Они шли по давно протоптанным тропинкам, и девчонки, уставшие уже, примолкшие, старались разглядеть впереди скалы Довбуша.
— Вижу, вижу! — закричал кто-то.
— Есть легенда, — заученно сказал он, — что змея держит эту скалу, и если она отползет, то скала рухнет.
Тонкое извилистое дерево, почти без листвы, действительно, смахивало на змею, изгибалось уродливым корявым стволом. Если смотреть снизу, кажется, что скала медленно клонится к тебе.
Слава на миг зажмурился и резко открыл глаза: она угрожающе надвигалась на него бурой громадиной, высотой с пятиэтажный дом.
Здесь разбился его сын, пятнадцати лет, но на скале не было таблички с именем сына, их ставят только альпинистам, а не тем, кто по дурости полезет туда.
Слава проглотил комок, застрявший в горле, и торопливо пошел дальше:
— Ну, а вот — скалы Довбуша — цель нашего короткого путешествия. Здесь легендарный народный герой Украины 18 века Довбуш скрывался от преследователей, а еще раньше здесь жили монахи-староверы. Они вручную, без всякой техники, выдолбили все эти ниши и ступеньки наверх. А вон там — на верхушке скалы — голова льва, видите? — если к ней прикоснуться правой рукой, то вас всю жизнь будет любить муж, а если левой…
Усталые экскурсанты валились на траву, с любопытством поглядывая на Славу.
— Товарищи, особенно не рассаживайтесь, сейчас наверх поднимемся.
Потом он, преодолевая неудобство, каждый раз возникающее при этих словах, сказал:
— Ну, а теперь, кто желает сфотографироваться… — и доставал из сумки маленькую потрепанную «Смену», стараясь не замечать чуть презрительных взглядов тех, кто сам фотографировал, — аппарат был из самых простейших, можно сказать — школьный, для начинающих, — даже на объективе против выдержки — рисунки дождя, солнца, тучки. У него был и другой фотоаппарат — «Зенит» — большой, солидный, в красивом коричневом футляре, но Слава редко брал его с собой, на «Смене» без особых ухищрений получались довольно приличные снимки.
Слава верил, что все на свете имеет свои следствия, у доброго дела — их меньше, но за дурное дело — воздается все в полном объеме.
Были ли его фотографии делом дурным, он не знал.
Экскурсанты радовались, что побывали в Карпатах и что-то останется на память: вот они стоят смеющиеся на фоне затянутых светлой дымкой гор, а внизу надпись — Карпаты, год такой-то. Разве не приятно вложить этот снимок в семейный альбом, а потом рассказывать за чаем, как здорово было стоять наверху и как скользили подошвы по гладкому, выровненному временем камню, но было не страшно, а весело, потом — спускались по крутым ступенькам, выдолбленным сотни лет назад трудолюбивыми монахами-староверами…
Да и брал он за снимки недорого — пятьдесят копеек за штуку.
Но какие бы благополучные причины он ни выдумывал для оправдания, просиживая ночами над увеличителем при красном свете фонаря, Слава мучился этой мыслью, и когда разбился сын, воспринял это, как наказание за свои фотографии.
Без этих денег им с женой пришлось бы туго. Он и так долго не хотел фотографировать, другие экскурсоводы даже смеялись над его нерешительностью. Да и группы, которые он водил на скалы, выказывали разочарование, что их никто не сфотографирует, особенно, когда видели, как других туристов обхаживают с фотоаппаратами менее щепетильные экскурсоводы.
В поселке жили богато. Двухэтажные хаты были скорее двухэтажными особняками, и комнаты сдавали приезжающим по курсовкам в местный санаторий. Их хата по сравнению с другими была небольшая, аккуратная, вся расписанная цветами, а стены выложены зеркальной мозаикой. Другие сдавали этаж целиком. Слава по настоянию жены тоже попробовал сдать одну комнату, их жильцы даже ход имели свой. Но потом не выдержал, сказал жене, что чувствует себя в своем доме гостем, и в крайнем случае, если уж непременно нужен какой-нибудь побочный доход, примется за фотографии…
Впервые оказавшись здесь на экскурсии, он был ошарашен этим синим простором, упоительным спокойствием и мощью гор. У подножия Карпат Слава перекинулся шуткой с высокой яркой женщиной, торговавшей полусырыми шашлыками, да так и остался здесь, поселившись у этой пышной продавщицы… К тому времени его отношения с первой женой Мариной зашли в тупик. У них намечался развод.
Говорили здесь на чудовищной смеси венгерского, польского и чешского языков, и он поначалу не мог разобраться в этой речи, но потом привык.
