— Кто знает? Скажи, а как твои тюремщики разрешили тебе прийти сюда?!
— Аватеф!
Она упорствовала:
— Я не вернусь в тот дом! Мне там нечего делать. Только зевать да сталкиваться с любовницами моего мужа, великого волшебника.
Напрасно он пытался уговорить ее. Она была непримирима. Он злился и ругал ее, но, ничего не добившись, ушел в сопровождении двух слуг.
— Что будешь делать? — спросил Ханаш.
— То же, что и каждый день, — безразлично ответил Арафа.
— Есть новости о твоей жене? — спросил его управляющий.
Присаживаясь рядом, Арафа ответил:
— Да хранит тебя Всевышний! Она упряма, как ослица.
— Не забивай голову! У тебя будет их много, — пренебрежительно сказал управляющий и принялся внимательно рассматривать Арафу.
— Твоя жена что-нибудь знает о твоей работе? — спросил он.
Арафа бросил на него подозрительный взгляд и ответил:
— В волшебстве разбираются только волшебники!
— Я опасаюсь, что…
— Не бойся того, чего на самом деле нет.
Несколько секунд они молчали, пока Арафа взволнованно не проговорил:
— Даже не вздумай причинить ей вред! Пока я жив…
Управляющий сдержал гнев, улыбнулся и указал на два наполненных вином стакана.
— А кто сказал, что я собираюсь причинить ей вред?
Между Кадри и Арафой завязалась дружба, и управляющий стал приглашать его на особые вечера, которые обычно устраивал за полночь в большом зале. Попав туда, Арафа поразился обилию вкусных блюд, дорогих напитков, а также обнаженным танцовщицам, чуть было не потеряв от всего этого рассудок. В тот вечер Арафа увидел в управляющем ничем не сдерживаемое безумное животное. Управляющий пригласил Арафу кутить в сад, где под кронами деревьев в лунном свете журчал ручей. На земле были разложены фрукты и стояли бутылки с вином, а перед ними сидели две красавицы. Одна из них следила за жаровней, другая занималась кальяном. Ночной ветерок доносил до них благоухание цветов, звуки ребаба и слова песни:
О стебель душистой гвоздики в райском саду!
Срезанный, даришь нам ароматов своих красоту!
Ночь была ясной. Луна, казалось, смотрела на них своим глазом через сплетения ветвей и листьев, а когда ветер раскачивал деревья, был виден ее полный диск. От близости женщин и дурмана кальяна у Арафы помутилось в голове, и ему почудилось, что он кружится вместе с небосводом.
— Да упокоит Всевышний душу Адхама! — произнес он.
— Да упокоится душа Идриса! — улыбнулся управляющий и спросил: — С чего ты вспомнил о нем?
— Это место напоминает о нем.
— Адхам любил помечтать. Но все его мечты вложил ему в голову аль-Габаляуи. — Потом, засмеявшись, добавил: — Аль-Габаляуи, которого ты избавил от земных мук!
Сердце Арафы сжалось, восторг пропал, и он грустно прошептал:
— За свою жизнь я убил только одного злого надсмотрщика.
— А слуга аль-Габаляуи?
— Я не хотел убивать его.
— Ты трус, Арафа! — усмехнулся управляющий.
Арафа, забыв про кальян и музыку, уставился сквозь ветки на луну, а потом принялся наблюдать за девушкой, раздувающей уголь. Вдруг управляющий окликнул его:
— Что с тобой? Ты рассеянный!
Арафа обернулся к нему с улыбкой.
— Вы всегда проводите вечера в одиночестве, господин управляющий?
— Здесь нет компании, достойной меня.
— И у меня нет, кроме Ханаша.
Кадри пренебрежительно заметил:
— Смотря сколько выпьешь. Можно напиться так, что тебе уже все равно, один ты или нет.
После некоторых колебаний Арафа все же спросил:
— Мы будто в тюрьме, господин управляющий…
Тот резко ответил:
— А ты как думал? Мы окружены людьми, ненавидящими нас!
Арафа вспомнил слова Аватеф о том, что ей милее оставаться в убогом жилище Умм Занфаль, чем возвращаться в его особняк, и он сказал, вздохнув:
— Проклятье!
— Не порть вечер!
Арафа взял кальян и сказал:
— Пусть ничто не испортит нам жизнь, а не только вечер!
Кадри рассмеялся:
— Достаточно того, что благодаря твоему волшебству мы продлили себе молодость!
Он полной грудью вдохнул ароматы сада, растворенные в ночной прохладе, и сказал:
— Нам повезло, что от Арафы есть польза!
