— Я полагаю, что все и так ясно. В твоем расчете лучше внутренний порядок, чем в других, это все знают.
— Даже если перед другими палатками разобьют цветники, я и тогда останусь при своем мнении.
— Поэтому ты и утверждаешь, что у нас никакого порядка нет?
— Провоцируй кого–нибудь другого, а еще лучше — беспокойся о себе. У меня все!
Брауэр пошел дальше между ровными рядами палаток, вокруг которых суетились солдаты, старавшиеся сделать все, чтобы их палатку признали образцовой: кто выкладывал перед палаткой какие–то фигурки из камешков, кто лозунг. И лишь перед палаткой Хаука никто не суетился.
Унтер–офицер Герман, уложив последний камешек вместо точки, встал и посмотрел со стороны на лозунг «Общий успех зависит от каждого». Удовлетворенный делом своих рук, он скрылся в палатке.
В палатке на куче соломы сидели четверо солдат. Брауэр осмотрелся. В воздухе плавала пыль. Автоматы были сложены как попало на брезенте, тут же валялись рюкзаки.
Отведя Германа в сторону, Брауэр сказал:
— Лозунг у вас хорош, спору нет, товарищ Герман. А вот в самой палатке черт знает что творится! — Брауэр посмотрел на часы: — Спешите, остался, собственно говоря, всего один час.
Брауэр пошел дальше, ругая в душе солдат, которые думают больше о том, как будет выглядеть их палатка снаружи, и не наводят порядка внутри. И действительно, половина всех солдат копошилась у палаток снаружи.
«Гражданский бивак какой–то, а не лагерь воинской части! Запретить нужно всякое украшательство! Не может быть, чтобы командир не согласился со мной! Нужно и в мирное время жить в условиях, приближенных к боевым. Я так ему и скажу», — думал Брауэр, входя в палатку командира дивизиона.
Посреди палатки ослепительно горела электролампочка, из транзистора доносилась танцевальная музыка.
Майор Глогер сидел на стуле с довольным и красным, будто он только что принял горячую ванну, лицом. Китель его висел на спинке стула. Спина майора была перекрещена подтяжками, которые он на груди оттягивал большими пальцами и тут же отпускал, отчего получался громкий шлепок.
— Ну, товарищ Брауэр, что случилось? Чего–нибудь не хватает? — спросил он.
— И да и нет.
Глогер, покряхтывая, встал и взял сигару:
— Тогда рассказывайте, в чем дело.
— Товарищ майор, — начал Брауэр, — я не согласен с тем, что творится в лагере. Это же ерунда какая–то! — Он сделал несколько шагов по направлению к майору, энергично жестикулируя руками. — Украшательство какое–то! Какое отношение это имеет к боевым стрельбам? У нас же не увеселительный парк!
Глогер откусил кончик сигары и нервно выплюнул его.
— Я вас не понимаю, — проговорил он, сверля Брауэра взглядом.
— Товарищ майор, зачем мы украшаем палатки снаружи черт знает чем?
— А вы чего бы хотели, товарищ унтер–лейтенант? Так всегда делали до нас с вами. Так делают и в других армиях социалистических стран. Я вас действительно не понимаю. Разве вы не видели, какая палатка стояла в части?
— Это совсем другое. Я полагал, что, прибыв к месту боевых стрельб, мы должны так замаскироваться, чтобы стать по возможности незаметными. Ведь мы же солдаты Национальной народной армии ГДР, и всего в нескольких километрах от нас проходит государственная граница, за которой находятся солдаты, в чьих руках атомные ракеты, а мы тут бегаем вокруг палаток, как дети.
Майор бросил незажженную сигару на стол, она покатилась и упала на землю.
— Вы, видимо, считаете, что только у вас одного голова работает? То, о чем вы говорите, требует немалых усилий и тщательной подготовки.
— Мы должны жить в условиях, приближенных к боевой обстановке, — а вы посмотрите вокруг!..
— Для нас сейчас самое главное заключается в том, чтобы отлично отстреляться. — Майор нагнулся и поднял сигару. Сдув песчинки, он снова сунул ее в рот.
Брауэр крепко сжал губы, а затем громко сказал:
— Если мы научимся только стрелять, товарищ майор, то мы далеко не уедем. Наша партия учит нас, чтобы мы в любой момент были готовы выступить на защиту нашей республики, чтобы мы постоянно повышали боевую готовность. Хорошо замаскированная палатка с расчетом, как мне кажется, намного важнее лозунга, выложенного камешками перед палаткой.
Глогер снова нервно бросил сигару на стол. Лицо его покрылось красными пятнами. Он схватил китель со спинки стула и, надев его, застегнул на все пуговицы.
Помолчав немного, Брауэр сказал:
— Исход любой войны решали всегда степень подготовки к ней войск и боевые качества командиров. То, чем мы занимаемся в данный момент, нисколько не улучшает ни первого, ни второго.
