Деон включил негатоскоп, установленный рядом с книжным шкафом, вынул из конверта рентгеновские снимки грудной клетки, выбрал тот, где был передне-задний вид, и вставил в зажимы. Отступив на шаг, он начал пристально его рассматривать. Сердце гипертрофировано слева. Но без характерной для тетрады «формы сапога». А здесь закругленное вздутие — очевидно, из-за левого желудочка. Справа еще одна выпуклость — правое предсердие. Ствол главной легочной артерии не просматривается, а легочные поля обескровлены.
Он щелкнул выключателем, и картина сердца Джованни исчезла.
Он снова взял заключение и перечитал последние строчки. Атрезия трехстворчатого клапана с обширной фистулой между предсердиями и предположительно незначительный дефект желудочка. Главная легочная артерия сужена, кровоснабжение за счет обходных сосудов. Схуман предлагал катетеризацию для уточнения диагноза.
Деон уперся локтями в стол и покачивался взад-вперед, взад-вперед.
Да, да, он должен испытывать облегчение. Конечно же, конечно! Положение сразу упрощается. Ему не придется делать этого выбора. Выбор сделан за него, давным-давно.
Этому маленькому существу ничем помочь нельзя, уверял он себя, пытаясь смягчить парализующее ощущение своей вины. И никто на свете ничего сделать не сможет. Разве что обходное шунтирование кровеносных сосудов, чтобы в легкие поступало чуть больше крови. Ничего сделать нельзя.
Триш смотрела на него ничего не выражающими глазами.
— Значит, ты мне не можешь помочь, Деон? Я верно поняла?
— Ну-ну, — он попытался улыбнуться. — Садись, и я скажу тебе, что они установили.
Самое ужасное, что к этому никогда не привыкнешь, сколько бы ни приходилось это делать, сколько ни успокаивай себя напоминанием, что смерть в природе вещей.
— Триш, мне очень жаль, итальянские врачи ошиблись. Это не тетрада Фалло, а атрезия трехстворчатого клапана.
Она продолжала смотреть на него пустыми глазами.
— Что это означает?
— Ну, трехстворчатый клапан соединяет правое предсердие с правым желудочком. Клапан недоразвит, и кровь не может поступать через него в желудочек, который в результате также не полностью развит. А Джованни живет потому, что…
— Деон, не надо, — сказала она полным отчаяния голосом, хотя выражение ее лица не изменилось.
После напряженной паузы она продолжала:
— Извини, можно ты мне объяснишь все потом? А сейчас скажи только, что это означает? Прошу тебя!
У него не было больше сил смотреть на нее.
— Положение очень тяжелое, — сказал он наконец.
— И оперировать нельзя? Да?
— Можно сделать вспомогательную операцию. Она даст определенное облегчение, хотя и не очень значительное.
— Но…
Он покачал головой.
— Триш, мне очень жаль. По-настоящему помочь тут ничем нельзя.
Широкие плечи мужчины, который шел впереди, показались Деону знакомыми. Шляпа и поднятый воротник — утро было холодное и ветреное — не позволяли разглядеть голову, толстое пальто скрывало что-то знакомое в высокой фигуре, и все-таки Деон был уверен, что эту размашистую походку он видит не впервые.
Он продолжал идти за неизвестным, перебирая в уме длинный список друзей и знакомых. Мужчина поравнялся с «фольксвагеном» кремового цвета, обошел его сзади и сунул руку в карман пальто. Но ключа там не оказалось, и он принялся неловко расстегивать пуговицы. В тот момент, когда Деон приблизился к машине, ее хозяин нашел ключ я, повернувшись к дверце, поглядел поверх крыши автомобиля.
Деон, вздрогнув от удивления, узнал Филиппа Дэвидса. И тут же удрученно вспомнил, что он так и не позвонил ему.
Последние дни перед отъездом в Австралию были совершенно сумасшедшими. В тот вторник он дважды возвращал сына одного своего коллеги в операционную — вновь начиналось кровотечение (почему-то, когда оперируешь собратьев-врачей или их близких, обязательно что-нибудь случается). Потом неприятности с Лизой. А за день до отъезда его встреча с Триш, когда ему пришлось сказать, что у ее сына атрезия трехстворчатого клапана, а не тетрада Фалло, как предполагали, и что это непоправимо. Он все еще помнит и всю жизнь будет помнить, как Триш, застыв, сидела у его письменного стола, он видел, как сжимались ее узкие плечи, и только тонкие пальцы машинально открывали и закрывали, открывали и закрывали застежку на дорогой сумочке.
Тем не менее он должен был позвонить Филиппу. Такую невежливость легче счесть сознательным проявлением пренебрежения.
Он улыбнулся — его улыбка получилась даже излишне сердечной, словно он хотел загладить случившееся, и воскликнул:
— Здравствуй! Ну, как дела?
