– Не говорите о смерти, – сказал доктор суровым голосом. – Я не позволю вам входить в комнату сына с этим словом на устах. Думайте только о том, как вы любите мужа и сына, и это придаст вам сил.
Я подумала о своей матери, как она переживала то, чего еще не случилось, воображая себе, как она будет жить. Горе ослепляло ее, так что она не видела хорошего в своей жизни. В конце концов к этой жизни ее перестало что-либо привязывать.
Я кивнула и, взяв стакан у доктора твердой рукой, вошла в комнату Робби.
Оставив обоих больных на попечение Джеммы, я проводила доктора из дома. Джорджина уехала, но я увидела над кухней дымок, где, как я поняла, Мэри занялась приготовлением еды. Я не помнила, когда я последний раз ела, и невольно оценила подарок сестры.
Доктор взял мою руку и поцеловал ее.
– У вас много мужества, мистрис Фразье. Не теряйте веры, и мы увидим вашу семью здоровыми.
– Благодарю вас, доктор. И меня зовут Памела. Я вам обязана за вашу помощь.
Он грустно усмехнулся:
– Нет, Памела, это я вам обязан за вашу помощь со стихами, которые я пошлю Вильяму. Я вернусь в палатку, запишу то, что мы с вами сочинили, и пошлю моей жене Кэтрин в Англию, потому что не знаю, будет ли у меня время закончить. Я надеюсь, стихи попадут домой раньше меня.
На сердце у меня было слишком тяжело, чтобы ответить ему улыбкой.
– Тогда Бог им в помощь. – Я смотрела, как он садится на мою лошадь.
– Благодарю вас за лошадь. Вы избавили меня от возвращения пешком.
– Я рада. Когда вы думаете, вы получите лекарства, доктор Энлоу?
– Как только смогу. Я вам обещаю. И вы можете называть меня Томас. Я вернусь до темноты, чтобы привести вашу лошадь. – Помахав, он потрусил по аллее.
Я пошла в кухню. Знакомая фигура выступила из-за дуба, напугав меня.
– Натэниел! – Я приложила руку к сердцу. – Вы меня напугали. Почему вы не дали мне знать, что были здесь?
Он смотрел на дорогу вслед удалявшемуся Томасу.
– Я не был уверен, что вы хотите, чтобы вам помешали.
Я нахмурилась. Что могла сказать ему Джорджина о моем посетителе?
– Разве ваша жена не сказала вам, что это британский доктор, который согласился посетить Джеффри и Робби?
– Да, она мне сказала. – Он внимательно присматривался к моему лицу, замечая и темные круги под глазами, и нечесаные с утра волосы. – Вам было тяжело с мужем и сыном, Памела. Вам надо отдохнуть.
– Я не могу. Но я благодарна за то, что Джорджина привезла мне Мэри.
Натэниел продолжал пристально смотреть на меня.
– Я здесь, чтобы повидаться с вашим мужем. Джеффри через Джорджину просил меня приехать.
Я плотнее завернулась в накидку, хотя знала, что пробежавший по телу холодок не имел никакого отношения к облакам и холодному ветру, шевелившему листья у моих ног.
– Почему ему понадобилось увидеться с вами? – На последнем слове голос у меня сорвался.
Натэниел смотрел на меня сочувственно.
– Мы здесь почти как в плену, Памела, и Джеффри болен. Он хочет убедиться, что его дела в порядке.
– Нет никакой необходимости… – начала я, но у меня перехватило дыхание, и я не могла продолжать.
– Я уже сказал Джорджине, чтобы она спрятала свои драгоценности и другие ценные вещи, и советовал бы вам сделать то же самое. Я распространю слух, что здесь лихорадка, и это, быть может, защитит вас от мародеров. Но мне было бы спокойнее, если бы вы приняли меры предосторожности. Есть у вас какой-нибудь тайник?
Я кивнула:
– На кухне есть в камине неплотно прилегающий камень, а за ним небольшое пустое пространство. Но у меня нет никаких ценностей. Ничего такого, что кто-то захотел бы украсть.
– Никаких драгоценностей?
Я покачала головой:
– Отец отдал все драгоценности мамы Джорджине. Мне они не были нужны, а она всегда любила блестящие вещи.
– А ваше обручальное кольцо?
Я схватилась правой рукой за левую. Сквозь красную кожу перчатки я ощутила широкий золотой ободок.
– Оно всегда было у меня на пальце, с тех пор как Джеффри надел мне его.
Натэниел взял мои руки в свои.
– Тем больше оснований беречь его. Лучше, чтобы оно было в безопасном месте, чем на руке жены британского матроса.
Закрыв глаза, я кивнула, понимая ход его мысли.
– Благодарю вас, Натэниел. Вы правы, как всегда, и я об этом позабочусь. Тайник в камине – надежное место. Скажите Джорджине, что она всегда может им воспользоваться.