Брауэр замолчал, ожидая, что ответит майор. А Глогер провел рукой по шее, будто ему давил воротник, но ничего не сказал.
— Разрешите мне, товарищ майор, обратиться по данному вопросу к командиру полка и его заместителю по политчасти?
— Обращайтесь! — буркнул майор. — Но я думаю, что они вам скажут то же самое, что и я!
* * *
Хаук сидел в палатке, где разместился личный состав караула. Рядом сидел Герман с книгой в руках. Несколько раз он поглядывал на Хаука, желая заговорить с ним, но все никак не решался. Наконец, подперев подбородок руками, он посмотрел Хауку прямо в глаза и признался, что нигде не может найти своего тракториста (так он называл водителя тягача).
— А ты везде посмотрел? — спросил его Хаук.
— Везде.
— А Дальке ты не видел?
— Нет, но его я и не искал.
— Подожди минутку!
Хаук разбудил Шрайнера и послал его на поиски водителя и Дальке, а сам стал звонить по телефону Бауману.
— Может, пока не стоит беспокоиться? — задумчиво произнес Герман.
Хаук покачал головой и сказал:
— Представь себе, что объявят тревогу, а твоего водителя нет, что тогда? Да и до границы отсюда рукой подать, кто знает, что может случиться.
Герман кивнул и разволновался еще больше. Вскоре вернулся Шрайер и доложил, что никого не нашел.
Вслед за Шрайером в палатку вошел Бауман.
— Что тут у вас стряслось? — спросил он, позевывая.
— Пропали Дальке и Альтман, — объяснил ему Хаук.
— Ну и что? Найдутся, никуда они не денутся.
— Ты так равнодушно говоришь, — заметил Хаук, — а ведь всякое может случиться.
— Мои люди на месте. Сначала навалишь на солдат бог знает каких обязанностей, а потом взыскания раздаешь.
— Можно подумать, что ты злорадствуешь.
Герман поднял руки и примирительным тоном сказал:
— Не спорьте, пожалуйста, нам нужно что–то предпринять.
— А что ты можешь сделать? Вернутся они, — успокоил его Бауман.
— Я вот думаю, куда они могли задеваться.
— Кто знает?
— Нужно доложить Брауэру.
— А почему не сразу командиру полка? — усмехнулся Бауман.
Хаук вскочил и заговорил почти шепотом, чтобы на них не обращали внимания солдаты:
— Тебе легко говорить, у тебя все на месте.
— Ты мне сначала найди их, а потом уж будешь… — Бауман махнул рукой и направился к выходу, но остановился, услышав слова Шрайера.
— Товарищ унтер–офицер, а я знаю, где они! В пяти километрах отсюда есть село, в котором живет знакомая Дальке. Он с ней на вечере познакомился. Они и меня приглашали пойти с ними, но я не пошел, сменил только Альтмана, так как завтра утром у молодых водителей занятия по вождению…
— Ну, что я говорил! — Бауман остановился у выхода из палатки. — А вы сразу хотели забить тревогу по всей части!
Неожиданно в палатку вошел Брауэр.
— Что тут за собрание у вас? — спросил он.
— Товарищ унтер–лейтенант, Дальке и Альтман без разрешения куда–то ушли из расположения части. Мы здесь как раз советуемся, что нам делать, — доложил Бауман.
Хаук подробно объяснил Брауэру, как все произошло.
Брауэр сел на табурет и тихо заметил:
— Значит, ЧП у Штелинга. Случилось это между часом и двумя. А где у нас состоялся последний вечер? — спросил он.
— В Кунцдорфе, — ответил Бауман. — Знакомая девушка Дальке живет в доме левее корчмы.
— Хорошо. Пошлем в Кунцдорф патрулей. Штелинга как следует проинструктируем, — решил Брауэр.
Разведя караульных по постам, Герман вернулся в палатку и, сев к столу, начал что–то писать.
— Жене пишешь? — полюбопытствовал Хаук.
— Да. — Герман хитро усмехнулся.
Хаук поймал себя на том, что он тоже улыбается. Чтобы согнать с лица эту улыбку, он тряхнул головой и начал разглядывать Германа.
«Какое доброе у него лицо, — думал Хаук. — Очень доброе и простое. Голубые глаза, круглый добрый подбородок. Жена, наверное, очень любит его. Они, конечно, хорошо понимают друг друга. Да при его характере это и не удивительно. Нужно будет как–нибудь поговорить с ним о семейной жизни».
С сосны, под которой была раскинута палатка, на брезент падали иголки, причем создавалось впечатление, будто по брезенту бегали крошечные птички. Хаук с удовольствием вдыхал свежий воздух. Его сейчас беспокоило только одно: чтобы поскорее вернулись в подразделение «беглецы».
