— А где ваши вещи?
Но я, как боец спецназа, который всегда на стреме, тут же контратакую:
— А разве надо было что–то брать?
И из праздного любопытства коротко глянул на своего друга, лицо которого абсолютно ничего не выражает — ему бы дипломатом работать, много бы он пользы стране принес. Он бы с этим своим невинным выражением лица любые планы агрессора разрушил.
Две с половиной сотни километров за три с половиной часа пролетают почти незаметно. Перед въездом в озерную столицу нас на своей машине встречает атаман. У обочины он быстро по–деловому производит инструктаж и мы торжественно вкатываем в город.
Супружескую пару разместили в доме атамана. Затем все вместе едем в штаб–квартиру, где атаман нас, троих мужчин, определяет на постой. Начальник штаба, исходя из личного опыта, оккупирует комнату, где три года назад несколько дней провел атаман Всевеликого Войска Донского Николай Козицын. Я же перехватываю апартаменты заслуженного деятеля искусств республики, народного артиста СССР, композитора Игоря Лученка. В подтверждение этого атаман, указав рукой на верх шкафа, вымолвил трудно воспроизводимое импортное слово, которое означает название аккордеона. Зато Слава занимает главные хоромы с двумя кроватями, которые в своей коллекции наверняка тоже имеют любопытные истории.
Минут через двадцать по приглашению хлебосольного хозяина–атамана мы садимся за штабной стол, застеленный голубой скатеркой. Главный объект на столе — это белоснежное сало толщиной с ладонь. Нарезанное тонкими ломтиками, оно сбоку обнажает небольшую розовую прослойку, а сверху — россыпь душистой приправы. И во рту оно тает само, без пережевывания. После этого колбасная нарезка производит не столь сильное впечатление. Пупырчатые средней величины огурчики дышат свежестью и грядкой. С небрежно брошенной на них прядкой укропа, они на столе выделяют зеленый островок. Рядом — крохотные маринованные огуречики, тесно натыканные в литровую банку, своим видом вызывают спазм слюновыделительных железок. Репчатые луковицы, неаккуратно нарезанные, с головой выдают мужскую компанию. Горными пиками над равнинами и холмами стола возвышаются бутылки водки и Лидского кваса. Мы не с долгой дороги, однако походно–штабная самобранка у каждого участника совещания вызывает нытье под ложечкой. Все тут же осознают серьезность момента, начинают суетиться и без приглашения занимают места в президиуме тесного, но уютного конференц–зала.
Обычно многословный атаман при оглашении первого тоста–вопроса повестки дня оказывается откровенно лапидарным. Голосующих против и воздержавшихся нет, а дружный хрустальный звон сдвинутых рюмок свидетельствует, что все по–казачьи одобряют:
— Любо! Любо! Любо!
После короткой паузы атаман, не затягивая обсуждение второго вопроса, указательным пальцем закручивает свои залихватские усы и заодно поправляет царскую бородку:
— Между первой и второй перерывчик небольшой.
Слава беспрекословно подчиняется намеку, который имеет силу приказа. Потом производит еще несколько дублей, поочередно готовя вопросы к рассмотрению, которые мы под аккомпанемент казацкого «любо» и с печатью благодати на лицах принимаем к исполнению. Доведя себя до необходимой кондиции, мы с хмельными очами, но твердой поступью выходим на неширокий бродвей Браславской столицы.
По Ленинской улице не спеша шпацируем до безымянной площади. Здесь справа от дороги стоит православная Свято — Успенская церковь. На пригорке слева — величественный костел Рождества Девы Марии, в стены которого вкраплены разной величины камни, так называемая браславская мозаика. Правее от костела, на том же пригорке, возведена впечатляющая и необычная сцена в виде Ноева ковчега. На его ступеньках друг друга сменяют самодеятельные коллективы из Беларуси, Литвы, Латвии, Эстонии — идет концерт, который смотрят улыбчивые зрители. За зрительскими скамейками располагаются торговые ряды. Проходя вдоль них, я увидел, как чеканят монеты. С интересом вглядываюсь в рисунок чеканки, и тут до меня доходит, что сегодня Браслав отмечает свое 950-летие! Этому я несказанно обрадовался, ведь не часто приходится присутствовать на столь величественном юбилее. Тут же ударом молота по пресс–форме и мне на память чеканят монетку.
