— Я сейчас вернусь, — шепнул он мисс Холлишер. — Надо это сменить.
Она сосредоточенно кивнула.
Стэнли посмотрел на свои руки. Они лежали на спинке кровати, черные пальцы сжимали металлическую трубку, как кривые когти. И он вдруг увидел себя птицей, большой черной птицей, которая сидит на кровати Старика и ждет…
Он разжал пальцы.
— Пожалуй, я пойду, — сказал он мисс Холлишер.
— Нет, — сказал Старик.
Стэнли подскочил — по-настоящему подскочил на несколько дюймов.
— Мне пора домой, — сказал он растерянно.
— Нет, — сказал Старик, и его веки медленно разомкнулись. — Не сейчас.
— Я промок.
— Переоденься, — сказал Старик.
Мисс Холлишер поднялась со стула.
— Стэнли устал, сэр. Я же тут, рядом.
— Дура, — тихо сказал Старик. — Поживей.
По распоряжению мисс Анны, которая всегда обо всем заботилась, в комнате персонала в особом шкафчике хранилась для него сменная одежда. Он сбросил мокрый костюм, второпях порвав рубашку. Ну и что, подумал он, я же богат и могу себе это позволить.
Он стер грязь с ног и бросил полотенце на кучку мокрой одежды. Трусы он натянул задом наперед, и ему пришлось снять их и надеть как следует, а потом уже облачиться в темный костюм дворецкого.
— Он спит, — беззвучно выговорили губы мисс Холлишер как раз в ту секунду, когда глаза Старика открылись.
Как бы не так, подумал Стэнли. Он прятался там и торопил меня.
— Подгони машину, — сказал Старик.
— Я оставил ее у двери.
— Помоги мне встать, — сказал Старик.
— Нет, нет, нет, нет, — сказала мисс Холлишер.
— Я схожу за каталкой, — сказал Стэнли.
— Я пойду, — сказал Старик.
Она попыталась его остановить, но наткнулась на руку Стэнли. Он отвел ее пальцы.
— Бросьте это, мисс Холлишер.
— Ч-ч-что вы д-д-делаете? — Она заикалась от волнения.
— Он хочет встать, — терпеливо объяснил Стэнли.
— Я сейчас же позову доктора, вот что! Вы с ума сошли!
Глаза Старика нащупали ее, полные ненависти и, омерзения.
— Пошла прочь.
— Вы слышите? — Стэнли взял ее за плечи и бережно посадил на стул. — И без истерики. А если попробуете опять встать, я вышибу из вас дух.
Потемневшие глаза Старика благодарно его погладили.
Как собаку, которая поняла, чего от нее требуют, подумал Стэнли.
Мисс Холлишер открыла рот и закрыла его опять, булькнув слюной.
Стэнли обхватил Старика и поставил его на пол. Они пошли — медленно, очень медленно. И все-таки через два шага силы оставили Старика, и он повис на руке Стэнли. Не то чтобы он такой уж тяжелый, думал Стэнли, но неудобно, что он сбоку. Если бы просто взять его на руки, было бы проще, но он хочет чувствовать пол под ногами.
Эти мягкие кожаные ноги волоклись по блестящему кафельному полу, нарушая больничную тишину.
Стэнли принялся отсчитывать секунды. Сорок пять, сорок шесть. Коридор был по-прежнему пуст. Только бледно-зеленые стены, как в чистом аквариуме, и сияющий зеркальный пол. Ступни Старика слабо шевелились, как рыбьи плавники.
Во всяком случае, им никому не придется объяснять, куда они идут.
Семьдесят шесть, семьдесят семь…
Вот и двери. Снаружи совсем рядом блестит мокрый лимузин. Старик повернул голову. Что-то мелькнуло в его глазах. Веселая усмешка — вот что увидел Стэнли. На дне этих глубин сидел, поджав ноги, маленький мальчишка. (Стэнли казалось, что он ясно разглядел его. Или же он увидел свое отражение?) Сидел и смеялся.
Старик медленно поднял руку и указал.
— Что? — спросил Стэнли. — Что?
— Сигнал, — сказал Старик внятно. — Дай сигнал тревоги.
Он указывал на красный пожарный сигнал.
— Дать сигнал, сэр? — Стэнли уставился на стеклянный ящичек. — Но ведь надо будет разбить стекло.
— Валяй, — сказал Старик.
Поддерживая Старика правой рукой, Стэнли ударил по ящичку левым кулаком. Стекло затряслось… Дурак я буду бить его голой рукой, подумал он. Но только… погоди-ка, стекло ведь затряслось, так может… Он попробовал сдвинуть его в сторону. Безрезультатно. Ом толкнул его вверх, не рассчитав силы, — оно выскочило и со звоном разбилось на полу.
Уж очень мы шумим, подумал Стэнли и тут же добавил про себя: ну и что? Ведь мы же сейчас дадим сигнал пожарной тревоги.
Старик потянулся к ручке и не достал. Стэнли подсунул ладонь под дрожащий локоть, сжал его и приподнял. Пальцы Старика скользнули по ручке, сомкнулись на ней. И повернули.
