— Выкуришь эту сигарету, и на этом все. Ты меня убьешь своим курением, Гриви.
Гриви покачала головой:
— Я сегодня будто весь день пялилась в глухую стену из подростков.
— Действительно, чертовски тихие подростки, — согласился Дэниелс. — Ни слова не сказали о парне, с которым годами ходили в одну школу.
— Угу. — Гриви выдохнула в окно столб дыма.
— Ставлю на отчет о происшествии, — сказал Дэниелс, доставая бумажку.
Тодд теперь был призраком, и у него не было денег для ставок.
Он выпорхнул из окна машины вместе с сигаретным дымом Гриви и взмыл в свинцовое небо. Он уже почти привык к тому, что теперь был чем-то гораздо меньшим, нежели при жизни. Может, потому, что в смерти было что-то такое, из-за чего быть «ничем» казалось очень естественным. А может, потому, что он и раньше был кем-то вроде фантома. Тоненькой папкой.
Тоненькая папка в академии Олбрайт — вот и все его достижения. Конечно, раньше он и помыслить не мог, что сейчас это так усложнит расследование его убийства.
Пока вы живете, вы не думаете о смерти с такого ракурса. Тодд всего лишь надеялся, что все, что он делал при жизни, помогало ему перетерпеть старшую школу.
За исключением одной ошибки.
Совершенной в последний вечер его жизни, когда он вышел из дома в 20:30.
Тодд пытался вспомнить, как тогда выглядела мама. Она устроилась на диване с пакетом фисташек, чтобы посмотреть любимую передачу о преступлениях в небольших городах.
— Там холодно, — сказала она. — Возьми варежки.
Тодд вышел из дома. И остановился в конце вымощенной камнями дорожки. Он знал, что из окна мама наблюдает за ним. Падал снег. Тодд потряс варежками, чтобы мама их увидела. Варежки Тодд связал себе сам, но в школе он всегда прятал их в карманах.
Тодд повернул налево и пошел по тротуару к автобусной остановке.
Кинотеатр «Ревью» по вторникам не работал. Мама Тодда об этом не знала.
Что-то тем вечером шло не так. Может, Тодд просто нервничал. Он помнил чувство в животе, словно внутри него был снег.
На улице оказалось холоднее, чем он предполагал. Его тело словно пронзали тысячи ножей. Тодд помнил, что очень глубоко дышал, заглатывая столько холодного воздуха, сколько мог, будто пытался наполниться им изнутри, чтобы взбодриться.
«Просто расслабься, ладно?»
Гриви включила радио. Играла группа «Лед Зеппелин». Дэниелс закатил глаза.
— Сначала сигареты, потом это. Даю тебе десять минут на это дерьмо и переключаю.
Гриви закусила губу.
— Думаешь, это простое совпадение, что он оказался в парке? Такой симпатичный паренек? Один ночью? Что, просто искал себе компанию?
— Симпатичный? — удивился Дэниелс.
Тодд никогда не считал себя симпатичным, но, когда умираешь, узнаёшь о себе много нового. Правда, сделать с этим уже ничего нельзя.
— Ну, знаешь, юный, — пробурчала в ответ Гриви.
— Юный, — повторил Дэниелс, тормозя на светофоре.
Гриви выкинула окурок в окно.
— Думаешь, он оказался в парке случайно?
— Нет, — ответил Дэниелс и резко дал по газам. — Не думаю.
Джорджия. Где ты был тем вечером?
Сегодня после уроков Кэрри стояла, облокотившись о мой шкафчик. В руках у нее был черный кожаный рюкзак, весь в очень модных потертостях. Она держала его так же, как держала все свои дорогущие вещи: будто до них ей нет дела. Вокруг ее шеи в два оборота был накручен жемчужно-серый шарф, который гармонировал с ее, убеждена, очень дорогой жемчужно-серой курткой.
Если повязываю шарф я, то выгляжу словно меня душат. Не знаю почему.
Пока она подходила к моему шкафчику, я быстро проверила, нет ли у меня на лице странного выражения, которое я порой на нем замечаю.
— Эй, сегодня пятница, — начала Кэрри. — Выходные. Большие планы?
— Эм, — выдала я. — Нет.
— Может, по кофе?
