Грузовик тащился по шоссе, весь сотрясался от работы двигателя и раскачивался под тяжестью досок. На нас бежала тягучая лента дороги. Шофер разговаривал с Челкашом, а на меня даже ни разу не взглянул, хотя именно я отвечал на его вопросы, а Челкаш, разинув пасть, клевал носом.
Шофер не только довез нас до Довска, но и через какой-то каменный проулок доставил к автостанции, а когда я хотел расплатиться, презрительно оттопырил губы:
— О чем ты говоришь?! — и, все так же глядя мимо меня, добавил: — Береги собаку. Хорошая, сразу видать. У меня такая же была.
Проходящий автобус на Москву прибывал только поздно вечером, и билетов на него не было. Около кассы толпилось полсотни желающих уехать, еще больше сидело в тени на лавках среди узлов. Я окликнул Челкаша, и мы пошли на трассу.
До Москвы было больше пятисот километров. При удачном стечении обстоятельств это означало восемь часов пути, то есть мы могли бы оказаться дома засветло, но нам не повезло — в столицу никто не ехал. Даже в близлежащие города Славгород и Кричев прошло всего несколько легковушек, но, завидев нас, они включали прямо-таки бешеную скорость.
Солнце уже клонилось к горизонту. На окраине Довска, где мы находились, появлялись первые гуляющие парочки, старики выносили из дома табуретки и усаживались на тротуаре, чтобы посудачить и посмотреть, что творится на шоссе — основной артерии городка.
А на шоссе ничего не творилось — оно было пустынным, только мы с Челкашом маячили одиноко. Состояние у нас было — хуже нельзя придумать. От перегрева, паров бензина и голода казалось — кто-то взял за горло и душит; перед глазами все плыло, во рту стоял горький привкус. Я сидел на рюкзаке, держал за поводок измученного Челкаша и смотрел на дорогу. И вдруг из боковой улочки выскакивает роскошный новенький фургон, за рулем которого восседает… женщина. Румяная женщина в цветастом платье. Я думал, мне померещилось, даже протер глаза. Это выглядело сказкой. «Женщина нас обязательно возьмет», — подумал я и попал в точку.
— Это куда же вы на ночь глядя? — певуче спросила женщина и, когда я все выпалил залпом, проговорила: — Я только до райцентра. Если устроит, пожалуйста, полезайте в фургон. Там ящики, но поместитесь. В кабину сейчас сядет экспедитор. Вон в тот дом надо заехать, — она кивнула вперед, где на развилке дорог виднелось какое-то строение.
В фургоне было темно, но между пахучих ящиков из-под помидоров лежал целый ворох соломы, на котором мы с Челкашом и устроились. Машина шла легко и ровно; то ли дорожное покрытие было отличным, то ли женщина ехала аккуратно, словно везла драгоценный груз, — я так и не понял.
Через час в дверную щель я увидел мелькнувшую заправочную колонку, дорожные знаки, одноэтажные каменные дома. Машина въехала в райцентр Славгород и остановилась около клуба, к стенам которого жались девушки.
Только мы с Челкашом выпрыгнули из фургона, как на нас свалилась новая удача: от клуба в Кричев, городок за пятьдесят километров в сторону Москвы, отправлялся еще один фургон. Его шофер вышел из клуба и крикнул:
— Кто в Кричев, забирайся!
Несколько разношерстных попутчиков подошли к машине, и мы с Челкашом тоже. Кричев являлся железнодорожным узлом, и я подумал, что там должны проходить составы на Москву.
Так, не разглядев толком один городок, мы вскоре очутились в другом. В отличие от предыдущего фургона, где было окно и в двери зияла огромная щель, в этом мы ехали как сельди в консервной банке: в полной темноте и чуть ли не друг на друге — фургон наполовину был забит какими-то коробками. Но попутчики были людьми, привыкшими к подобным неудобствам, — всю дорогу горланили песни. Вообще в провинции пятьдесят километров — чепуховое расстояние — как для нас, горожан, пять остановок на троллейбусе.
Расплатившись с шофером, мы направились к вокзалу.
Уже темнело, и на улицах почти не было прохожих. Миновав площадь с клумбой, кинотеатр, стекольный завод, маленький ресторанчик, из которого доносилась популярная мелодия, мы перешли мост через речку Сож и очутились около станции. Я привязал Челкаша к рюкзаку, сам пошел в кассу.
Поезд на Москву шел всего один раз в сутки, в семь часов утра, и тянулся невероятно медленно: прибывал только к вечеру.
— Что вы хотите, почтовый! — сказала кассирша. — Останавливается около каждого столба.
«За это время мы как-нибудь доберемся на попутных машинах», — подумал я и через платформу вышел в город, где еще раньше приметил киоски.
Я купил сигарет и пирожков с мясом — нам с Челкашом на ужин, но когда повернул назад — ко мне пристали два подвыпивших парня. Ни с того ни с сего, им просто «не понравилась моя морда», как процедил один. Дело чуть не закончилось дракой, но парней увели их девицы.
