Содом
Я был приговорен заочно
За то, что видел все отлично,
Но разницу я знал неточно
Между народом и вождем,
Зане все люди симпатичны,
Но те, что выглядят прилично,
Мерзее втрое, чем обычный
Народ, пропитый и циничный,
Кому привычно гнить живьем.
Когда всего ценнее личность,
А в личности важней наличность,
То положения двуличность
Уже не кажется бедой.
Народ, он состоит из знаков,
Но знаков ряд неодинаков,
А в сумме знаков есть логичность,
Ее отстаивают массы
Освободительной борьбой.
Есть круглый чисел интересы —
И это есть предмет прогресса,
И математики процессы
Подчас свободой мы зовем.
Мы в демократию войдем,
Где прав и совести запасы,
Уже не будем мы безгласы,
Мы в светлый мир проложим трассы,
Из трясогузок станем асы —
Хоть прыгай в лестничный проем.
Когда свободу обретем,
Когда поставим на своем,
Когда укажут путь в сберкассу,
Когда введут запрет на Маркса,
Венчаться станут пидорасы
И прав прибавится у прессы,
Тогда истории вопросы
Для нас покажутся фуфлом.
Утопии железный лом
Пошел в обмен на Мерседесы
И прогрессивные балбесы
Наметили маршрут в дурдом.
Шоферы, сданные внаем,
Жрут чебуреки за рулем
И на прохожих смотрят косо,
А в ресторанах рдеют боссы,
Налившись розовым вином.
Там рьяно отрицают классы,
Мыслители не метят в Марксы,
Где в вечность принимают взносы,
Там все равны перед рублем.
Неактуальные процессы
Не вызывают интереса —
Где ведьмы, упыри и бесы,
Припудрив шрамы и укусы,
Обнявшись строят общий дом.
Там демократы кровососы,
Давясь рубают ананасы,
На генеральские лампасы
Блюют господским шашлыком.
Там юркие единоросы
Строчат привычные доносы,
От перепития гундосы
Считают выручку тайком.
Там прогрессисты-либералы
Используют свои каналы,
Чтоб влезть истории в анналы
И прячут от людей клыки,
Там рвут страну на регионы,
Там либералов эскадроны,
Там реформаторов полки,
Там светлых личностей колонны
Погибли в битвах за руду.
Там нефть и газ души дороже,
Там либеральные вельможи
Царапают друг другу рожи,
Из жирной глотки рвут еду.
Правозащитники-герои,
Регалии в четыре слоя,
Бранят тоталитарный строй,
И час свободы торжествуя,
Идут начальству салютуя,
Друг в дружке чествуя холуя,
Рыгают дармовой жратвой.
Там в небо высятся колоссы,
Там ржут на привязи пегасы,
Кладут под Мерседес фугасы,
А на закон кладут елду.
С торжественностью какаду
Там лебезят интеллигенты
Ловя счастливые моменты,
И норовят под монументы,
Начальства нового пролезть.
Там не в чести отныне честь.
Сияют в куполах купоны,
И над ворованным жильем
Кружат охрипшие вороны,
И чистит КГБ погоны,
И бьет хозяину поклоны,
И давит ближних сапогом.
Помилуй, Господи, Содом,
Есть десять праведников в нем.
Помилуй ржавые откосы
И грязь, размытую дождем.
Что делать, раз мы здесь живем,
Раз пуст наш дом и ветер в нем.
Ну что же вы стоите,
Пора бы на Таити,
При этом паразите
Того гляди, сгнием.
Скорей за чемоданы —
Там бабы и бананы,
Вы сразу воспарите,
Мы там не пропадем.
Гнушаясь удовольствий,
Под пальмами соитий,
Кокосовых орехов, коричневых грудей,
Скривились от расстройства —
Ну право не кривитесь,
Помилуйте, приятель,
Я просто так. Ей-ей.
На трибуне мадам Иванова,
Критикесса застойных годов,
Та, что билась за правое слово
Беззаветно, как критик Петров.
Как они были непримиримы,
И вгрызались друг другу в кадык,
Чтобы в пасти у Третьего Рима
Шевелился свободный язык.
Их программы ни в чем не сходились,
Но сближал их начальственный гнет,
И на кухнях вечерних мирились
В осужденьи оков и тенет.
И сходясь в переделкинских дачах,
Крепко пили за злую судьбу:
По редакциям надо ишачить,
Груз цензуры переть на горбу.
Довелось нам с умом и талантом
Уродиться средь тощих равнин,
С алкоголиком и спекулянтом
В тот же самый ходить магазин.
В общей своре приказано лаять,
Для начальства – умеренно врать,
Среди варваров ездить в трамвае,
С дикарями портвейн распивать.
И с похмелья – в журнальное дело,
Не щадя оппонентов и сил:
Как однажды Петрову влетело!
А Петров Иванову гвоздил.
В гневных сносках и острых цитатах
В горьком горе, разлитом меж строк,
Закалилась порода пернатых,
Мудро выждавших правильный срок.
Средь соблазнов эпохи кровавой
Ими лучший был выбран продукт:
Не прельстились деньгами и славой,
Избежали бессмысленных мук, —
Они совестью русскою стали,
Воплощением попранных прав,
И за то их преследовал Сталин,
На другие дела наплевав.
