Прошло не менее недели, а в кулуарах шли обсуждения и толки. Однажды, находясь в более широком составе, думали, что делать дальше. Товарищ, который ни в доставке, ни в погрузочно–разгрузочных работах не участвовал, высказал интересное предложение. Состояло оно в том, чтобы взять от экспоната, от попавшей к нам части прочного корпуса, небольшой кусочек и распилить «на память» для избранных. Сознаюсь, шальная идея захватила и меня, но ненадолго, так как победила здравая мысль:
— Нет, мужики! Нельзя прочный корпус рвать на сувениры, равно как разделить память о «Курске» на фрагменты.
Меня поддержал Сергей Иванович:
— Неправильно будет, если мы начнем растаскивать народную память по частным квартирам!
Кто–то продолжил:
— Чтобы перед кем–то хвастать, что у меня есть, а у тебя нет.
Маховик разговора начал раскручиваться в обратном направлении и всем стало ясно, что мелочное поведение нас недостойно. Есть вещи, которые должны принадлежать народу и его памяти. А отдельные лица не должны претендовать на них лишь на том основании, что оказались в нужное время и в нужном месте. Обечайку разрезали автогеном на две части весом по 300–350 килограммов. Однако в результате операции остался небольшой, в несколько сантиметров, ровный треугольник металла. И как бы в продолжение разговора сама судьба отметила нашего музейного ценителя, отдав в его руки «сувенир от «Курска»».
Когда мы приехали во второй раз для транспортировки сколь ценного, столь и тяжелого груза, то каждый подумал, что после тяжелых упражнений ему железно будет обеспечена интенсивная терапия. Нас опять было четверо, правда состав наполовину изменился, кроме меня и Блынского был Асадов и мой ровесник, имя которого забылось. Тогда троим из нас было за 50, и от подобных работ мы отвыкли, поэтому грузить было реально нелегко. Наиболее крепким работником оказался ровесник, без которого нам пришлось бы туго. Мы с Сергеем Ивановичем являлись середнячками, а Асадов из–за нравственной особенности все делать чужими руками оказался настоящим слабаком, несмотря на завидную физическую форму и сорокалетний возраст. Два куска прочного корпуса дополнялись бесценным приложением, якорь–цепью, каждое звено которой с пудовую гирю, и таковых было не менее 27, что составляло около четырехсот килограммов. Мы с большим трудом загрузили железо в прицеп легковой автомашины, который во время транспортировки, сломался, колеса почти сложились, однако до места назначения мы доехали.
Потом части от «Курска» мы выгружали в подвал магазина «Кадр», что на проспекте Независимости. Громоздкую и неудобную тяжесть нужно было спустить вниз, преодолев два лестничных пролета, и протащить несколько десятков метров по подвалу к намеченному месту экспозиции.
Ко второму этапу работ приступили после 17.00 часов. Нас ждал неподъемный фронт работы, но как говорит народная мудрость «Глаза боятся, а руки делают». К месту экспозиции обечайки кантовали. Взявшись за край железяки, мы с трудом ее поднимали на торец и толкали вперед. Тяжелый металл с глухим стуком плотно припадал к земле и будто в нее вгрызался, чтобы с еще большим трудом даться в руки. Правила техники безопасности нами не то чтобы игнорировались, а просто невозможно было их выполнять. Особенно это проявилось при спуске якорь–цепи. Когда несколько ее звеньев спустили по ступенькам вниз, то произошло перемещение центра тяжести и железный удав проявил своеволие. Неожиданно для всех цепь ожила и с лязгом прогромыхала вниз, невзирая на попытки ее придержать. Нам просто повезло, что никто не оказался на пути черного с ржавыми проплешинами монстра.
Работы закончили поздно, на улице было темно, по домам расходились физически измотанными и страшно уставшими. На следующий день мы собрались, чтобы заняться оформлением экспозиции. Нужно было разместить куски прочного корпуса в соответствии с замыслом. Цепь при помощи металлического штыря прикрепили к стене почти на уровне плеч. Задумка была неплохой, правда, воплотить ее полностью не удалось. Увидевший меня Блынский сразу же начал возбужденно делиться впечатлениями:
— Знаешь, Алексей, я думал, что утром не встану! — Однако по внешнему виду Сергея Ивановича этого сказать было нельзя, так как выглядел он свежим, дышащим здоровьем и энергией. Но он продолжил: — Я думал, что с моим радикулитом меня скрутит и я не встану. Удивительно, но у меня нигде и ничего не болит!
