— Да, вспоминаю. — Филипп умолк, переключил передачу и обогнал тяжелый громыхающий грузовик. Дорога была свободна, и он продолжал: — Я и сейчас против аборта, если он делается для того, чтобы избавиться от будущего ребенка. Но когда он предотвращает рождение ребенка с неизлечимой болезнью, я считаю его необходимым. Приюты для умственно неполноценных переполнены. Деньги, которые тратятся на содержание детей, как с болезнью Дауна, так и с другими врожденными дефектами, обрекающими их на умственную неполноценность, можно было бы расходовать с большей пользой. Например, здесь они пригодились бы для борьбы с хроническим недоеданием среди детей цветных и черных!
Несколько уязвленный этим скрытым осуждением (пусть он теперь канадский гражданин, но родился-то он тут!), Деон сказал:
— У тебя это выходит как-то очень своекорыстно: вам не на что их содержать — так обойдемся без них.
Филипп поднял брови и ничего не ответил.
— Видишь ли, для Триш это не просто ребенок с синдромом Дауна. Это ее единственный сын. У него есть имя — Джованни. Она любит его, и он платит ей тем же. Если бы ее беременность прервали, у нее не было бы ничего.
— Судя по твоим словам, она достаточно богата, чтобы содержать его. А если б нет? Если такой ребенок вдобавок к своей неполноценности становятся тяжкой обузой для семьи?
— По-моему, это ничего не меняет.
— И не должно менять. Суть одна. Ты сам прекрасно знаешь, что природа создает весьма неблагоприятные условия для тех, кто рожден с синдромом Дауна. Они умирают от инфекционных болезней, различных врожденных дефектов и так далее. Природа избавляется от них. А мы, со своими антибиотиками, хирургией и всем прочим, нарушаем равновесие.
— Ты же не предлагаешь, чтобы их лишали медицинской помощи?
— А почему нет? Никто не может вынудить тебя поддерживать бесполезную жизнь. Каждый из нас должен решать это для себя сам.
— Что ж, может, ты и прав. — Деон прижал ладонь к подбородку и покусывал кожу между большим и указательным пальцем. — Может быть.
Филипп посмотрел на него и засмеялся.
— По-моему, я тебя не убедил.
— Меня не надо убеждать. Мне эти вопросы тоже приходили в голову. — Деон помолчал, подыскивая нужные слова. — То, что ты говоришь, теоретически выглядит вполне логичным. Медицина продлевает существование генетических ошибок природы. Это верно. Но не следует всю вину возлагать на медицину. А современная техника? Точно так же ты мог сказать, что незачем вызывать врача к человеку, который в автомобильной катастрофе получил тяжелую мозговую травму, или везти его на «скорой» в больницу. Лучше нести его туда на носилках — больше шансов, что умрет по дороге.
— Возможно, когда-нибудь мы будем вынуждены продолжить этот разговор, — сухо сказал Филипп. — Что ты посоветовал ей? Ну, Триш?
Деон почувствовал, что Филипп хочет переменить тему, чтобы не вступать в открытый спор. Тем лучше. Он тоже попытался вернуться к спокойному и рассудительному тону.
— Что я мог посоветовать? У него атрезия трехстворчатого клапана.
— То есть ты ничего не можешь сделать?
— Ничего, — Деон скривил губы. — А, к черту!
— Она вернулась с ребенком в Италию?
— Наверное. По крайней мере намеревалась уехать.
Филипп бросил на него быстрый взгляд. Деон, почувствовав желание оправдаться, словно поступил с Триш подло — и потому, что отказался оперировать ее сына, и потому, что не знал, где она теперь, поспешил сказать;
— Меня же здесь не было. Я уезжал.
— А, да! Я знаю из газет. В Австралию, ведь так?
— Да.
— Ты прекрасно выглядишь. Австралия явно пошла тебе на пользу.
— Но мы вернулись уже довольно давно. Больше, месяца.
— Тем не менее загар у тебя еще отличный!
Деон улыбнулся.
— По воскресеньям я выходил на яхте в море. Загар скоро сойдет, если погода не переменится.
— Да. Странно, но здесь я переношу холод много хуже, чем в Канаде.
— Влажность другая.
— Возможно.
И до конца пути они продолжали ничего не значащий разговор. Филипп свернул в проезд, ведущий к больнице.
— Дай-ка я сойду здесь, — сказал Деон.
— Незачем. Мне в любом случае придется проехать мимо твоего корпуса.
Они свернули в узкую улочку, на которую выходило здание медицинского факультета. Она была заставлена автомобилями.