Озлобленный, я подошел к вокзалу и с ужасом увидел, что около рюкзака лежит пустой поводок. Подскочив, я стал озираться и кричать не своим голосом:
— Челкаш! Челкаш! Ко мне!
Но мой друг не появлялся.
Я обежал привокзальный сквер, снова сгонял к киоскам — подумал, что Челкаш, перекусив поводок, побежал меня искать, но потом вдруг вспомнил — ремень был просто отстегнут. «Кто-то увел! — мелькнуло в голове. — Но почему без поводка? За ошейник его далеко не утянешь…». В полной растерянности я носился по темным привокзальным улицам и громко звал своего друга.
Внезапно где-то в стороне услышал душераздирающий лай и помчался туда сломя голову. «Только бы не попал под машину», — пронеслась страшная мысль, и вдруг я увидел его. Он стоял, прижавшись к забору, и отбивался от наседавшей своры собак. У меня отлегло от сердца.
— А ну, ребята, хватит! По домам! — рявкнул я, и псы разбежались.
Обняв дрожащего друга, я почувствовал на руке что-то липкое — из его уха сочилась кровь. Когда мы направились к вокзалу, я заметил, что он еще и припадает на переднюю лапу.
— Ничего, Челкашка, — сказал я. — Главное, мы нашлись.
Каким образом поводок оказался отстегнутым, так и осталось загадкой. Быть может, какая-нибудь сердобольная душа отпустила его «искать хозяина»? Или какой-нибудь дуралей?! Скорее всего Челкаш это сделал сам — дотянулся зубами — почувствовал, что мне угрожают, и бросился на выручку, да попал в переделку.
Мы выходили из Кричева вконец измученные, я еле волочил ноги, Челкаш — лапы. Со стороны мы выглядели бродягами, которых никто не захотел приютить.
Через полчаса мы отошли от города и стали голосовать. Машин не было. Проехал только междугородный автобус с яркими фарами, но шофер даже не заметил нас или сделал вид, что не заметил.
Я посмотрел на Челкаша. Он сидел с закрытыми глазами и, высунув язык, никак не мог отдышаться. «Надо перекусить и передохнуть», — подумал я и посмотрел в сторону, где прямая лента дороги уходила в лес.
Достигнув первых деревьев, мы устроились под кустами, недалеко от обочины. Вокруг нас были лишь деревья и небо; с шоссе тянул теплый ночной ветер.
Мы съели банку тушенки с пирожками, выпили бутылку воды, забрались в спальник и тут же отключились. Сквозь сон раза два я слышал шум моторов, шуршанье шин, но не было сил подняться.
Меня разбудила трескотня кузнечиков — они прыгали прямо перед лицом; Челкаш еще похрапывал, на его ухе виднелось запекшееся пятнышко крови. Было очень рано, солнце освещало только верхушки деревьев, а внизу еще блестела мокрая трава и пахло сыростью.
Не успели мы подняться, как со стороны города послышалось урчание машины. Я быстро убрал спальник в рюкзак и мы с Челкашом вышли на шоссе.
К нам приближалась «Колхида». Шофер заметил нас еще издали и заранее сбавил скорость, как бы приглашая в кабину; подъехав, сразу открыл дверь и махнул рукой.
Дальнобойщик оказался мрачноватым мужчиной, с большими руками и складками на лице. Меня ни о чем не спросил — видимо, имел наметанный взгляд на всяких голосующих. Когда мы с Челкашом уселись, я поинтересовался его маршрутом. Он хрипло ответил, что ведет грузовик из Херсона в Подмосковье.
— Довезете до Малоярославца? Там электричка.
— Отчего же не довезти? Место-то пустует.
— А почему ездите в одиночку?
— Напарник приболел.
— Трудновато без него?
— Не трудновато, просто все не то, — он включил радиоприемник и поймал музыку.
Грузовик шел на пределе — стрелка спидометра прыгала около цифры «девяносто». Как-то незаметно мы въехали в Смоленскую область, проскочили несколько поселков, городки Юхнов и Медынь и уже в десять часов утра были в Малоярославце.
Мы устроились в пустом тамбуре электрички — я сел на рюкзак, Челкаш примостился у моих ног. За прошедшие сутки мы оба жутко устали и, как только состав тронулся, сразу уснули.
Во сне я видел асфальтированные дороги, которые неизвестно где начинались и кончались, видел наполненные солнцем провинциальные городки, вспоминал случайные встречи с людьми. Во сне же думал: «Из таких городков, собственно, и состоит страна. Их и на карте с трудом отыщешь, а между тем в них своя, особая жизнь, и люди в большинстве добросердечные, готовые прийти на помощь, не то, что в больших городах, где суета и спешка, и люди часто не замечают нуждающихся в помощи». Мне пришло в голову и что-то умное — вроде того, что, в сущности, каждая судьба — тоже своего рода путешествие. Путешествие с постоянными открытиями, с целью познать людей и самого себя.