Филипп тоже как будто в первую секунду растерялся, и, хотя улыбнулся в ответ, в его голосе прозвучала некоторая сдержанность.
— Здравствуй, Деон. У меня все хорошо. Спасибо, очень хорошо.
И, обойдя автомобиль, подошел к нему.
Они обменялись рукопожатием.
— Сто лет тебя не видел, — вынужден был сказать Деон.
— Какими судьбами ты здесь? — спросил Филипп и обвел взглядом обшарпанные фасады фабричных зданий и высокие закопченные стены по обеим сторонам улицы. Это был заводской район, к которому примыкали трущобы.
— Пригнал машину на профилактику. Мастерская за углом. А у них не нашлось, кому меня отвезти. И я решил поехать на автобусе.
— Ты в больницу? Если хочешь, я тебя подвезу.
Деон сказал нерешительно:
— Мне не хотелось бы тебя затруднять.
Филипп предупредительно открыл дверцу и жестом пригласил его сесть.
— Я сам туда еду.
Деон с облегчением влез в машину и, перегнувшись через сиденье, отпер дверцу водителя.
— Спасибо, — сказал он, когда Филипп завел мотор и, прибавив оборотов, приготовился отъехать, едва в потоке машин образуется просвет. — А то для прогулок не самая приятная погода.
Филипп отозвался, уже лавируя между легковыми автомобилями и тяжелыми грузовиками.
— Пожалуй, — сказал он.
Некоторое время они ехали молча.
— Как мама? — спросил Деон.
Филипп пожал плечами.
— Угасает. Но к счастью, гормональные препараты сняли боли в костях, которые вызывались метастазами.
Снова наступило молчание. Деон пытался придумать, что бы такое сказать дружеское и непринужденное.
— Знаешь, — сказал он наконец, — я только сейчас вспомнил, что ты мне звонил. Это было уже давно. Мне правда очень неловко, что я тебе тогда не позвонил.
Филипп поглядел на него:
— Звонил? А, пустяки. Просто хотел поблагодарить за приятный вечер.
— Секретарша передала мне, но на меня столько тогда навалилось, что из головы все вылетело. Ты помнишь Триш?
— Триш?
— Триш Коултер. Она училась в художественной школе, когда мы были на последнем курсе. Я тогда некоторое время с ней встречался. Патриция Коултер.
— Девушка с длинными темными волосами?
— Ну да. Темно-рыжими.
— Что-то припоминаю. Я, по-моему, видел вас вместе.
— Так вот, она неожиданно приехала из Италии. Она теперь там живет. Вышла за итальянца. Но он погиб в автомобильной катастрофе.
Он коротко изложил историю Триш и объяснил, зачем она приезжала.
— Да, нелегко, — сказал Филипп, и его обычно спокойный голос чуть дрогнул. — На долю некоторых людей почему-то выпадает незаслуженно много страданий.
Впереди вспыхнул желтый сигнал светофора, и Филипп прибавил скорости, затем передумал и затормозил. Маленький автомобиль плавно остановился на красный свет.
— И трагедия тем больше, что ее можно было бы предотвратить, — добавил он.
— Ты имеешь в виду исследование хромосом плода? Но он и так знал, что Филипп имеет в виду именно это.
— Да. Прокол полости плодного мешка в наши дни широко практикуется. — Филипп покосился на него. — Ну, ты знаешь: из матки матери на ранней стадии беременности берется жидкость, содержащая клетки плода.
— Да-да, — быстро сказал Деон. — Жаль, что такого исследования не провели.
— Я бы обязательно это рекомендовал. Ей ведь было под сорок, когда она забеременела?
— Тридцать восемь.
— Ну вот. Она была в том возрасте, когда процент вероятности того, что ребенок родится с синдромом Дауна, особенно велик.
— И, обнаружив лишнюю хромосому, ты рекомендовал бы прервать беременность?
— Конечно, — без колебания ответил Филипп.
Деон усмехнулся.
— Помнится, раньше ты придерживался других взглядов.
Загорелся зеленый свет, и Филипп отпустил сцепление.
— Раньше?
— А ты не помнишь, как мы однажды схватились на эту тему?
— Да, вспоминаю. — Филипп умолк, переключил передачу и обогнал тяжелый громыхающий грузовик. Дорога была свободна, и он продолжал: — Я и сейчас против аборта, если он делается для того, чтобы избавиться от будущего ребенка. Но когда он предотвращает рождение ребенка с неизлечимой болезнью, я считаю его необходимым. Приюты для умственно неполноценных переполнены. Деньги, которые тратятся на содержание детей, как с болезнью Дауна, так и с другими врожденными дефектами, обрекающими их на умственную неполноценность, можно было бы расходовать с большей пользой. Например, здесь они пригодились бы для борьбы с хроническим недоеданием среди детей цветных и черных!