— Каникулы кончились, как видишь, — сказал Деон. — Вот что. У меня есть место на стоянке. Если хочешь, поставь машину там.
— Спасибо, но у меня тоже есть постоянное место. Вон, в конце ряда.
— Правда? — Деон удивленно посмотрел на Филиппа. — Каким образом?
— Я здесь работаю.
— Да-да, я ведь так и не спросил, что ты теперь делаешь… Но почему-то мне казалось… ты ведь говорил, что собираешься что-то писать?
— Это заняло меньше времени, чем я предполагал. А потом я решил принять предложение профессора Глива. Я ведь говорил тебе, что он пригласил меня к себе в цитологическую лабораторию.
— Да, я помню.
— Ну вот, теперь я там.
— Давно?
— Полтора месяца.
— Так мы соседи. И я все полтора месяца даже не подозревал, что ты работаешь здесь.
— Ну, тут много народа работает… — заметил Филипп.
И Деон, обрадовавшись предоставленной ему возможности оправдаться, поспешил согласиться.
— Не говори. Я думаю, наберется не одна сотня сотрудников, которых я еще ни разу не встречал.
Здание было совершенно новое, но двери плохо закрывались, в щелях посвистывал ветер. В вестибюле было холодно, и Филипп прошел к лифту как был, в пальто.
Вспыхнула стрелка — двери мягко раздвинулись. Из лифта, оживленно разговаривая, вышли две молодые женщины, и Филипп посторонился, пропуская их. Они даже не взглянули на него. Он вошел в кабину и нажал на кнопку четвертого этажа. В этот момент входные двери распахнулись, чуть не ударив молодых женщин, которые, взвизгнув, едва успели отскочить. В вестибюль влетел дюжий краснолицый мужчина и кинулся к лифту. Молодые женщины обернулись и сердито посмотрели ему вслед. Филипп никак не мог найти кнопку, чтобы остановить смыкающиеся двери лифта. В тот момент, когда он ее отыскал, мужчина рванулся вперед и всунул плечи между дверьми. Они остановились, щелкнули и начали открываться.
— Что, нельзя было оставить эти чертовы двери открытыми? — грубо сказал он Филиппу на африкаанс.
Филипп нахмурился, но сдержался.
— Извините, — сказал он ровным голосом и протянул руку к кнопкам. — Какой этаж?
— Пятый.
Двери со стуком сошлись, лифт дернулся и пошел вверх.
— Ты лифтер? — угрожающе спросил краснолицый.
Филипп набрал в легкие воздуха и неторопливо выдохнул. Потом сказал, глядя в сторону:
— Нет.
— Разве тут нет отдельного лифта для цветных?
Неужели всякий раз спускать им?
Филипп посмотрел прямо в свиные глазки на багровом лице.
— Это здание не относится к больнице, это территория университетского городка. Я профессор и здесь работаю.
— У меня тут важная встреча, — буркнул мужчина. Он был явно сбит с толку, и самоуверенность его несколько поувяла.
Лифт остановился, и Филипп вышел. Двери уже смыкались, когда краснолицый проворчал:
— Готтентот проклятый.
Филипп резко повернулся, но двери закрылись. Лестница была рядом, и через пять-шесть секунд он будет на пятом этаже. Но что толку? Чего ты добьешься, кидаясь в драку с ними? Даже если возьмешь верх, даже если проломишь им головы и изуродуешь их самодовольные физиономии, ты ничего не изменишь. Так что стисни зубы, проглоти горькую желчь и постарайся убедить себя, что все это не имеет значения.
Он расправил плечи и, держась прямо, как гвардеец, прошел по коридору к двери со скромной табличкой: «Факультет медицинской генетики».
За нею был другой коридор: с одной стороны дверь в главную лабораторию, напротив — двери кабинетов. Он направился в лабораторию. У большого центрального стола трудились две лаборантки. Они оторвались от микроскопов и поздоровались, улыбаясь Филиппу. Девушки держались с ним дружески — для них он стал своим.
Другое дело Уильямс. Он пришел сюда со степенью бакалавра биологии и до появления Филиппа был признанным главой лаборатории. Профессор Глив, занятый клинической работой и совещаниями, руководил лабораторией, скорее, символически. Теперь ее возглавлял Филипп.
Старший лаборант вышел из двери инкубатора, в глубине лаборатории, небрежно закрыл ее за собой и прислонился к стене.
— Ни одна из последних четырех культур не принялась, — равнодушно сообщил он лаборанткам.
Филипп не мог понять, заметил его Уильямс или нет. Он сделал несколько шагов вперед, чтобы привлечь к себе внимание.
