Машины, которые так любил Смеджебаккен, сами были едва ли не живыми организмами и не впадали в стерильную точность, которая отличает сверхчувственный, божественный мир от нашего, человеческого. И никому не требовалось состязаться с ними в погоне за совершенством. Так что, видите ли, Смеджебаккен не был самонадеянным. Даже если он в чем-то ошибался, ошибка эта ни в чем пока не проявилась, и все его устройства были выполнены с той невинной дерзостью, которой, смею утверждать, более не существует.
Самая большая наша проблема заключалась в том, чтобы провести шахту сквозь горную породу в точности к той точке клети 47, куда нам требовалось, и не только для того, чтобы снаружи не было видно, как в нее отправляется золото, но и, что гораздо более существенно, с той целью, чтобы отверстие ее оказалось между проводами сигнализации, забетонированными на расстоянии фута друг от друга. Это было исключительно трудной задачей, и в процессе преодоления одной трудности создавались две новые, чему, казалось, не наступит конца. Но в этом, сказал мне Смедасебаккен, и состоит инженерия. А вера инженера не только в том, что все трудности можно преодолеть, но и в том, что число их конечно.
Прежде всего нам пришлось сделать трехмерную карту беспрецедентной точности. Поскольку наши отметки уровня отстояли друг от друга на полмили и имели между собой полдюжины поворотов (одна отметка была сделана в угловом камне здания фирмы Стиллмана и Чейза, а другая, метка маркшейдера, – на улице рядом с ближайшим входом в подземку) и поскольку перепад высоты составлял 75 метров, на схеме нашей изображался зазубренный, изогнутый маршрут длиной приблизительно в 1761 метр. Нам надо было начать в точке, которую мы могли определить лишь косвенно, и, пройдя 1761-й метр, сделав более сотни угловых измерений, вернуться вслепую в эту самую точку. Чтобы разместить виниловую крепь, которая поглотит золото, и, что более важно, чтобы дать ход толщине телескопических буров для столь длинного отрезка, который нам требовалось просверлить, шахта должна быть 20 сантиметров в диаметре.
Это оставляло по пять сантиметров зазора между проводами сигнализации в полу. В одних только линейных измерениях это представляло собой довольно жесткий допуск. Но если включить сюда сотню угловых измерений, то задача требовала такой точности, которая казалась почти недостижимой.
Прибавьте к этому то обстоятельство, что мы не знали, где именно вмонтированы в пол провода сигнализации, и вы, возможно, поймете, почему, извещенный обо всем этом Смеджебаккеном, я решил оставить свою затею.
– Нет, – сказал он. – Когда вы изложили мне план, я сразу же понял, какие с ним сопряжены трудности. Но понял также и то, что все они преодолимы. Все, что от нас требуется, это делать по одному шагу зараз.
– Каков будет первый шаг? – спросил я.
– Где вы покупаете себе обувь?
– Обычно – у «Пола Стюарта», – сказал я, теряясь в догадках.
– Пойдемте туда, вы купите новую пару туфель очень большого размера, чтобы я смог оборудовать их магнитометрами.
Смеджебаккен занимался таинственной работой в прекрасно оборудованной механической мастерской, которая когда-то была его домом, и без моего ведома переделал пять лабораторных магнитометров таким образом, что их можно было установить внутри пары туфель, по одному за раз, и считывать их показания на циферблате, замаскированном под наручные часы.
Зачем понадобилось пять магнитометров от трех разных производителей? Это просто, сказал он мне, а затем ознакомил меня со своим основополагающим принципом.
Магнитометры по самой своей природе точны лишь в пределах двадцати процентов своих показаний.
Я смогу считать показания на шкале, сказал он, и обозначить контактные точки с точностью всего лишь около десяти процентов. Следовательно, нам надо противостоять 72-процентному коэффициенту точности, в то время как каждое измерение должно было иметь достоверность в 99,9971 %.
То, что для этого требовалось, объяснил Смеджебаккен, было хоть и утомительно, но очень просто. После сотни считываний показаний с каждого из пяти магнитометров мы получим диаграмму разброса, которая будет выглядеть как колпак Пиноккио. Значение горизонтальной оси в верхушке колпака и будет самым близким к точному измерению, которого мы сможем достичь.
