Я выключаю магнитофон. И чувствую, что, несмотря на теплую погоду и мою решимость, я дрожу.
* * *
— Что бы я сейчас делала? — переспросила Алекс. — Не знаю. Погода хорошая. Может, валялась бы на солнышке.
— Я бы спала, — призналась Фрэнки. — Еще двенадцати нет. Поражаюсь, с каким упорством вы рано встаете.
— Это для твоего же блага, — наставительно произнес Джефф. — Иначе ты бы храпела, а мы бы поливали тебя водой, чтобы ты заткнулась, и ты все равно проснулась бы, но мокрой.
— Да уж.
— Думаю, я был бы не против выбраться на природу, — проговорил Майк. — И вообще, когда это закончится, я обязательно покорю парочку вершин. Хочется туда, где красиво и высоко.
Алекс одобрительно кивнула.
— У меня тоже такое чувство, — сказала она. — Как легкая клаустрофобия.
— Если бы у тебя была клаустрофобия, это был бы кошмар, — заявила Фрэнки. — Стены! Стены на меня давят!
— Как в «Звездных войнах», — поддакнул Джефф.
— Что? — переспросила Фрэнки.
— В прошлом году в это время я валялся в кровати с гриппом, — сказал Майк. — Очень тяжелый случай. Это было ужасно.
— Так, — присоединилась Алекс. — Я в это время в прошлом году была во Франции.
— Ты же говорила, что никогда не уезжаешь на каникулы? — напомнил Джефф.
— Не уезжаю вместе с семьей. Отец вечно мотается туда-обратно между домом и Америкой, а у мамы полно забот. Работа и прочее. Во Францию мы ездили с подругой; остановились в убогой ночлежке и две недели лодырничали.
— Тебе понравилось? — спросил Майк.
— Да. Очень. Обожаю Францию: наполовину ультрасовременная страна, наполовину почти как в средневековье.
— Прямо как у меня дома, — пробормотал Майк.
— Фрэнки?
— Ммм... В прошлом году в это время я была... не припомню. Минутку. — Фрэнки задумалась. — Первая неделя каникул... ах да... знаю. Тогда же был сезон вечеринок, помните? И нам пришлось столько всего праздновать, мы же больше не могли устраивать вечеринки в стиле «сладкие шестнадцатилетки».
— И что же вы праздновали? — поинтересовался Джефф. Он методично выдергивал нитку из джинсов на колене.
— Не знаю... а вот, вспомнила. Праздновали запоздалый Новый год. — Фрэнки хихикнула. — Всей компанией поехали в Лондон, танцевали на Трафальгарской площади и занимались прочей ерундой.
— Всей компанией — это с кем? — спросил Майк.
— Ну, я, Кейт, Джим Стивенс, Элис, Доббс и вся их братия.
— А, вся их братия, — саркастически усмехнулся Майк.
— Что это значит? — потребовала объяснить Фрэнки.
— Группа людей, которых объединяет одно, — произнес Джефф. — Желание достичь статуса человеческого существа.
— Заткнись, Джефф, — огрызнулась Фрэнки. — Нужно написать это на маленьких карточках, чтобы каждый раз показывать тебе, а не твердить: «Заткнись, Джефф». Сэкономит время.
— Ты так часто приказываешь Джеффу заткнуться, что разоришься на этих карточках, — заметил Майк.
— А ты, Джефф? — тактично вмешалась Алекс. — Чем ты занимался?
— Я? Чем?
— Что ты делал в это время в прошлом году?
Джефф пожал плечами.
— Ну, сама знаешь. Ничем.
— Выкладывай, Джефф.
— По-моему, как раз тогда наш дом захватили террористы, и пришлось вызывать дядюшку Джорджа, чтобы с ними разобраться. Дядюшка Джордж раньше служил в парашютных войсках особого назначения, но его выгнали: он был слишком крутой.
Майк улыбнулся.
— А если серьезно?
Джефф опять передернул плечами.
— Понятия не имею. Наверное, смотрел футбольный кубок. У меня не такое плотное расписание вечеринок, как у вас, ребята.
— Я лежал в кровати с гриппом, — напомнил ему Майк.
— Тебе хоть микробы могли составить компанию.
— Наверняка ты занимался чем-то более интересным, — сказала Алекс.
— Без понятия. Может, и занимался. Только вот мне это не запомнилось.
— Лиз? — спросила Алекс.
— Я сидела на крыше сарая, — ответила Лиз.
— Что, всю Пасху?
— А вы как думаете? Я строила сарай в саду. И покрывала его толем.
— Сама? — поразился Майк.
— Никто не помог бедной маленькой Лиз, — смиренно подтвердила она.
— Ты построила сарай? — восхитилась Алекс. — Впечатляет, ничего не скажешь.
— Похоже, ты провела время так же весело, как и я, — заметил Джефф.
