?» В общем, как хотите, но Северное море вы должны упомянуть, ясно?
– Да, – говорю я, – никаких проблем.
Керндел смотрит на него.
– Ясно?
– Ясно, – подтверждает Мартин, поднимает правую ласту и плюхает ею по ковру.
– И еще мы должны распространять хорошее настроение, – говорю я.
– Но при этом проявлять твердость! – поправляет Керндел. – Иначе с таким же успехом можете вообще никуда не ходить. – Он перемещается поближе к уголку стола и наблюдает за собственной бледной рукой, которая передвигает туда и сюда по колену истрепанную картонную карточку – образец пригласительного билета. На той ее части, что отделена перфорированной линией («Отрывать здесь – для вашего бумажника»), изображен фрагмент плана города. Красные схематические рыбки маркируют места, где размещаются оба филиала. Большую часть карточки занимает фотография бежевой, взрифленной ветром пустыни. Наверху, поперек лилово-синего пасмурного неба белыми буквами написано: «Где Северное море?»
– А если вам ответят: «Не знаю»?
– А мы на что! – говорю я. – Тогда мы подскажем: Шульштрассе десять «а» и Шульштрассе пятнадцать! Разрешите пригласить вас в рыбный ресторанчик? Специальное майское меню! – И потом дадим карточку.
– Приглашение, – уточняет Керндел. – А если вам ответят: «Знаем-знаем»? – Керндел вопросительно смотрит на Мартина.
– Тогда мы спросим: как нам туда пройти? – говорит Мартин и опять топает своей ластой.
– Женни? – спрашивает Керндел. – А ты что скажешь?
– Отлично! Вы нас туда не проводите? – говорю я.
– Теперь вы все поняли? – Керндел не сводит глаз с Мартина, пока тот не отвечает: «Да». Потом просит его рассказать наизусть «специальное майское меню»: «Печеная камбала с картофелем и петрушкой, салат оливье, пикантный майонезный соус и кока-кола, ноль три литра. Цена понижена с пятнадцати сорока до двенадцати девяносто пяти марок!»
– Здесь все написано, – говорит Керндел. – Но читать по написанному нельзя. Это дурной тон. Читать нельзя. Еще раз!
– Печеная камбала с картофелем и петрушкой, зеленый салат и пикантный майонезный соус, и еще большая бутылка колы, всего за двенадцать девяносто пять марок, – говорю я.
– Вместо пятнадцати сорока, – добавляет Керндел. – Салат оливье, кока-кола, ноль три литра… Наденьте-ка маски! И теперь попробуйте говорить. Говорите, говорите, говорите…
– Как мне пройти к Северному морю? – спрашиваю я. – Вы не знаете, где здесь Северное море? – Керндел кивает Мартину.
– Как отсюда пройти к Северному морю? Я хочу к Северному морю! Не могу найти море! Вы мне не поможете?
– Слишком гнусавите, оба слишком гнусавите, так что лучше без масок, – говорит Керндел. – Нет, совсем не снимайте. Поднимите на лоб! Поднимите маски! – Телефон звонит и после второго звонка умолкает. – А эту вот так, вот так… – Керндел встает со своего места и поворачивает трубку Мартина концом вниз. – Еще немного! Еще! И никогда не давайте слишком много приглашений в одни руки – четыре, максимум пять, никакой инфляции, поняли? Так-то.
Мы киваем.
– Что было с рыбами во время потопа,[62] помните? – Керндел хлопает в ладоши, обнимает меня за плечо и притягивает к себе. – Ну, тогда – вперед! – Он обходит вокруг стола, снимает телефонную трубку. И кричит нам вслед: – Желаю удачи! – В предбанничке, у секретарши, мы убираем в шкаф наши пакеты и получаем взамен синие сумки на длинных ремнях, набитые рекламными карточками.
– Справитесь? – спрашивает меня секретарша. – В каждой по тысяче. – Она распахивает перед нами дверь. – Вон туда, вниз по коридору, пожалуйста.
Выйдя через заднее крыльцо, Мартин останавливается, смотрит на меня и говорит:
– Мы должны обращаться ко всем подряд, с самого начала, иначе ничего не получится. Одного пропустишь, и…
Наверное, он когда-то был школьным учителем, думаю я. Я еще не успела прикрыть дверь, а он уже рванул вперед. Два подростка, лет по четырнадцать-пятнадцать самое большее, растерянно смотрят на него.
– Не подскажете ли? – спрашивает он. Они рассматривают наши ласты и потом – сумки.
– Мы хотим выйти к Северному морю, – говорю я. Они испуганно трясут головами.
– Пожалуйста. Мы не знаем, где море! – не отстает Мартин. – Ну, что же вы… – В конце концов мы впариваем им карточки.
И идем дальше по направлению к пешеходной зоне. Я говорю, что детишек можно бы и пропускать.
– Всех, кто еще не достиг половой зрелости, – соглашается он и кивает.
У нас и вправду все идет как по маслу. Мы быстро навострились подыгрывать друг другу. Чаще всего начинаю я, а он подхватывает: «Да, мы хотим пройти к Северному морю!» – «Точно, к морю», – говорю я. Или: «Вы правда не знаете?» А он: «Что ж, тогда мы вам подскажем!» И под конец, после маленькой паузы, мы хором называем адрес. Люди смеются и без всяких колебаний берут наши карточки.
