— Значит, тебе нужна свобода!
— Под колпаком расти невозможно.
— Я не колпак для тебя.
— Нет, Давид, иногда ты бываешь и колпаком. — Она улыбнулась ему немного смущенно.
— Что же я должен сделать?
— Ты тоже должен быть свободным. Независимым и смелым. Как в тот раз, когда ты скатился к нам на берег озера. Когда не сказал, что я твоя девушка, хотя видел, что мне этого хотелось. Когда убежал от меня в последний вечер в лагере. Когда не ходил осенью в Шёнбрунн. Если ты хочешь, чтобы я любила тебя.
— А сейчас ты меня не любишь? — тихо спросил Давид.
— Нет, сейчас не люблю.
— Но я же люблю тебя!
Она промолчала.
— Ты слышишь, София?
— Нет, — сказала она, — сейчас ты хочешь только владеть мной.
— Чепуха! А что, по-твоему, надо от тебя этому Еннеру? Ты знаешь, какая у него репутация?
Она не ответила. В ее глазах опять мелькнуло отчаяние.
— Ты его любишь?
Никакого ответа.
— Однажды, — начал Давид дрожащим голосом, — однажды ты рассказала мне… о том, что случилось, когда ты была еще девочкой. Это был он?
— Да. — София быстро кивнула. — Он.
— Расскажи мне.
— Нет, — сказала она. — Теперь уже поздно. Я могла бы рассказать тебе раньше, если бы ты спросил. А сейчас я не хочу говорить об этом. Не могу. За это время ты написал мне слишком много стихов.
Внутри у Давида что-то оборвалось. Он с удивлением понял, что ему хочется ударить ее.
— Тогда, — сказал он, — тогда ты просила меня…
— Хватит, Давид. Не надо. Я помню, что я говорила, но тогда ты этого не понял, не понимаешь и сейчас.
В глазах у Давида стояли слезы, ему хотелось поскорей уйти отсюда, бежать от всего. Он пошел к двери. Неожиданно София оказалась перед ним, схватила за волосы и притянула его голову к себе. Несколько секунд она смотрела на него. На миг Давида охватила необъяснимая радость. А потом — беспросветное отчаяние. Он выбежал на улицу.
* * *
Давида Бляйернштерна и Софию Мельхиор разделила ночь. По ночам все дороги свинцово-серые, фонарей нет, и там, где они идут, нет верстовых столбов. Каждый сам по себе, они идут ночью в этом царстве разлуки.
Ночью нет границ. Ты вспоминаешь мечты, узнаешь то, чего прежде не знал. В сонной глубине кто-то проходит мимо и зовет тебя. Дорога ведет в темноту.
Сегодня ночью Давид грезит о ней. Но грезит ли она о нем?
Они врозь. Они уже не Они. Теперь они — Он и Она. Раньше вокруг них был свет. Теперь — тьма.
* * *
— Давид? Ты? Очень рада! Какая неожиданность! Мы не виделись, наверное, уже месяца два…
— Добрый вечер, фрау Мельхиор. Надеюсь, я не помешал?
— Нет, нисколько, но…
— Как вы поживаете?
— Спасибо, более или менее. В жизни бывает всякое: вот, например, на днях я разбила очень дорогую вазу, но зато в тот же день получила прелестное письмо от моей старой подруги…
— Вы разрешите мне зайти, фрау Мельхиор?
— Да-да, конечно! О чем только я думаю… Не стой под дождем. У меня сегодня небольшой вечер… обычная компания, но если тебя это не смущает, милости прошу…
— Большое спасибо, фрау Мельхиор. Горничная не впустила меня, поэтому я попросил ее позвать вас.
— Давид, милый, ты насквозь промок! Что случилось? Ты ужасно выглядишь.
— София у вас?
— Нет. Но я жду их немного позже.
— Их?
— Да, — Фрау Мельхиор смутилась. — А ты не знал? Макс Еннер в городе. Уже две недели. Думаю, он приехал из-за Софии. Они куда-то пошли.
— Да, фрау Мельхиор. Я знаю.
Дождевая вода и растаявший снег журчат в сточных канавах. Давид дрожит в своем тонком пальто на углу безлюдной Лаимгрубенгассе. Они не заметили его в сумерках и, смеясь, прошли мимо него по Грабену. София прижималась под дождем к своему спутнику, и они его не заметили. Он следовал за ними от кафе к кафе и ждал на улице. Сколько же прошло времени? Он все еще там, у нее? Они так незаметно проскользнули в ее подъезд. У нее в окне свет. Или это чужое окно? Давид уходит прочь. Идут часы и годы. Вечером на улицах никого нет; в такую погоду все сидят по домам. У встречных нет лиц. Но уходить нельзя! Надо остаться и следить, охранять Софию. Он обещал ей это. Давид спешит под дождем обратно и снова становится на своем углу. Они все еще там, у нее? Горит ли там свет? Актер уже давно приехал в город, Давид знает, что их видели вместе. Сегодня вечером он не выдержал и нашел их. Они его не заметили. Сколько же прошло времени?.. Время превратилось в тягучую массу, она прилипает к нему при каждом вдохе. Свет наверху гаснет. Давиду хочется кричать от отчаяния, потом он вспоминает, что у фрау Мельхиор сегодня гости.
— Если хотите, фрау Мельхиор, я сразу уйду.
Она смотрит на него, видно, что ей не по себе.
— Чепуха! — наконец решает она. — Я не хочу, чтобы из-за Софии ты бегал по городу, как мокрый пес.
— Я очень долго стоял на улице.
— Мой покойный Адальберт перед смертью тоже бегал по городу, как мокрый пес. Это совсем не смешно. Уж лучше войти в дом и согреться. Дай мне твое пальто.
— Большое спасибо.
— У меня сегодня много гостей, Давид. Не знаю, будет ли тебе интересно.
— Как вы понимаете, я пришел поговорить с Софией. Мы не разговаривали уже три месяца. Она не хочет меня видеть. Не отвечает на мои письма. И когда я узнал, что она…
— Да, она хочет поступить в академию в Берлине, это верно. Здесь, по ее словам, ей не хватает простора. Жребий матери тяжел. Не успеют дети вырасти и отделиться, как им уже приспичило ехать в Берлин. Понимаешь, Давид, София все решает сама.
— Мне всегда было приятно бывать у вас, фрау Мельхиор. Не знаю только, умел ли я выразить…
— Конечно, Давид. Я все понимала.
— Тогда вы, конечно, понимали, что мы с Софией…
— София не особенно разговорчива, Давид. Это я обычно болтаю, а она молчит. Но я не могла не видеть, что с тобой она очень счастлива.
— А теперь…
— Нет, Давид. Нет. Неужели ты думаешь, что счастье может просто исчезнуть? Что она все забыла?
— Но этот Еннер… фрау Мельхиор, мне не хочется огорчать вас, но он отбил ее у меня.
— Макс Еннер необычайно одаренный и богатый человек. Он помогает Софии. У них всегда были особые отношения, с первого дня, когда он появился у нас в доме. Теперь София выросла и хочет уехать в Берлин. Он помогает ей.
— У него есть все, а у меня ничего!
— София счастлива, когда она может расти, может меняться. Разве тебе не хочется, чтобы она была счастлива?
Промокший до нитки, Давид незаметно поднимается по лестнице и, стараясь не шуметь, отпирает двери квартиры на Розенхюгельштрассе. Он дома. Родители сидят в гостиной вместе с Мирой, отец читает вслух. Давид крадется по коридору в кабинет отца. Он замирает и ждет, чтобы его глаза привыкли к темноте. Из соседней комнаты доносится ровный, низкий голос отца. Еще год назад он был бы счастлив в третий раз слушать вместе с ними «Книгу джунглей». Теперь же он сам стал Акелой, одиноким волком, или Маугли — человеком среди волков. Давид различает секретер. Над секретером висит портрет отца в мундире лейтенанта пехоты. Давид крадется в темноте к секретеру.
В коридоре, уже собираясь снова выйти, он сталкивается с Мирой. Она испуганно смотрит на брата. Он делает ей знак молчать. Она подходит к нему и с детской преданностью гладит его по плечу. Останься, говорит ее рука. Останься.
— Ты идешь, Мира? — доносится из гостиной голос отца.
Давид знает, что сестра не умеет хранить тайны.
— Папа, Давид пришел!
В дверях тут же появляется отец:
— Ну, знаешь ли… Объясни, пожалуйста, что с тобой происходит, Давид. Ты не посещаешь школу уже четыря дня… Нет, пять. А где ты был сегодня?
— Я должен идти, папа. У меня встреча.
— Ты никуда не пойдешь, Давид. Я не знаю, что тебя мучит… девушка… или карточный долг? Но можешь быть уверен, что я, насколько это в моих силах, помогу тебе найти правильное решение. Мы с мамой так тревожимся за тебя.
— Я понимаю, папа. Не тревожьтесь. Мне надо бежать.
— Нет, Давид, подожди. Мы имеем право знать, где…
— Прощай, папа. Всего хорошего, Мира.
— Давид! Давид!
— …Этот молодой человек — Давид Бляйернштерн. Он друг Софии, друг… нашей маленькой семьи… он зашел к нам… — Равнодушные вежливые взгляды художников, не замечающих никого, кроме других художников. Давид садится. Фрау Мельхиор растерянно улыбается ему — обязанности хозяйки призывают ее в другой конец гостиной.
Может, он ненадолго задремал? Когда он снова открыл глаза, София и Еннер под руку входили в гостиную. Еннер раскланивался направо и налево, все тут же окружили их. Глаза Софии сияли. Давид заметил встревоженное лицо фрау Мельхиор — она хотела предупредить вошедшую пару о его присутствии, но Давид уже вскочил и бесцеремонно растолкал гостей.
