Не его это забота, пусть все заботятся.
А если нужно радоваться, пусть все радуются.
1
Сердца у деревьев из древесины, а у иных вместо сердца — дупло. Но и они знают, что такое весна. И они машут тысячами зеленых рук, приветствуя ее приход.
А у людей сердца из плоти, а рук у них только две. Поэтому они приветствуют весну всем существом, каждой кровинкой, сами иногда не сознавая, что за новый поток бурлит в них с приходом весны.
Проникла весна и в слесарную мастерскую. Солнце рассыпает видимые и невидимые лучи, и эти невидимые лучи пронизывают Файтеля, у которого глаза как бы ввинчены в металлическое лицо. Но сердце у Файтеля тоже из плоти, и в нем, в этом сердце, тоже что-то согрелось, что-то разлилось.
Что он знает, Файтель Блоз? Он работает у огня, на большой жаре. Из тысяч отверстий, из тысяч пор течет пот по телу. Может быть, поэтому и внутри что-то разливается. Особенно копаться в своей душе ему неохота. Зачем? Что, кроме копоти, найдешь на сердце!
Но, помимо желания, — он даже не думал об этом — у него раскрылись шире глаза, и он заметил ее, Броньку, новую ученицу и единственную женщину в мастерской.
Он глянул — так себе. Девушка-слесарь. Это ему нравится. Он видел как-то девушку, гонявшую голубей. И это ему тоже понравилось. Ему нравится, когда девушка делает мужскую работу. Но только ли это ему нравится в Броньке?.. Больше копаться в себе он не хочет. Вдруг под копотью и сердце обнаружится.
А Бронька — девушка хорошая. Как все голубоглазые, которые одной рукой отталкивают, а обеими притягивают, которые в шутку сердятся и всерьез целуют.
И Файтель Блоз задумывается. Какая-то метелочка внутри сметает накипь, и он ощущает сердце.
Но Файтель Блоз надувается, как мехи, и молчит. Кому он может об этом рассказать? Того и гляди посоветуют полечиться касторкой.
А придушенный огонь потлеет, потлеет и потухнет.
И никто не узнает, что на сердце, и никто не догадается.
2
Солнечные лучи не проникают в мастерскую, но жара в ней ужасная. И после работы недурно отдохнуть.
Файтель тоже не прочь пройтись и, прогуливаясь, собрать свои разрозненные мысли. Никогда он в размышлениях не нуждался, но нынешней весной… Обычно Файтель смотрел пристально только на металл, теперь он разглядывает также человеческие лица — у всех ли лица меняются, как у него в последнее время.
Вдруг будто искра попала ему в глаз, и стремительная волна вскипевшей крови обожгла ему все тело. Он увидел Броньку об руку с двумя подмастерьями из его мастерской — с Анцелем и Эйзером. Он быстро прошел мимо, но какая-то непонятная сила заставила его повернуть и пойти следом за ними.
Так и влечет его…
На углу ребята распрощались с Бронькой, и, оставшись одна, она обернулась, и они столкнулись лицом к лицу.
Почему она улыбается такой странной улыбкой?
Она, значит, заметила его, когда он пробежал мимо, и ей, должно быть, нравится, что он, такой огромный медведь, следит за ней, глядит на нее телячьими глазами.
Но вдруг она сухо обращается к нему:
— Ну, чего? Чего увязался? Куда идешь?
Обиженный таким вопросом (что он — братишка ее маленький?), он ответил ей:
— Куда мне нужно, туда и иду.
А она ему:
— Так-то ты с барышней разговариваешь? Ничего себе кавалер. Тебе у Анцеля и Эйзера поучиться надо….
Это его совершенно вывело из себя, и он неожиданно для самого себя прорычал:
— Ты с кем же меня равняешь? Это мне у них учиться? Да ведь это щенки. Они только случая ищут. А я…
— А ты… А ты большой дурень. Дурачок ты! — отрезала она и тут же повернулась к нему спиной, оставив его в оцепенении.
3
Зло подшутила над Файтелем весна. Теперь Анцель и Эйзер посмеиваются над ним. Броньку он в этом не обвиняет. Но они ему досаждают. То они советуют не так пристально смотреть на огонь — ведь это не Бронька, то они ему говорят: «Ну чего на Броньку пялишь глаза — это ведь не пламя». A v Броньки в это время щеки как раз огнем пылают, но она улыбается и молчит.
Нет! Бронька не может издеваться над ним, над Файтелем… Да и они, Анцель и Эйзер, хотя не такие уж добряки, но и не плохие ребята. Они просто мало что понимают.