Он пожал мне руку:
– Я скажу ей. И я зайду переговорить с вами перед отъездом, взглянуть, есть ли у вас все необходимое. – Он сдвинул брови. – Джорджина дала мне понять, что доктор живет у вас.
Прежде чем я успела найти слова для ответа, он энергично потряс головой и поднял руку, не дав мне начать.
– Нет, Памела. Вам не нужно мне отвечать. Боюсь, что у Джорджины снова разыгралось воображение. Я не стану беспокоить вас, ожидая ответа. – Он поднес мою руку к губам и поцеловал ее, как это сделал Томас. – Вы знаете, как я вас уважаю.
Я видела, как он вошел в дом. Его слова меня не успокоили. Я взглянула на окно спальни Робби, испытывая потребность вернуться к нему и к Джеффри. Но прежде чем вернуться к мужу и ребенку, мне нужно было спрятать ценности.
По пути к кухне я остановилась, вспомнив про две миниатюры в двойной серебряной рамке, которые месяц назад принес мне бродячий художник, вернувшийся на Сент-Саймонс. Я приберегала их до дня рождения Джеффри в марте. Они не представляли ценности ни для кого, кроме нас, но я содрогнулась при мысли, что тонкой серебряной рамки коснутся пальцы матроса. Или хуже, выбросят наши портреты, а серебро пустят на другие цели.
Достав из своей рабочей корзинки миниатюры, я вернулась в кухню. В камине пылал огонь, в висящем над ним котелке кипел бульон. Я поздоровалась с Мэри, месившей тесто.
Заверив ее, что Джеффри и Робби как раз очень любят печенье, я поднялась наверх, в бывшую комнату Леды. Встав на колени у камина, я сняла перчатки. Затем оглянулась на мышиную норку в стене, надеясь, что у меня не будет компании, и подвигала туда-сюда большой камень, чтобы легче было его отодвинуть. В комнате не было окон, и у меня не было свечи, но для моей цели мне не нужен был свет. Наконец камень поддался, я выдвинула его, и за ним обнаружилось темное отверстие.
Я достала миниатюры, поцеловала холодные серебряные рамки и опустила их в темное пространство за камнем. Так как было холодно, кольцо легко соскользнуло с руки. Я провела мизинцем внутри ободка, где было слово «навсегда». Подавив рыдание, я положила его рядом с миниатюрами и задвинула камень.
Затем поднялась и отряхнула юбки, сознавая, что мои действия были бесповоротны, что ими я запустила цепь событий, которые не смогу изменить. Так бывает, когда столкнешь с вершины горы камень и уже не можешь предотвратить или остановить его падение.
Завернувшись в накидку, я спустилась с лестницы и вернулась в дом к Робби и Джеффри, исполненная еще большей решимости вылечить их и подавляя чувство неизбежности, тенью преследовавшее меня.
Ава
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Июль 2011
Я потерла глаза, недоумевая, откуда донесся звонок и почему мне так холодно жарким летом. Я села и поняла, что я на софе в гостиной, куда я, наверное, переместилась из ванной. Звонки продолжались, пока мой взгляд не упал на лежавший передо мной на столе мобильник.
Все еще с затуманенной головой, я ответила, не взглянув на экран.
– Алло?
– Привет, Ава, это Тиш. У вас сонный голос. Вы вчера дежурили?
Я потерла голову. Я по-прежнему была дезориентирована и видела перед собой камин вместо желто-голубой обивки софы.
– Нет. А что случилось? – Даже в своем одурманенном состоянии я помнила, что Тиш нужно уговаривать поделиться информацией.
– У меня есть известия от доктора Хирша из института археологии.
Я встала, надеясь, что движение поможет мне обрести реальность и я перестану ожидать, что увижу серое небо вместо голубого.
– Доктора Хирша? – переспросила я, чтобы не только подтолкнуть ее, но и напомнить самой себе.
– Да – помните? Мы нашли текст, написанный морским пехотинцем, но представленный Кэтрин Энлоу. Вы узнали стихи, и Адриенне они тоже, по-видимому, были знакомы. Сотрудник доктора Хирша порылся в архивах в Лондоне и нашел список пехотинцев, находившихся на Сент-Саймонсе зимой восемьсот пятнадцатого года. Угадайте, что он нашел!
Я уже знала. Я не была уверена, откуда, но я знала.
– Что среди них был человек по фамилии Энлоу.
– То есть их было два, но только один из них врач. Можете угадать его имя?
– Томас. – Я не собиралась произнести это громко, но оно как-то сорвалось с моих помертвевших губ.
Она удивилась, как удивляется ребенок, когда ему говорят, что не бывает пасхальных зайчиков.
– Как вы догадались?
– Удачная догадка, – сказала я. – Не так уж много имен начинаются с Т.
– Пожалуй, что и нет. И вы абсолютно правы. Теперь, когда мы знаем имя и фамилию, доктор Хирш просил своего сотрудника попытаться выяснить, что случилось с доктором Энлоу. Он, может быть, даже сможет узнать, есть ли у него какие-то потомки.