В молодости я дружил со спортом и физических нагрузок не боялся, поэтому отсутствие болей в мышцах списал на это. Все были удивлены. После такой работы у каждого должны были ныть мышцы, не разгибаться спина и не подниматься ноги. А тут наоборот! Каждый ощущал космическую легкость и фантастическую уверенность в себе. Было прекрасное настроение, мы чувствовали рабочее вдохновение, душевную бодрость, и это необычное состояние всем нравилось.
Нас освятила энергетика моряков–мучеников, погибших внутри прочного корпуса за тысячу километров от нас. Нам судьбой было позволено, вживую прикоснуться к металлу, который аккумулировал страдания 118-ти душ подводников. За что нам выпала честь приобщиться к такой памяти о «Курске», я не знаю. Может быть это было сделано Всевышним, чтобы мы в своих размышлениях пришли к осознанию себя как части мирового океана. Ведь вода — носитель информации, значит, не только наши сердца, но и океан навечно сохранит память о «Курске»!
Приглашение на праздник
Браславщина — чарующий уголок белорусской природы с упоительной чистотой неба и синей гладью воды. Озера и водоемы Витебской земли славятся своими красотами. Уроженцем и жителем этих мест является атаман Белорусского отделения Всевеликого Войска Донского. Начальником штаба у него мой друг Петр, который вместе с приглашенными гостями атамана на выходные дни спланировал поездку в Браслав. За неделю до события, не особенно рассчитывая на мое согласие, он предложил поехать и мне. В синеоком краю Браславщины я не бывал, поэтому согласился сразу и с удовольствием. Да и как я мог поступить иначе, если мой друг не один год завораживает своими рассказами о Браславских озерах, о приключениях, которые постоянно происходят с ним, его друзьями и товарищами. Сначала Петр удивился, а потом обрадовался:
— Сколько раз я тебе предлагал поехать, но ты отказывался. Если честно, то я думал, что и сейчас не согласишься.
— Но я же прямо от поездки не отказывался, просто у тебя каждый раз выезд намечался в пятницу утром, когда у меня — самая работа.
С моей стороны тут же следует вопрос:
— Что мне с собой взять?
Мой друг по–военному краток:
— Главное, чтобы сам был.
Если мы едем к атаману, значит:
— Мне что, в гости с пустыми руками заявиться?
— Ой, да не морочь мне голову!
«Ладно, — про себя думаю я, — коль начальник штаба предлагает не суетиться, значит волноваться не о чем». Однако червячок сомнения в подкорку моего мозга лазейку прогрыз. Я знаю своего друга, от него можно ожидать любого сюрприза, особенно в виде прикола. Любит он потом кого–нибудь озадачить своим любимым вопросом:
— Неужели ты этого не знал?
Поэтому на его вопрос я обычно отвечаю вопросом:
— А кто и что мне говорил?
Так и получилось, я будто в прозрачную синь задумчивого озера Дривяты глядел.
Бывает, что какой–нибудь череде событий предшествует одно незначительное действие, которое морально готовит кандидата на приключения к испытаниям и задает определенный стиль поведения. В этот раз получилось так же, когда за сутки до поездки я в интернете наткнулся на высказывание одной неглупой женщины с двусмысленным ником не то «королева», не то «Королева»:
«Милые женщины, если вы думаете, что мужчины делят вас на худых и толстых, красивых и уродин, молодых и старых, то вы ошибаетесь! Для мужчин есть только два типа женщин: ДаПошлаОнаНа… или ЯбЕё…!»
Как же пройти мимо такой живой и трепещущей темы с сотней комментариев, которые один другого оригинальней и независимей. Я тоже споткнулся, зацепился и вставил свои пять копеек, но не туда и не в том смысле, который всем мужикам обычно приходит на ум. Ведь и у меня в молодости была такая же дурацкая теория:
1. Вот эта страшилка меня бы и пьяного не совратила.
2. С этой, которая «ничаво», я бы переспал энное количество ночей.
3. Зато этой красаве я бы отдался на всю оставшуюся жизнь.
Наступает утро долгожданной субботы и вместе с ней, как говорят военные люди, время «Ч». У подземного спуска станции метро «Фрунзенская» меня подбирает машина, в которой, кроме Петра, бывший боевой офицер Слава за рулем, рядом его товарищ, он же внук известного политического деятеля советских времен Виктор и его жена Алеся, яркая блондинка приятной внешности. После дежурных «здрасьте» и ручковтирательств Виктор первым вопросом меня почти и огорошил:
