Опанас Охримович горделиво расправил плечи. Ему было приятно, что у этих викингов так развито чувство прекрасного.
– Это мой, – с достоинством доложил Опанас.
– А это кто? – указывая на пионеров, спросил Свенсен. – Афина и Аполлон?
– Нет, – вставился в разговор Арнольд Израилевич. – Это я в молодости, – он указал на юного горниста.
Шведы нашли сходство потрясающим.
– Завтра зайдем ко мне, а теперь – в кафе.
Охримович собрал пальцы в лопату и указал на освещенную открытую дверь. Они услышали ровный людской гул.
Петерсен вдруг нервно оглянулся. И начал принюхиваться, ему показалось, что он учуял знакомый запах травки. «Мне здесь нравится всё больше и больше», – подумал архитектор.
Эта сценка не ускользнула от внимания Арнольда, он ухмыльнулся. Поднялись на второй этаж по винтовой лестнице – модному строительному элементу на Бермудах. Шведы очередной раз удивились: перед ними открылось пространство, основанием которому служили два больших гаража. За длинной барной стойкой, украшенной колоссальным количеством бутылок, располагалась мини-кухня со всеми кухонными наворотами. Она напоминала камбуз подводной лодки, где повар осуществлял массу операций, не вставая с крутящегося стула. Три стены на лето снимали и вешали вместо них маскировочную ткань, состоявшую из одних дырок. На потолке крутились лопасти вентиляторов.
Кафе работало нелегально и было собственностью автокооператива. Обслуживало только своих и по символическим ценам. Его держали начальник налоговой милиции и зампредгорисполкома. Вышеназванные чиновники сидели тут же, играли в преферанс и пили коньяк из маленьких рюмочек. Шведы возникли на авансцене первыми. Гул голосов прекратился. Был слышен только Led Zeppelin и знаменитый голос Роберта Планта выводил: «Юниит кулей…»
– Господа, прошу любить и жаловать, – эффектно в полной тишине представил гостей Арнольд Израилевич, – наши гости из Швеции.
После паузы гул возобновился. Подошли к стойке бара. Шведы застонали. Это была эмоциональная реакция на алкогольный ассортимент. Пока Опанас Охримович проводил алкогольную экскурсию, освободился столик. Смуглый бармен и паренек с такой же бедуинистой внешностью в белом халате и колпаке быстро подготовили его для новой компании.
– О, я вижу, что у вас тоже много эмигрантов-арабов? – спросил Юхансен.
– Нет, только двое. Они палестинцы из исламского джихада. Живут тут уже пятый год, им Опанас предоставил политическое убежище, – усмехнулся Арнольд.
Опанас обнял друга и объяснил гостям:
– В какой-то период Арнольда Израилевича у нас стало очень много, вот и пришлось разбавить его джихадом. А чего? Живут тихо. Отменные повара, не воруют.
– Девять детей струганули, – вставился Серега.
– На здоровье, – продолжил Опанас, – до семи вечера варят вкусный кофе в супермаркете, а после – тут в кафе готовят. Все оформлено на «Бермуды» – риска никакого. Взяли наших девок, живут себе в четырех гаражах, никому не мешают. Окончили Киевский политех. На родину не торопятся. Говорят – терроризм уже в печенках сидит.
Расселись за столом. Бармен бросил пост и пришел брать заказ.
– Как обычно? – спросил он.
– Давай, – кивнул в ответ Опанас.
– Зачем вашему народу столько водки? – спросил, стесняясь, пьяный Свенсен, рассматривая барную стойку.
– Это народная терапия, – не задумываясь, ответил Арнольд, – своеобразный гель для души от стрессов, неудач, темпа жизни. Тяпнул стакан и подлечился.
– Пьяная нация – очень сомнительное достижение, – с трудом подбирая слова, сказал Свенсен, – это движение в тупик.
– Э, куда хватил, – стал на защиту нации Опанас, – у нас иммунитет. Кстати, посмотри, кругом, где ты видишь пьяных?
Свенсен обвел взглядом помещение, за столиками в непринужденных позах отдыхало население «Бермудов». За двумя столами расписывали пулю. За следующим играли в шахматы. В конце зала – гоняли бильярдные шары. Нарушал идиллию только Серега, сладко задремавший за их столом.
– Пора, – подытожил Арнольд. – Наливай!
Светало. Опанас, окинув взором поле боя, обратился к постояльцам:
– Мужики, помогите шведов разнести по койкам.
Понедельник закончился с большим опозданием.
Утро вторника для шведов началось в десять часов с кошмара.
Плотно прикрытые шторы давали уютный полумрак. Тихо урчал кондиционер.
Бодун! О, сколько информации в этом коротком слове!
Друзья лежали, раздавленные вчерашним, боясь шевельнуться. Вегетативная нервная система не работала. Они умирали.
Юхансен пожалел свою молодую жизнь: «Если останусь живой, – подумал он, – никогда не буду пить. Обязательно позвоню маме и своей девушке». И испугался. Оказалось, он не может вспомнить ее имя. Юхансен снова закрыл глаза и решил больше не думать. Петерсен и Свенсен думать и не пробовали. Друзья были дезориентированы и напоминали тараканов, обработанных дихлофосом. Ни один из троих не понимал, где они находятся. Что было вчера? В памяти вяло плавали какие-то фрагменты прошедших нескольких дней. Диван Юхансена стоял возле окна. Он, собрав силы, отодвинул портьеру и посмотрел на улицу. Друзья молча следили за его действиями. Некоторое время он безучастно рассматривал представившийся взору вид. Потом у него от изумления начали подниматься брови.
– Что там? – прошипел Петерсен.
Юхансен, глотнув слюну, ответил:
– Идите сюда, посмотрите.
– Я не могу, завтра расскажешь, – прошептал Свенсен.
Петерсен, держась за мебель, походкой переболевшего полиомиелитом доковылял до дивана. Напротив возвышался трехэтажный гараж. В псевдомавританском стиле. Эдакое Ласточкино гнездо. Строение дополняла башня высотой метров двенадцати. Крышу, покрытую красной черепицей, венчала спутниковая тарелка. Южная часть сооружения была увита виноградом.
– Зачем гаражу башня? – обреченно спросил Юхансен.
Петерсен пожал плечами.
– Ты же архитектор, – обиделся Юхансен.
– Не знаю, – честно признался Петерсен, – я такого никогда и нигде не видал.
– Мы в стране Оз, – Петерсен обвел рукой панораму, открывавшуюся из окна.
Рядом с башней мавританского гаража над крышами автокооператива плыли колонны, увенчанные скульптурой, несколько голубятен, гаражи с эркерами, шпили любых калибров. Вдалеке радовали глаз и флюгер с винтом от самолета Ан-2, и железнодорожный семафор. На горизонте колола небо мачта яхты, на которой развевался пиратский флаг. Впрочем, флагов было множество, разных. Преобладали цвета, радовавшие шведский глаз: сине-желтые. Юхансен перевел взгляд на мавританский гараж.
– Интересно, что он хранит в этом дворце, «Линкольн» или «Кадиллак»?
– Антикварный «Бентли», – предположил Петерсен.
Пока они разговаривали, к гаражу подошел владелец и открыл ворота.
Интрига нарастала. Теперь их взору предстал занавес из плотной ткани, закрывавший пространство гаража.
– А может, и «Роллс-ройс», – прошептал Петерсен. – Занавес, как в Стокгольмской опере.
Владелец достал из приваренного к внутренней стороне ворот металлического кармана тряпочку, вытер руки. И, наконец, неторопливо раздвинул шторы. В гараже стояла обычная «копейка».
– «Фиат-124», – разочарованно прошептал Петерсен, – мой дед на таком ездил до шестьдесят восьмого года, фото есть.
Между тем обладатель «копейки» завел двигатель, выехал и, не заглушая мотора, вышел из машины. Обошел ее несколько раз, озабоченно рассматривая кузов. На капоте он нашел, обнаружил пылинку. И мягкой тряпочкой смахнул ее. После осмотра открыл капот, глянул на работавший двигатель и там тоже что-то протер. После проделанных манипуляций закрыл капот, еще раз обошел автомобиль, нежно потрогал колесо, сел за руль и опять заехал в гараж. Выключил мотор, вышел, задернул занавес, закрыл ворота на ключ и ушел.
Потрясенные Юхансен и Петерсен посмотрели друг на друга – на них с новой силой набросился бодун…
Около двенадцати открылась дверь, вошел Арнольд Израилевич. Он был свеж, выбрит и счастлив. Хлопнул и потер ладошами, приветствуя постояльцев. Звук качнул мозги иностранцев. Шведы заплакали. Свенсен прошептал: «Голова…» – и умоляюще попросил аспирину и воды. Арнольд Израилевич раздал таблетки, прохладную минералку. Потом смотрел и слушал, как стучат по стаканам зубы, как непослушные руки проливают воду мимо рта, как гортань издает звук – гурли-гурли-гурли.
Арнольд Израилевич стоял и думал: «Неужели это потомки тех легендарных викингов, которые своими набегами держали в ужасе всю Европу? Боже, что с ними сделала цивилизация?»
На лестнице послышались грузные шаги. В дверном проеме появился Опанас Охримович. «Кляйне вайсе фриден стаубе гутен так киндер!» – поприветствовал он шведов, исчерпав все свои знания иностранных языков.