Вовсю светит, но не жарит яркое солнце, которое добавляет всем доброго настроения, мы долго и с удовольствием гуляем по городу. По ступенькам я поднимаюсь на пригорок, с интересом обхожу костел. Справа открывается вид на гуляющий народ, на православную церковь и на озеро Дривяты. Перехожу на другую сторону пригорка, откуда видна панорама озера поменьше — Новята. Браславщина вся изрезана водной гладью озер и водоемов. Налюбовавшись замечательными видами и костелом, по лестнице спускаюсь на Советскую улицу, затем по Ленинской и Кирова приближаюсь к исторической достопримечательности города.
Городище Замковая гора — это живописный холм высотой 14 метров, у которого удобно плоская вершина, крутые склоны, и занимает он на перешейке стратегическое положение между озерами. С высоты холма открывается еще более величественный и прекрасный вид на город и озера. Здесь под иссиня–синим небом между редкими деревьями разбиты шатры и палатки, их белые прямоугольники и конусы приятно контрастируют с зеленью травы. Торговые ряды с изделиями как бы из старины создают приподнято праздничное настроение.
Справа от себя вижу начавшееся шествие, будто бы из средневековья, словно специально к моему приходу приуроченное. Его возглавляют скоморохи на высоких ходулях — в пестрых нарядах, в островерхих колпаках с бубенцами. Они размахивают флагами, зазывая гостей на праздничную ярмарку города мастеров и на представление. За ними идут музыканты с волынкой, щипковым инструментом, похожим на мандолину, барабаном и бубном. Вижу кукольников, которые в руках несут персонажей своих спектаклей, идут зажиточные и простые горожане, селяне. Воины шагают с мечами, боевыми топорами, луками, круглыми щитами, кто–то держит пики с различной формой штандартами, флагами и хоругвями. Здесь монахи и крестоносцы–тамплиеры в черных одеяниях, в плащах с красными крестами.
Под впечатлением я погружаюсь в круговерть ярмарки и бивуаков. У кострища на черной сковородке толстый повар печет лепешки, у него за спиной варится похлебка — в чугуне, подвешенном на цепи к металлической треноге. Заглядываю в палатку. На деревянном столе глиняные кувшины, кружки, миски со снедью. За столом на грубо сколоченных лавках сидят трое парней: судя по одежде, один простолюдин; другой — из знатных или зажиточных горожан, у него чуть ли не на всех пальцах кольца и на запястьях браслеты, наверное, из серебра; а самый молодой сидит, уныло подперев щеку рукой. Рядом стоит миловидная девушка, которая готова им прислужить. Ее головной убор представляет нечто среднее между косынкой и шалью, в самом узком месте на затылке перехваченный коричневой лентой, далее концы опускаются ниже пояса. Длиннополая рубаха, похожая на сарафан, в которую одета трактирщица, подчеркивает стройность ее фигуры. У нее на груди украшение, похожее на разноцветные бусы, концы которых на груди приторочены к рубахе.
На ярмарке выставлена мебель из лозы, домашняя утварь, даже колода для злодея. Короба и плетенки из бересты, разноцветные пояса с орнаментами и узорами, печатный станок из дерева, висят литографии, а коробка для сбора пожертвований с надписью: «Ваш каштоуны уклад на адраджэнне друкарской справы». Рядом тренога из пик, на нее опирается деревянный щит. Вижу двух воинов на отдыхе. Бородач в домотканой одежде наблюдает за своим товарищем в шлеме, в кольчуге с мечом и щитом, который показывает мальчишке, как надо наносить удар небольшой булавой. Мальчишки поодаль атакуют древних идолов, два пострела уже сидят на голове деревянного истукана. Недалеко две работницы стряпают из теста на кухонной утвари.
Между палатками на небольшой поленнице дров сидит худенькая девочка в холщовой рубахе, поверх которой надета синяя грубая одежда. Из–под синего островерхого чепца выбились темные волосы, лица ее не видно, она склонилась над вещью не из своей эпохи — цифровым фотоаппаратом, рассматривает снимки. Только что она фотографировала легких воинов без оружия в зеленом и синем плащах, у обоих на ногах мягкая кожаная обувь, у одного кожаные обмотки.
Прохожу дальше: на земле составлены щиты, на одном из них синий фон с белыми полосами. Чуть поодаль на скарбе лежит меч в кожаных ножнах с книгой, левее расстелена скандинавская карта из телячьей кожи с изображением рек, озер, городов, селений и каких–то знаков. В другом месте вижу барабан и два сундука из дерева: один большой, другой поменьше. На большом сундуке стоит посуда синего цвета, в блюде плюшки, а в плошке деревенский сыр с тмином. Худощавый черноволосый парнишка с ногами пристроился на щите и с аппетитом уминает плюшку.