Всю процедуру мы повторим пятикратно, придавая большее значение последним попыткам, чтобы отобразить предполагаемый рост моей компетентности после столь долгой практики.
Я чуть было в обморок не упал от перспективы 2500 раз считывать показания магнитометра, но Смеджебаккен быстро привел меня в чувство, напомнив, что кража огромного количества денег требует огромного объема работы.
– Хорошо, – сказал я, – как мы составим план расположения проводов, чтобы можно было записывать измерения?
– Мы откалибруем пол.
– А как мы это сделаем?
– С помощью линейки и метчика с пятью алмазными резцами. И то и другое вы внесете туда в туфлях или в карманах. Они ничего не заметят, пока ваш вес на выходе будет соответствовать их ожиданиям. Вам понадобится также пронести туда фотокамеру, штатив и микрометр.
– Зачем?
– Вы сфотографируете каждую метку, которую сделаете в полу. Использование штатива обеспечит единый масштаб. Когда я увеличу эти точки – зафиксировав положение увеличителя, – то получу хорошие измерения, которые позволят мне скорректировать калибровку на фотографии. Разумеется, весь этот процесс мы повторим несколько раз.
– Я сфотографирую каждую метку на полу, – рискнул я высказаться, – чтобы вы могли ее измерить и чтобы потом, когда я буду измерять расстояние, я мог продвигаться от края к краю, а вы – прибавлять к этим измерениям ширину меток.
– Верно. При измерениях вы будете пользоваться лупой.
– Сколько раз мне придется проводить измерения?
– Несколько сотен.
– Вы полагаете, что мы сможем управиться со всем этим, прежде чем умрем?
– Будем стараться, – сказал он.
Прежде чем приступить к калибровке, за которой последуют несколько месяцев считывания показаний магнитометров, я спросил у Смеджебаккена, почему мы не можем предположить, что провода сигнализации обесточиваются, когда хранилище открыто. В конце концов, нам потребуется пробиться через них только один раз.
– Допустим, так оно и есть, но что, если нам понадобится свернуть работу из-за того, что Транспортному управлению вздумается провести внеплановую проверку туннеля, или из-за того, что мистер Эдгар приведет Джона Фостера Даллеса посмотреть на золото в хранилище? Что тогда? Ночью они включат сигнализацию, и с нами будет покончено.
– Вы правы.
– И не только это. Ведь кто может утверждать, что все там объединено в одну цепь? Мне представляется, что в зал сигнализации проведено множество раздельных цепей и что размыкаются только те, которые необходимо разомкнуть, а все остальные остаются замкнутыми.
Точность, с которой мы подходили к прокладке нашего туннеля, обеспечивалась не только инженерной подготовкой Смеджебаккена, но также и моим опытом в области навигации. Сочетая методы землемерной съемки с приемами ориентации по звездам и солнцу, мы добивались более жестких допусков. В конце концов, определение местоположения точки на земной поверхности на расстоянии полутора сотен метров от нее – для чего хорошему навигатору достаточно всего лишь секстанта и хронометра – представляет собой отношение площади круга радиусом в 150 метров ко всей площади поверхности земли.
И это могло быть осуществлено на корабле, движущемся по волнам, когда оценка положения солнца зависит от глаз и от нервов. Наши измерения, основанные на метках, процарапанных в мраморе с помощью алмаза, были куда как точнее. Мы могли не терять надежды.
Чтобы иметь возможность заняться землемерными съемками, мы затеяли в подземке работы по специальному проекту. Говоря «мы», я, главным образом, имею в виду Смеджебаккена, который пользовался в Транспортном управлении таким уважением, что, когда он поделился с ними своими опасениями относительно давления, оказываемого материковой платформой на выход скальных пород под Уолл-стрит, из-за чего может произойти внезапный сдвиг, они ему поверили. Они финансировали его исследования тектонических подвижек и предоставили ему разрешение входить как представителю власти во все помещения Стиллмана и Чейза, включая подвал и хранилище.
Я, разумеется, присутствовал там, когда он приходил вместе со своей командой. Когда они были в самом хранилище, за ними по пятам следовали полдюжины охранников с дробовиками. Впервые увидев золото в огромных штабелях, Смеджебаккен озарился ангельской улыбкой. В свое время мой рассказ о том, что оно штабелировано там в виде крепостных валов, стен и кубов размером с небольшие здания, эмоционально его не затронул.