Кузнец Хоня уже много весен прожил, и одна или несколько из них и его за душу брали. Он старик, понимающий все или думающий, что понимает все. Стыдно ведь прожить жизнь и вдруг открыть, что ничего не понимаешь. Старики вообще добряки, потому что они вволю вкусили горя, или злюки, потому что они в жизни добра не видали. Но старый Хоня добряк, и ему Файтель может во всем довериться, ему он может открыть душу.
Хоня сердится на ребят:
— Как им не стыдно грязными сапогами топтать самое чистое, самое красивое!
И говорит он душевным, летним голосом, согревающим и как бы светящимся. Но если кто и прислушивается к нему, то это Бронька. И она иногда сочувствует Файтелю. Но показывать это она не хочет. Она все же обижена на него.
А ребята?.. Те не понимают даже, что такое летний голос.
4
Пришла осень. Желтые, увядшие листья, умирая, падали на землю, и земля превратилась в огромное кладбище непохороненных листьев.
В слесарной мастерской неожиданно беда стряслась: внезапно на работе упал старый Хоня и тут же скончался.
Анцель и Эйзер продолжали перестукиваться молотами, будто ничего не произошло.
Неистовый крик Файтеля прервал на миг их работу. Но их ничего не должно волновать. Мало того: они еще стараются показать, что их это не трогает, и они еще пытаются острить.
Эйзер спрашивает:
— Что? Скончался старый пожиратель кур?
А Анцель, кивая на Файтеля:
— Гляди, как он вопит!
Файтель первый раз в жизни кричал. Словно фонтан слов забил в нем. Он кричал, что они звери, а не люди, что они бессердечные… Он долго еще кричал бы… Но он обернулся и вдруг увидел плачущую Броньку.
О, она добрая, Бронька.
Теперь она плачет. Она тоже возмущена. Да кто не возмутился бы. Человек умер на работе, а они, эти двое, как ни в чем не бывало продолжают работать…
Она плачет. И она даже подошла и положила руку на его, Файтеля, плечо… и еще горше заплакала.
И Файтель вдруг почувствовал себя маленьким обиженным мальчиком. Ему что-то подарили — он и смеется и плачет.
Отплытие
Деревянные гвозди, если их подогреть немного, легче лезут в подошву. Работа, подогретая песней, легче подвигается.
Сапожная братва вбивает подогретые гвозди в подошвы, усердно натирает воском каблуки и поет — кто во весь голос, а кто мурлычет песенку, сочиненную Мейшке Колодкиным и напечатанную в стенгазете. Песня посвящена женскому дню. В ней говорится только о женщинах:
Нет больше слабых, нет и главных
Среди мужчин и женщин.
И женщины — средь равноправных,
Лишь номером поменьше.
Наш лозунг — женщинам дорогу.
Всех жен — на производство.
Имеем в женах мы подмогу,
А холостым быть — скотство.
Последние две строчки глубоко запали в сердце Пачуры. Генех Пачура — сапожник, как все, но жены у него нет. А думает он, что жена все-таки нужна.
«Пара сапог стоит двенадцать рублей, а какая цена одному? Один сапог не стоит деревянного гвоздя. Сапоги должны быть в паре».
И Пачура в последнее время стал заглядываться на девушек. Первым заметил это мастер, и он ему посоветовал:
— Жену надо иметь полненькую, на два номера больше, с запасом на усушку. Возьмешь сразу тесный сапог — все время жать будет.
Пачура недолго выбирал. Уборщица Сташка — кругленькая девушка, зачем же время тянуть, словно дратву?
И он объяснился ей в любви очень просто:
— Послушай, Сташка, ухажор у тебя есть?
— Есть, — пожеманилась Сташка.
— Ухажор у тебя есть? Холера у тебя есть! Давай-ка пройдемся, Сташка, в загс.
В мастерской сразу узнали про новую парочку. Мейшке Колодкин тут же сочинил песенку.
Пачура смотрит женихом, и все подтрунивают над Пачурой. Глаза у него блестят, как начищенные ваксой сапоги, а волосы аккуратно расчесаны на пробор.
Гуляет Пачура в саду со Сташкой, держа ее крепко под руку. Идут они и смотрят на луну, и Пачура восхищается:
— Ну и луна сегодня!
И луна действительно хороша. Она сегодня румяная и полная, как Сташка.
Они увлеклись разговором и не заметили даже, как черные тучи закрыли невесту-луну черным балдахином.
Они присели на скамейку, все друг другу высказали, и больше говорить не о чем. Но как же все-таки сидеть и молчать? Мимо люди проходят, и все разговаривают.
Пачура вспомнил о луне.
— Ну и луна сегодня!
Прохожие, услышавшие слова Пачуры, посмотрели на него с удивлением. Сташка глянула вверх. На небе черные тучи. Никакой луны. А Сташке и так было хорошо.
