Отец отвернулся к противоположной стене. Принц Филип слегка наклонил голову, переводя взгляд с отца на дочь, словно встревоженный кролик. Бедные собаки! Все понимают, а сделать ничего не могут…
– Пап? – повторила она, но Томас покачал головой, что-то бормоча себе под нос. – Что-что? – наклонилась к нему Амина.
– Я не просил тебя приходить.
– Я знаю. Мне мама записку оставила.
Томас обхватил голову руками, закрывая уши. Принц Филип подошел к нему и стал обнюхивать подмышку, но Томас вдруг вскочил, схватил его за морду и грубо отпихнул от себя.
– Пап, перестань! Ты что делаешь?!
– ТЫ МНЕ ТУТ НЕ НУЖНА! – закричал Томас, выпрямляясь и по-звериному скаля зубы.
Амина вскочила с кресла и быстро отошла, но тут же заметила, что Томас смотрит не на нее, а на вешалку.
– УБИРАЙСЯ!
– Папа! С кем ты разговариваешь?
Томас в ярости воззрился на пальто, висящие на вешалке, а потом перевел взгляд на Амину, как будто она состояла с вешалкой в тайном сговоре.
– Папа? Папочка?
Томас поморщился. Закрыл лицо ладонями, а потом принялся раскачиваться, крепко обхватив себя руками. Когда Амина дотронулась до отцовского плеча, его передернуло.
– Что мне сделать? – спросила Амина, пытаясь обнять его поникшие плечи и погладить напряженную спину. – Чем тебе помочь? – взмолилась она, но отец лишь покачал головой.
Через два дня запахи кориандра и имбиря выманили Томаса из спальни, и он вышел на кухню, немного опухший, но с решительным видом. Спутанные пряди сбились вокруг лица, из-под драного синего халата торчали худые коленки, – казалось, они немногим больше мужского кадыка.
– Кам… – начал было он, но жена поставила перед ним блюдо с куриным карри, не дав ему договорить.
Съев две чапати, куриную ножку и немного творога, Томас сделал знак, что готов ко второму блюду.
– Ты есть собираешься? – спросил он у Амины, продолжая жевать.
– Пока нет.
На часах было только шесть тридцать. Она смотрела, как отец обгладывает кость. За последнее время он так исхудал, что стал напоминать дикое животное. Человеческие кости расправлялись с куриными. Плоть поглощала плоть.
Камала поставила на стол перед дочерью тарелку, потом еще одну – для себя. На лице ее отразилось зловещее предчувствие, что Томас умрет от истощения, если все они не примутся за куриное карри одновременно. Не говоря ни слова, Амина положила себе чапати. Впервые с момента постановки диагноза семья Ипен сидела за обеденным столом без посторонних. Курицу и лепешки разбирали на крохотные кусочки, до тех пор пока тарелки не засияли первозданной чистотой.
– Пойду, что ли, приму душ, – сказал Томас, однако остался сидеть за столом. Он окинул кухню похмельным взглядом мужчины, который, спотыкаясь, входит в дом после ночного кутежа. – Что у вас тут происходит? Какие новости?
– Тебе было плохо. Думал, что вешалка живая, – пожала плечами Амина. – В общем, ничего особенного.
– Сын Люсеро женился, – подхватила Камала.
– Ах да, точно! И как свадьба?
– Жуть! Еда отвратительная! Невеста толстая!
– Мам!
– А что?! Это правда!
– Да она беременна!
– Ну да, но она все равно толстая, – заявила Камала, облизывая кончики пальцев, словно кошка лапы.
– Что еще? – спросил Томас, довольно глядя на жену.
– У меня будет выставка, – сказала Амина, и родители пораженно воззрились на нее. – То есть у Димпл. В галерее Димпл будут выставляться мои работы.
– Ничего себе! – слабо улыбнулся Томас. – И люди придут посмотреть?
– Надеюсь, что да.
– А когда? – спросила Камала.
– В сентябре. Наверное, уеду на выходные.
– Здорово! Прекрасно, прекрасно! – прищурившись, посмотрел на нее Томас, словно заглядывая в будущее, в котором она наконец-то станет тем, кем ей суждено стать, по мнению отца.
– А что за фотографии? Мы видели?
– Нет, вряд ли. Новые работы. В основном странные эпизоды со свадеб.
– Джейн, наверное, так тобой гордится!
Амина кивнула. Ну конечно! Почему бы нет?
Томас встал, медленно разогнувшись, и взял со стола свою тарелку.
– Я уберу! – Камала выхватила тарелку у него из рук. – Иди в душ! Я туда на всякий случай табуретку поставила.
– Вах! Женщина, я же не инвалид!
– Знаю, знаю, просто на всякий случай, – затараторила Камала и застенчиво улыбнулась ему.
Глядя на робкую улыбку матери, Амина подумала: та всеми силами пытается показать отцу, что принимает любую его слабость, может забыть любой проступок. И тут ей стало ясно: удачного момента поговорить о том, что происходит, она не дождется никогда.