Я запихала бесчисленные пакеты из-под попкорна (водится за мной этот грешок) в шкафчик, чтобы они не высыпались на пол, достала свою безразмерную фиолетовую дутую куртку, пропахшую тем самым попкорном, и закрыла шкафчик на замок.
— Конечно.
Мы взяли кофе и пошли в парк, где было найдено тело Тодда Майера.
Это был максимум активности, на который я была способна. С тех пор как умер Тодд, я думала о нем постоянно. А еще я вчера три часа подряд смотрела «C.S.I.: Место преступления», и теперь мне очень хотелось узнать, что там в парке.
На уроке биологии я подслушала трех девчонок, которые обсуждали, что после случившегося с Тоддом они больше не могут в нем гулять.
Слушая их, я думала: «Девочки у нас в школе, конечно, очень и очень глупые».
И вот я здесь. С одной стороны, попасть в парк почему-то казалось мне дико важным, а с другой — именно это и сделала бы любая старшеклассница. Ведь часто бывает так, что нашими поступками управляет желание сделать что-то особенное. И тут до меня дошло, почему наш приход в парк был настолько значим.
Потому что там кто-то умер.
Солнце садилось. Или уже село. Сложно было сказать, потому что небо стало серым, как ластик, как всепроникающее небытие.
Самой светлой была земля, этот гладкий купол хрустящего белого снега. У подножия холма щетинились деревья, словно толстые черные волоски.
— Я слышала, что дама, в честь которой назвали парк, специально приводила сюда своих собак покакать, чтобы они не гадили на ее шикарном заднем дворе, — сказала я, хрустя снегом. Не помню, откуда я это взяла. Может, Марк мне рассказывал?
— Серьезно? А я слышала, она была активисткой, — откликнулась Кэрри, глядя на свой кофе.
— Может, и то и другое правда.
Собачники уже покинули парк. Или исчезли. Остались только маленькие следы на снегу, очень похожие на углубления, которые остаются на глазури, если сковырнуть с нее всю посыпку. Может, собачникам тоже было не по себе гулять по парку, в котором кто-то умер. А может, они специально не выгуливали собак здесь, чтобы не уничтожить потенциальные улики.
Кэрри пила кофе глубокими глотками и упрямо глядела в темноту.
Если честно, я не особый фанат кофе и чаще всего пью его за компанию с Кэрри, потому что ей это нравится. Я немного отхлебнула густую черную жидкость, чтобы она слегка коснулась губ, а потом выплюнула ее обратно в стакан через маленькую дырочку в крышке. На вкус прямо как смола.
Мы услышали хлопающий звук. Будто тысяча флагов развевалась на ветру. Я шагнула вперед и увидела, что это желтая полицейская оградительная лента бьется между деревьями.
— Чувствую себя копом, — сказала я карикатурно серьезным голосом, нарушая тишину шуткой. Типа я крутая.
— Да? Это потому, что у тебя стаканчик кофе в руке, или потому, что мы на месте преступления? — строго спросила Кэрри.
— И то и другое сразу, — ответила я не менее серьезно. — Ты бы знала, что нужно искать на месте преступления, будь ты копом?
— Мне кажется, в академии копов этому должны учить, — парировала Кэрри.
— А я думаю, это что-то вроде инстинкта, — выдала я с видом знатока, который слишком часто смотрит телевизор. — Ну, знаешь, типа как в «Найди Уолдо», когда тебе надо искать мелкие детали, которые очевидно не на своем месте. Так и тут. Нужно уметь видеть общую картину.
— Это как? — спросила Кэрри.
— Надо уметь задать себе вопрос: что здесь лишнее? — ответила я, поворачивая в руке стаканчик кофе. — Чего здесь точно быть не должно?
— А что, убийцы сами об этом не задумываются? — удивилась Кэрри. — Будь я убийцей, я бы точно позаботилась о том, чтобы не оставить следов.
— На месте могут остаться клетки эпителия, — подметила я. — Не так просто заметить, что ты оставил где-то клетки эпителия.
— Можно надеть перчатки, — отреагировала Кэрри. — И за клетки эпителия переживать не придется.
— Преступники всегда оставляют какую-то зацепку, — заверила ее я. — Кусочек пластика, или след от ботинка, или волосы. Можно оставить частичку перчатки, это тоже улика. Или кусочек веревки, или…