Отношения с Мариной у них не стали враждебными, они переписывались и изредка посылали друг другу поздравления с праздниками. Сын Иван приезжал к нему на каникулы, приезжал охотно. Он быстро сошелся с местной ребятней, любимым их развлечением были вылазки в горы.
«Знал бы, что разобьется, никогда бы в горы не отпустил», — думал Слава, обхватив ладонью голову. Если бы знал… Да уж конечно, «знал бы, где упадешь, соломку бы подложил». Но вот не знал, и упал его мальчик не на соломку, а на острые, голые камни, не смягчившие падения. Как мог рассудительный не по годам Иван по примеру городских удальцов, наезжающих сюда по воскресеньям, полезть на эту скалу, где и выступов-то почти не было, — это вам не скалы Довбуша, измененные упорными человеческими руками, здесь заботливо выдолбленных ступенек нет. Его вина, его вина, отцовская… Не потому, что отпустил… Нет, не в этом его вина…
Когда он погиб, Слава не сразу сообщил Марине, она не успела даже на похороны. Не укоров боялся, а чего-то другого, неуловимого — словно горе ее умножит не страдания его, нет, а вину перед Иваном, перед недожитыми его годами, от которых осталась пара фотокарточек с красивым улыбчивым лицом да недолгая память друзей.
— Не прощу, Славка, что с сыном проститься не дал, — сказала опоздавшая, вся разом почерневшая Марина.
Все ожидали, что будет он следить за Юркой, младшим сыном, пуще глаза, и что уйдет от гор, которые так неожиданно и коварно подвели его. Но не Карпаты он считал виновными, а себя, их же продолжал любить с острой горечью. К Юрке тоже интереса не повысил, словно знал, чувствовал, что ничего с младшим не случится — расплата произошла.
Он даже фотографией продолжал заниматься, не из необходимости, а от какой-то странной тягучей инерции.
…— Девочки, напишите адрес, куда вам снимки выслать.
Девочки-учительницы стали громко спорить, чей адрес дать, наконец остановились на каком-то компромиссном решении и стали что-то писать на бумажке. Слава с безразличным видом спрятал фотоаппарат в сумку, туда же, не глядя, засунул бумажку с адресом.
— А гид-то ваш где? — вдруг спросил он.
— У ней нога болит, она связки растянула, — охотно ответили девочки.
— А-а, — протянул он, — ну ладно, я с вами прощаюсь.
Молодые учителя с сожалением взглянули на Славу, безразлично махнувшего им рукой.
— До свидания! — кричали они. — Приезжайте к нам в Курган!
Слава машинально кивнул в ответ.
Фотографии этой группы не получились. Такое бывало с ним редко, но иногда все же случалось. Первый раз это произошло, когда маленький Юрик из любопытства открыл бачок с проявляющейся пленкой. Слава, конечно, отругал и отшлепал сынишку, но нельзя было ничего поправить, и он хотел отослать собранные деньги обратно, да так и не собрался, пока это не забылось. Так потом и пошло. Иногда, когда снимки не получались, он возвращал деньги по указанным адресам, но почему-то в таких случаях это вызывало недовольство.
Итак, молодые учителя остались без фотографий, запечатлевших их на верхушке Довбуша. Слава уже и думать забыл об этой группе, но на этот раз перед ним предстала гид обиженной группы.
— Здрасьте, — почему-то обрадовался ей Слава, — а вас почему-то больше не видно?
— А я теперь учусь. Я же только на каникулах работала. Мне моя группа из Кургана написала, что вы фотографии не послали, просили узнать. Вот я и приехала…
— Мне, к сожалению, нечего послать. Пленка плохая получилась. Давайте, я вам деньги отдам, а вы передадите.
— Что я с ними делать буду? — отмахнулась девушка. — Если хотите, пошлите на адрес «Спутника»…
Они помолчали.
— Ну ладно, — неуверенно сказала она, — мне пора.
— Вы, наверное, с экскурсией приехали на автобусе?
— Да.
— Так куда ж вы пойдете? Экскурсия-то не закончилась. Ну хорошо, я вас провожу.
Они вышли на улицу. Прямо перед ними голубели Карпаты, взлетая крутыми вершинами к небу, и тут же спадая от него тяжелыми нечеткими складками.
— Я хочу еще раз в Карпаты сходить, — сказала девушка.
— Как вас зовут? — спросил Слава.
— Алена, — ответила она и продолжала, — я так скучаю по Карпатам. Может, пройдемся до скал Довбуша?
Поднимаясь на крутой склон, он взял Алену за ладошку и, чувствуя небольшую тяжесть невольно сопротивлявшегося тела, тянул ее наверх, на этот раз, к собственному удивлению, не испытывая усталости.