– Я нашла твои вещи в саду, – вдруг произнесла она.
– Хотите расмалаи на десерт? – грозно взирая на дочь, перебила ее Камала.
– Какие вещи? – удивился Томас.
Амина все ему рассказала, и ей было мучительно смотреть, как он уперся взглядом в пол, а потом ухватился за барную стойку, будто его резко затошнило. Отец тяжело опустился на стул.
– Ты не помнишь, что спрятал их там? – спросила Амина.
– Нет.
– Не важно, – вмешалась Камала, – кому какое дело?
– Вообще ничего не помнишь?
– Ну, не совсем, – неловко глядя на нее, ответил он.
– Я подумала, что кроссовки ты, наверное, оставил там для Итти.
– Не будь дурой! – фыркнула Камала, выхватывая у Амины ее тарелку и ставя ее в раковину.
Томас осторожно покосился на дочь.
– Ты ведь его видел позавчера? – уточнила она, а отец нахмурил лоб, словно пытаясь что-то припомнить, и в конце концов кивнул. – А кубок – для Аммачи?
– Амина! – не оборачиваясь, прикрикнула на нее Камала. – Перестань!
– Просто мне не хочется, чтобы ты думал, что об этом нельзя говорить, – упорно продолжала Амина. – Ты что-то видишь. Ничего не можешь с этим поделать. Не понимаю, почему мы должны этого бояться!
– А никто и не боится! Кто тут боится?!
– Ты боишься, мам!
Камала подняла над головой тарелку и швырнула ее в раковину с поразительной силой. На кухне воцарилась звенящая, почти живая тишина. Амина смотрела, как миниатюрная фигурка матери склонилась над раковиной, вцепившись руками в края, будто хотела оторвать ее и разбить об пол.
– Итти попросил, вот я их ему и принес, – наконец ответил Томас.
Амина спокойно кивнула, стараясь не показывать виду, что волнуется, но в груди появилось какое-то давящее чувство, – должно быть, нечто похожее ощущает загнанная в угол кошка. Краем глаза она заметила, что Камала нагнулась над раковиной и принялась вынимать из нее осколки, которые скрипели друг о друга, как надкрылья жуков.
– Аммачи попросила у тебя кубок?
– Нет, – неловко поглядывая на нее, ответил Томас, – я просто решил, что ей будет приятно…
– А альбом?
– Для Сунила, ведь он… – Томас беспомощно взглянул на Камалу.
– Ведь он – что?
– Захотел его послушать.
Правда, когда выговоришься, становится легче? Из этого же исходят целые психологические направления! Ведь именно так появились телевизионные ток-шоу, герои которых выкладывают всю правду о себе! Томас, подавшись вперед, рассказывал Амине обо всем, что происходило с ним за последние несколько месяцев (сначала с запинками, а потом все быстрее и свободнее, как будто слова потекли рекой по огромному каналу, соединяющему мозг с губами), – не только о краткой встрече с Дерриком Хенсоном, но и о целых неделях общения с Итти, Сунилом, Аммачи и даже Дивьей («Господи, неужели она всегда была такой паникершей?»). Однако, пока он говорил, Амина ощутила, что ее собственное самочувствие значительно ухудшилось.
Все они являлись ему точно такими, какими были на самом деле, и, по мнению отца, никто из них не стал более добрым, хорошим или просветленным. Приходили всегда поодиночке. В основном хотели на что-нибудь посмотреть: на дом, инструменты или супермаркет. Выглядели при этом так, будто это был лучший день в их жизни.
– Они никогда не казались такими счастливыми?
– Нет. Каждый был именно таким, как в лучший день своей жизни. Тот же возраст. Та же одежда.
Но как же можно определить, какой день для тебя был самым лучшим за всю жизнь? Амина не стала задавать этот вопрос, тем не менее отец пожал плечами, словно говоря: «Ну кто его знает, как это все устроено?» И на секунду она ощутила непреодолимую тягу подчинить все происходящее строгим законам логики.
– Хватит! – донесся из дальнего угла кухни голос Камалы, на щеках которой блестели мокрые полоски слез.
– Мам…
– Не мамкай! Немедленно прекратите!
– Мне кажется, что нам стоит…
– Вы впустили дьявола в этот дом!
– Да мы просто говорим о том, что происходит! Что тут такого?!
– Ну конечно, конечно, мисс Кандидат Психологических Наук! Мисс Поцелуй Фрейда! Ты-то у нас лучше всех все знаешь! Давай-давай, раскопай все, что сможешь, выведи его на чистую воду!
– Спокойно, – тихо произнес Томас. – Все в порядке. Давайте…
– Идиоты! С такими вещами не шутят! Не надо приглашать их в дом! Думаете, им обязательно дожидаться всяких там опухолей, рака и так далее? А вот и нет! Они могут вселиться в любой слабый ум!
