А сейчас стоял ноябрь, до Дня благодарения оставалась неделя. Когда Хема вспоминала привычный ее глазу пейзаж университетского кампуса, она представляла голые ветви деревьев, стучащие в окно учительской, замерзшую поверхность озера Вабан, сумерки, наступающие в три часа дня, и измученных студенток, бормочущих слабыми голосами: «Id factum esse turn non negavit»[17] В Риме листья тоже уже слетали с деревьев, образовав на набережных Тибра неряшливые кучи медно-бурого цвета, однако дни стояли непривычно теплые, даже душные, так что можно было выходить на улицу в одной кофточке, а вынесенные на улицу столы ресторанов и кафе были заполнены народом.
Любимый ресторан Хемы находился в пяти минутах ходьбы от квартиры Джованны — прямо рядом с портиком Октавии. Конечно, в Риме были сотни других ресторанов, которые Хема могла бы посетить, сотни вариантов качо е пепе, спагетти карбонара и жареных артишоков, которые она могла бы попробовать, но почему-то каждый раз, когда она «изменяла» своему ресторану с другими, эти визиты оставляли ее с чувством какой-то неудовлетворенности и разочарования. То ее не устраивало качество еды, то смущал корявый итальянский язык, на котором она изъяснялась, и поэтому она сохраняла верность своему ресторанчику, где ее уже знали. Здесь официанты без напоминания приносили ей бутылку газированной воды, кувшинчик белого вина и быстро убирали стол после первой перемены, оставляя ее за столиком с книжкой. Чаще всего, однако, Хема не читала, а просто сидела и смотрела на развалины портика, на изъеденные временем колонны, кое-где подпертые лесами, на массивный фронтон, значительная часть которого отсутствовала. Модно одетые, оживленные римляне проходили мимо, не обращая на портик ни малейшего внимания, а вот туристов сразу можно было узнать — они задерживались около раскопок, заглядывали вниз, а потом спешили в театр Марцелла. Перед портиком была небольшая площадь, с которой, как прочла Хема на мемориальной доске, в 1943 году было депортировано более тысячи евреев.
Она не собиралась возвращаться сюда, но случайно набрела на этот ресторанчик в первый же день, когда вышла из квартиры Джованны в поисках еды, пошатываясь от усталости после перелета. Собственно, она вполне могла назвать его старым знакомцем — много лет назад они ужинали здесь с Джулианом. Она тогда приехала в Рим тоже под выдуманным предлогом, тайно сопровождая Джулиана на конференцию, так влюблена она была, так уверена, что его развод — дело нескольких недель. Стоял май, страшная жара, город был наводнен туристами, а ей даже было нечего надеть — она не ожидала, что будет так тепло. Джулиан сделал свой доклад на конференции — слегка переработал главу собственной монографии о Петронии, и все дела. Она и сама могла бы выступить с докладом, если бы не была здесь инкогнито, собственно, родителям она так и не объяснила, зачем едет. Родители, конечно, поверили ей на слово — их умная дочь только что защитила диссертацию, так что ее решения в семье не подвергались сомнению.
А еще раньше, в самый первый раз Хема заехала в Рим, когда путешествовала по Европе вдвоем с подружкой после окончания Брин Мар[18]. Они постарались не пропустить ни одной достопримечательности, исправно читали надписи на памятниках и питались в основном многослойными сэндвичами панини и джелато — знаменитым итальянским мороженым. Да, первый визит оставил в памяти Хемы глубокое впечатление. А вот второе посещение Рима с Джулианом ничего не прибавило — Хема помнила только, как они завтракали на крыше своего отеля с видом на Колизей, а под столом сновали маленькие коричневые птички, которые бесстрашно клевали крошки прямо у ее ног. На завтрак им подавали свежий сыр рикотта, тончайшие ломтики мортаделлы и салями. Небо было ярчайшего сине-голубого цвета, солнце грело немилосердно, и Хема недоумевала, зачем им подают на завтрак соленое мясо, но отказаться была не в силах. Она помнила и их комнату в отеле — темно-розовые шелковые обои, огромная двуспальная кровать. Каждые несколько дней Джулиан разговаривал с женой и дочерьми, расспрашивал, как у них дела и какая погода стоит в Вермонте на озере Данмор, куда он отправлял семью на лето. Как много времени они с Джулианом провели в отелях! Джулиан обычно снимал им комнату в одном из крошечных дешевых местечек, которых так много на побережье Северной Атлантики, он терпеть не мог приходить к Хеме домой — в то время она снимала квартиры совместно с другими аспирантами. В доме Джулиана в Амхерсте видеться было также невозможно. Даже их первое свидание прошло в мотеле или отеле, она уже и не помнит, где именно. Джулиан тогда прочитал лекцию на их курсе, и другие профессора кафедры закатили ему торжественный ужин, а он потом пригласил ее в бар выпить за встречу.