— На самом деле это было здорово, — ответила Лиз. — Сарай все еще стоит. Что-то, что я построила своими руками.
— Ты много делаешь по дому, да? — заметила Фрэнки. — Готовишь, а теперь вот оказывается, еще и строишь. Не думала, что ты так много умеешь.
— Привычка, — коротко ответила Лиз.
— Что у нас на обед? — вмешался Майк. Непонятно почему ему показалось, что разговор повернул в неприятное для Лиз русло.
— Ага! Аппетит опять высунул свою уродливую голову! — провозгласил Джефф.
— Все что угодно, лишь бы не эту бесконечную ветчину, — взмолилась Алекс.
* * *
Тот вечер прошел славно; светлое пятно на долгом отрезке Ямы. Мы говорили о том, чего надеялись достичь в жизни, а это благодатная тема; лишенные дальновидности и дара предвидения, мы наивно полагали, что будущее — открытый дружелюбный мир, в который мы войдем, полностью осознавая свои действия. Думаю, если бы жизнь была такой в реальности, все было бы так легко — и так скучно.
Иллюзия свободной воли — не более чем тень нашей неосведомленности о будущем. Нелепо полагать, что будущее в наших руках и подвластно нашим капризам лишь потому, что нам доселе неизвестны его очертания и суть. День ото дня меняются лишь наши представления. Вдоль одинокой линии, которую мы переживаем как время, движутся лишь наши понятия о будущем, а с какой стати наши понятия должны что-то менять?
Сомневаюсь, что нам дано когда-либо увидеть будущее.
Я никогда не размышляла о том, как мы воспринимаем окружающее, пока Мартин не заставил меня задуматься: Мартин и остальные, кто был в Яме. И конечно, когда начинаешь рассматривать вещи таким образом, этот способ укореняется у тебя в мозгу и остается навсегда, и каждое слово или предположение, каждый предрассудок или предубеждение отмечается и подвергается сомнению. Не спорю, это очень полезно. Но еще с этим очень трудно жить. Это умение причиняет слишком сильную боль, чтобы навязывать его себе.
Есть момент здесь и сейчас. Когда я опускаю блокнот, даю отдохнуть руке или спускаюсь вниз поесть или попить. Яма блекнет, будто гаснет телеэкран, и нормальная жизнь — резкая и четкая — опять вступает в свои права. Но сидя здесь, на этом старом чердаке, я снова чувствую близость Ямы. Она растет, разбухает и наполняет эту комнату с каждым написанным словом.
Пока чернила на странице подсыхают и слова навечно впечатываются в бумагу, я слышу стук гаражной двери где-то вдали и радио у моей матери на кухне; через полуоткрытое чердачное окно тянет вечерней свежестью; деревья загораются под закатным солнцем. Летний вечер прохладен, долог, протяжен; трава в сумерках стала серо-голубой. Отсюда мне видно ажурную вязь облаков высоко в небе. И тогда Яма отдаляется на многие столетия, и мне кажется, что все это произошло с кем-то другим.
Наступил день третий: последний день Ямы.
— Старый добрый корпус английского языка, — сказал Майк за обедом, погладив стену за спиной. — Уверен, мне будет его не хватать.
— Я сижу здесь так долго, что уже почти превратилась в истукана, — пожаловалась Алекс.
Фрэнки лежала на животе и болтала ногами. Повозившись в кармане грязной кофты, она наконец извлекла какой-то крошечный замусоленный комочек.
— Ага! Последний рахат-лукум, — ликующе похвалилась она. — Так и знала, что он где-то завалялся.
— Господи, Фрэнки, — поразился Джефф. — Он же весь пыльный.
Фрэнки присмотрелась.
— Это ничего. К тому же, этот кусочек был с лимонным вкусом.
— Фу, — поморщился Майк. — Выглядит не очень аппетитно, Фрэнки.
— Только послушайте, — обрадовался Джефф. — Даже Майку не нравится, как он выглядит! Наверное, действительно гадость.
— Майк — Прожорливый Рот, — с улыбкой пропела Алекс.
Майк раскрыл рот.
— И ни одной пломбы, — неразборчиво прошамкал он.
— Но вовсе не потому, что ты ешь мало сладкого, — добавил Джефф.
Поздний обед, который они приготовили на последнем баллоне походного газа, состоял из консервированных фрикаделек и разнообразных остатков и объедков, что завалялись в рюкзаках. За едой они болтали: тем для разговора нашлось много.
В три часа Джефф поднял руку.
— Ни у кого не осталось выпивки? — спросил он.
— Мм... по-моему, у меня есть немножко лимонада, — ответила Лиз.
Джефф косо на нее посмотрел.
— Я имел в виду спиртное, — пояснил он.
— А, — осеклась Лиз.
Спиртного ни у кого не было. Джефф потянулся к рюкзаку, который прислонил к стене, и достал бутылку водки и лимон.