И за то прогрессивные силы
Их пристроили у сапога,
И сказали: вот совесть России!
А Россия сказала: ага.
Хоть некстати нам эта обуза,
Для комплекта возьмем и ее:
Фрицы, ляхи, татары, французы,
Комиссары, ворье и гэбье, —
Коль прикажут – прокормим и совесть,
Для оброка распахнут амбар.
Нынче совесть в наместниках – то есть,
Жрет немногим побольше татар.
Вороватая, жадная, злая,
С длинной шеей и гибким хребтом,
Она нищий народ презирает —
Лишь за то, что делила с ним дом.
Перед новым начальством попляшет,
Для подачек готовя карман,
В голове ее манная каша,
В узких глазках – тоска и туман.
Вы так, а я наоборот —
Вот что сойтись нам помешало.
Что делать? Все идет вразброд,
Туда-сюда, и как попало.
Мои извилины кривы,
Что для меня, поверьте, драма.
И их не выпрямить, увы —
Горбатого исправит яма.
Ах, как же были правы вы:
Вредит ненужная бравада —
И не сносить мне головы,
Да и носить ее не надо.
Я проклят богом и людьми,
И только тем я жив,
Что каждый вечер пью с блядьми
Густой аперитив.
Беру цилиндр и плащ свои,
Держу я путь в бистро,
И там отравленней змеи
Скользит мое перо.
Я с вами слишком долго жил
И знаю, что почем.
Вот председатель левых сил —
был раньше стукачом.
Вот этот жирный либерал,
Румян, речист, умен —
Приют сиротский обокрал,
Чтоб содержать притон.
Вот этот бравый демократ
Не любит произвол —
Он ценит антиквариат,
Как меньшее из зол.
Вот дама, чудно хороша,
Но накладная грудь,
И в ней отсутствует душа —
В протез не протолкнуть.
Вот этот, с внешностью портье,
Эстет и педераст,
Принципиален он в белье,
Но родину продаст.
Вот автор яростных статей —
Гневлив и справедлив —
Скрывал полжизни, что еврей,
Но смылся в Тель-Авив,
А та, что будто бы моя,
Сменила трех мужей,
И многие в моих краях
Зовут ее своей.
Я это все нарисовал,
А мне сказали: ложь.
У общества есть идеал,
А ты в него плюешь!
На лоб усталость мне легла,
Морщины на виски,
Ведь в древе змея много зла
И много в нем тоски.
В искусстве, как и на войне,
Задания просты:
Работай по уши в говне
И не беги в кусты.
Письмо Андрею Наврозову, колумнисту журнала «Сноб»
Когда в бараке цвет нар розов,
Весь лагерь кажется милей,
Возьмем же краски, друг Наврозов:
И нам за труд дадут рублей.
Страшат нас клиники неврозов
И безработицы оскал,
Наймемся в снобы, друг Наврозов,
Какой ни есть, а все причал.
Среди кондратьевских морозов,
Когда жирует только вор,
Дензнаки нам дают, Наврозов, —
Чикагской школы пестрый сор.
И просят-то взамен немного
Интеллигентного нытья,
И судят-то не слишком строго —
Любая подойдет статья.
Рецепт мой прост: щепотка знаний,
(Щепотка – снобу в самый раз),
Немного умственных дерзаний,
Немного иностранных фраз,
Набор из нужных убеждений,
Вокабуляр пристойных слов:
Заучивая их, потей, но —
Их знать обязан всякий сноб!
Слегка польстить домохозяйке —
Мол, развита не по летам,
А что до сада и лужайки —
То высший вкус явила там.
Большевиков бранить почаще,
И Сталину пощады нет —
У нас едва не отнял счастье,
Усатый этот людоед.
А дальше – толстыми ломтями
Про виски, виллы, яхты, спорт,
Про то, что вы купили сами,
А что сосед вам достает.
Про то, что модно и удобно,
Что лучше пить из местных вин,
Как чувствовать себя свободно,
Когда ты мира гражданин.
Когда тебя объявят в розыск
За спертый пенсионный фонд,
Какую надо выбрать позу,
Чтоб оправдал тебя бомонд?
Слегка затронуть тему Бога
(тут важно не пересолить),
Об эмиграции немного —
Как нам в чужих пенатах жить.
О географии – но в меру,
Тут надо тонко понимать:
Места есть, о которых сэру
Совсем и не пристало знать.
Но есть зато такие виды,
Где на прибрежной полосе
Враз расцветают индивиды
В демократической красе!
Там перед партией не гнутся,
Не нужно пурпур целовать,
И целлулоидного пупса
Орлом державным называть.
Без революций, без голодных,
Без коммунистов и бомжей,
Без горя, слез и бед народных —
Лишь с кризисом неплатежей.
Туда, туда, где жирно кормят,
Где ярче золото блестит,
Где о согражданах не помнят,
Где сам собой проходит стыд.
Где чувство гордости особой
Теснит откормленную грудь,
Где каждый мнит себя особой,
Отличной от других чуть-чуть.
Где радость личного комфорта
Определяет смысл в судьбе,
Где сочный кус большого торта
Сам тянется к твоей губе.