Хема не позвала с собой в Рим Навина. Во-первых, он жил в Мичигане, и ему не так-то просто было вырваться с работы. А во-вторых, до обручения они с Навином встречались только три раза, когда он приезжал к ней в Бостон на выходные. Во время этих визитов они, как школьники, бродили по городу, взявшись за руки, заходили в музеи, сидели в кинотеатрах и на концертах. Во время их второй встречи Навин осмелился поцеловать ее на пороге ее дома и отправился ночевать к другу. Хоть он и не отрицал, что в его жизни были женщины, по отношению к будущей жене он вел себя исключительно целомудренно. А Хеме даже отчасти нравилось, что в возрасте тридцати семи лет с ней обращаются так бережно, как будто она была юной девочкой. В конце концов, мужчины начали замечать ее поздно, когда ей уже было сильно за двадцать, и ни один из них не запомнился ей своим бережным к ней отношением.
В Риме она продолжала общаться с Навином через интернет — посылала ему мейлы, даже несколько раз разговаривала с ним по телефону. Они обсуждали свой медовый месяц, который собирались провести в Гоа, вместе выбирали отель. А о чем еще было с ним говорить? Они собирались связать свои жизни в январе, но у них не было ни общей истории, ни общих воспоминаний — лишь будущее. Хема не скучала по Навину в Риме, но с удовольствием думала о предстоящей свадьбе. Они планировали отпраздновать свадьбу в Калькутте, а после медового месяца вернуться в Бостон. Родители Хемы, правда, несколько презрительно отзывались о национальности Навина — он был «не бенгалец», иначе говоря, не удостоился чести родиться в Западной Бенгалии, как положено порядочному человеку. Навин приехал в Америку защищать докторскую диссертацию и сейчас преподавал физику в Мичиганском университете. Им повезло — Бостонский технологический институт предложил ему ставку преподавателя, так что со следующего учебного года Навин переезжал к ней.
Хема не хотела думать о предстоящем браке как о традиционном индийском замужестве, но, конечно, понимала, что так оно и есть. Хотя она и встретила Навина независимо от родителей, они нашли его еще раньше, и уже давно интриговали, чтобы свести их вместе. Они несколько раз спрашивали Хему, может ли Навин ей позвонить, но она всегда отвечала «нет». И вот после нескольких лет отказов она согласилась поговорить с ним. Почему? Да потому, что в конце концов поняла, что Джулиан никогда не уйдет от своей плодовитой женушки. Родители-то думали, что она не выходит замуж, так как слишком погружена в свои научные исследования и слишком застенчива, чтобы вот так знакомиться с мужчинами. А на ее тридцать пятый день рождения мать даже спросила потихоньку, не предпочитает ли она женщин. Родители и не подозревали, что все это время она была тайной любовницей женатого мужчины, — их бы удар хватил. А она-то, наивная дурочка, все надеялась, что чаша весов склонится в ее пользу. Даже когда с родительской помощью покупала себе дом в Ньютоне, когда сидела в офисе с юристами, подписывая бумаги, верила, что когда-нибудь на всех этих документах появится и вторая подпись — его. И что? В результате она вступила в средний возраст одна, без мужа, без детей, без семьи, разочарованная и уставшая от жизни. Родители теперь жили на другом конце света, так что пригласить в свой новый дом ей было некого. Но зато всю работу по дому приходилось делать самой: и снег разгребать зимой, и по счетам платить, и лампочки вкручивать. Вот так жизнь и принесла ее к Навину — невозможно стало терпеть дольше такое существование.
Больше всего в отношениях с Навином Хему привлекала изначальная определенность целей и задач: цель, собственно, состояла в том, чтобы пожениться, задача — понравиться друг другу настолько, чтобы можно было принять это серьезное решение. После многих лет обманов и лжи Хема про себя умилялась от такого подхода к семейной жизни: то, что когда-то в юности отпугивало ее ограничением надуманных свобод, теперь, наоборот, полностью освободило от зависимости от Джулиана. Ей заранее понравился человек, готовый жениться на ней заочно, а когда они встретились, она нашла привлекательными его задумчивые карие глаза, продолговатое лицо и тонкую полоску усов над верхней губой. После их помолвки с Навином Джулиан не объявлялся: кончились его неожиданные ночные визиты, звонки в обеденный перерыв, после которых она до вечера не могла прийти в себя. Они с Джулианом были вместе более десяти лет, и Хема не могла поверить, что их отношения можно было прервать так просто, одним телефонным звонком. «Я помолвлена и выхожу замуж», — сказала она Джулиану, когда тот позвонил, чтобы предложить ей провести вместе выходные. А он обвинил ее в том, что она обманывала его, и бросил трубку. И с тех пор она больше ничего о нем не знала.