Под взметнувшийся звон Стэнли усадил Старика в машину — осторожно, не торопясь. Пожарный колокол звенел и где-то снаружи, заглушаемый гулом ветра и дождя.
Передача включилась почти без щелчка. Звон замер позади, слышен был только шорох стеклоочистителей и стук дождя по металлу. Стэнли вел машину ровно и спокойно, не превышая скорости, внимательно следя за другими автомобилями. Словно вез что-то драгоценное. Словно большой черный лимузин был набит золотом. Осторожнее. Осторожнее.
Старик молчал. Стэнли посмотрел в зеркало заднего вида: его голова наклонилась, уперлась в мягкую бежевую стенку возле круглой лампочки. Лампочка горела. Нарочно он ее включил или просто его голова, наклоняясь, задела выключатель? Неяркий свет отгораживал заднее сиденье от переднего, так что Старик ехал словно совсем отдельно от Стэнли.
Стэнли остановился под аркой западного крыльца. С ее козырька сплошным потоком текла вода. Стэнли затормозил так мягко, что трудно было заметить, в какой миг машина полностью остановилась. Только дождь уже не стучал по крыше и ветровому стеклу.
Старик открыл глаза, но его голова все еще была а наклонена. Стэнли поставил ее прямо, потом внес Старика в дом. Кресло-каталка, как всегда, стояло в ожидании у дверей. Он усадил Старика и отступил, ожидая дальнейших распоряжений.
Он почувствовал странный запах. В холодную погоду кондиционер работал плохо, и всюду в доме возникали карманы застоявшегося воздуха, маленькие тихие заводи в воздушных потоках вентиляции. Такая заводь была и здесь. Запах машинного масла, почти незаметный во всем остальном доме, тут был очень силен.
Старик сказал что-то, но так тихо, что Стэнли пришлось к нему нагнуться.
— Вези.
— Куда? — Потускневшие глаза засветились гневом, и Стэнли поспешно добавил: — В оранжерею?
Свет угас. Значит, туда, подумал Стэнли.
Резиновые шины попискивали на паркете, потом мягко запрыгали на плитках оранжереи.
— Кресло, — сказал Старик, указывая глазами.
Его большое кресло со спинкой в форме опахала.
Его мягкая плетеная колыбель. Трон, как называла это кресло мисс Маргарет. Кресло, в котором он сидел изо дня в день, глядя, как птицы порхают в бамбуковой клетке.
Стэнли поднял его, как поднимал уже тысячи раз. Он стал легче, подумал Стэнли, совсем ничего не весит.
Птицы в клетке молчали. Ни звука, ни движения. Стэнли усадил Старика, укутал ему ноги легким пледом.
Ну вот, думал Стэнли, Старик водворен в свою клетку. Может, он задремлет и уснет, как птицы.
Глаза следили за ним, блестящие глаза-пуговицы.
— Останься, — сказал Старик.
— Слушаю, сэр.
Стэнли заметил, что сигарочница на столике сдвинута с обычного места, и поправил ее.
Старик вдыхал и выдыхал воздух, каждый раз с присвистом. Стэнли ждал, заложив руки за спину по стойке «вольно», стараясь различить темные нахохленные силуэты птиц в клетке. Зазвонил телефон.
Стэнли привычным движением потянулся к трубке.
— Нет, — сказал Старик очень громко. Стэнли отскочил. Старик чуть-чуть улыбнулся его поспешности — кривой, презрительной улыбкой, дряхлой и надменной.
Усмешка череда, подумал Стэнли. Телефон позвонил и умолк.
Шум разбудил двух-трех птиц, они забили крыльями, испуская хриплые крики. Из дальнего конца оранжереи донесся мягкий шлепок — какой-то тяжелый мясистый цветок упал, не выдержав собственной тяжести.
— Позвать ваших дочек, сэр? — Стэнли вдруг заметил, что говорит шепотом.
Птицы смолкли. Из того же угла, где упал цветок, вдруг донесся всплеск — заработал увлажнитель.
— Мне они не нужны, — сказал Старик. И добавил: — Теперь можешь идти.
И он замолчал. Его голова спокойно лежала на мягкой спинке кресла.
Стэнли отступил на ровную площадку под тяжелой петлей бугенвилеи. В огромном помещении горела только маленькая лампочка возле кресла Старика. А вокруг смыкалась чернота, незрячая и душная от запахов влажных листьев и влажной земли. Она была беззвучна, и только дождь барабанил по стеклянной крыше. Стэнли стоял неподвижно, сознательно расслабив все мышцы, сознательно ни о чем не думая. Иногда начинали ныть ноги, и он слегка менял позу, но не сходил с места и не садился. Он стоял в своем темном укрытии, как застывший страж. Ему был виден Старик — смутная фигура, лишенная красок в тусклом свете, и еще ему был виден угол птичьей клетки. Он смотрел то на кресло, то в клетку. Нигде ни малейшего движения.