Выпустив густую струю дыма, будто посеребренную в лунном свете, управляющий отдал кальян обратно девушке и грустно сказал:
— Почему наступает старость? Мы едим самые лучшие яства, пьем самые благородные напитки, живем в неге, а старость подкрадывается и настигает, когда мы не ждем. Она приближается так же неумолимо, как наступление дня или ночи.
— Но благодаря таблеткам Арафы холодная старость превращается в горячую молодость!
— Но есть то, перед чем ты все же бессилен!
— Что это, господин?
Погрустнев, управляющий спросил:
— Что самое противное твоему сердцу?
Скорее всего, тюрьма, в которую он угодил, скорее всего, ненавистные взгляды людей, скорее всего, то, что пришлось отказаться от своей цели. Но вслух он сказал:
— Утрата молодости.
— Не думаю, что ты этого боишься.
— Как не бояться? Моя жена сердится на меня.
— Женщины всегда находят повод для того, чтобы поругаться.
Порывы ветра усилились, ветки зашелестели, угольки в жаровне вспыхнули.
— Почему мы умираем, Арафа? — спросил Кадри.
Арафа только печально посмотрел на него, не дав ответа.
— Даже аль-Габаляуи умер, — добавил управляющий.
Будто игла вонзилась в сердце Арафы.
— Все мы смертны, все уйдем вслед за родителями.
— Не надо напоминать мне об этом еще раз! — с раздражением бросил управляющий.
— Живи долго! — ответил ему Арафа.
— Живи долго или мало, а все равно тебя ждет яма, кишащая червями.
— Не позволяй таким мыслям отравлять себе вечер! — мягко сказал ему Арафа.
— Не могу от них избавиться. Смерть… смерть… меня преследует смерть. Она может прийти за тобой в любой момент. Может быть нелепой, беспричинной. Где сейчас аль-Габаляуи? Где все те, чьи подвиги воспевает ребаб? Все, что должно было остаться, уничтожено смертью.
Арафа взглянул на управляющего: бледное лицо, глаза, полные страха. Вопиющее противоречие между его внутренним состоянием и его положением на улице. Арафу это тронуло, и он обратился к нему, чтобы успокоить:
— Важно, чтобы жизнь прошла достойно.
Кадри в гневе махнул рукой и закричал так, что положил конец идиллии этого вечера:
— У меня достойная жизнь! Хорошая жизнь! Я ни в чем не нуждаюсь. Даже молодость мне вернули таблетки. Но какая от всего этого польза, если смерть следует за нами тенью? Как забыть о ней, если она постоянно о себе напоминает?
Ему было приятно наблюдать, как мучается управляющий, и в глубине души он посмеивался над его чувствами. Он с тоской окинул взглядом руку красавицы и подумал: никто не скажет наверняка, что следующей ночью я увижу луну.
— Наверное, нужно еще выпить! — предложил он.
— А утром придем в себя.
Подумав, что лучше момента не найти, Арафа сказал:
— Если бы не зависть обездоленных людей, мы бы ощущали иной вкус к жизни!
Управляющий с презрением рассмеялся.
— Давай лучше поговорим о чудесах! Если бы мы сделали так, чтобы все на улице жили как мы, разве нас перестала бы преследовать смерть?
Арафа кивнул, чтобы остудить пыл управляющего, и продолжил:
— Но смерть всегда там, где бедность, голод и несчастья.
— А там где их нет, глупец?
— Да, — улыбнулся Арафа, — смерть ходит и среди богатых, потому что она подобна болезням.
— Ты оправдываешь свое бессилие, — засмеялся управляющий.
От его смеха Арафа приободрился.
— Мы же о смерти ничего не знаем. Но, вероятно, так и есть. Если люди станут жить лучше, то зла станет меньше. Жизнь станет цениться. И каждый, кто обретет счастье, поймет, насколько необходимо беречь жизнь.
— Все равно будут убивать.
— Люди объединят усилия, чтобы противостоять смерти. Все, у кого есть способности, займутся волшебством. И тогда самой смерти будет угрожать небытие.
Управляющий только громко усмехнулся и мечтательно прикрыл глаза. Арафа взял трубку кальяна и сделал глубокую затяжку, от которой вспыхнул уголек. Вновь послышался ребаб, и нежный голос запел: «Пусть эта ночь не кончается!»
— Ты, Арафа, гашишник а не волшебник, — сказал ему Кадри.
— Только так мы победим смерть, — наивно ответил Арафа.
— А ты не можешь сделать это в одиночку?
— Я работаю каждый день, не щадя себя, но один я бессилен.
Управляющий долго, но без наслаждения слушал песню, потом сказал:
— Если бы тебе удалось, Арафа! А что бы ты сделал, если бы у тебя получилось?
