И тогда с его губ сорвалось:
— Я воскресил бы аль-Габаляуи.
Управляющий разочарованно скривил рот.
— Ты думаешь об этом, потому что ты убил его!
От боли Арафа сжался и еле слышно прошептал:
— Если бы у тебя получилось, Арафа…
На рассвете Арафа покинул дом управляющего. Он был настолько пьян, что мир вокруг казался ему полным каких-то звуков и видений. Еле держась на ногах, он шел в сторону своего дома по кварталу, погруженному в сон. На полпути перед воротами Большого Дома дорогу ему преградил неизвестно откуда появившийся человек. Арафа услышал:
— Доброе утро, уважаемый Арафа!
От неожиданности он испугался. Однако следовавшие за ним слуги набросились на человека и крепко его схватили. Арафа пригляделся и к своему удивлению увидел перед собой чернокожую женщину в черной галабее, скрывавшей ее фигуру от шеи до пят. Он приказал слугам отпустить ее и спросил:
— Чего тебе, старуха?
— Хочу поговорить с тобой наедине, — ответила она, и Арафа убедился, что разговаривает с черной женщиной.
— Почему?
— Хочу пожаловаться тебе на свое горе.
Арафа разозлился и уже собрался идти:
— Бог поможет!
Но она взмолилась:
— Выслушай меня ради своего дорогого деда!
Он сердито посмотрел на нее и не смог отвести взгляда. Где и когда он видел это лицо?! Вдруг сердце его екнуло, и он вмиг протрезвел. Это лицо он видел в ту злополучную ночь на пороге комнаты аль-Габаляуи, когда прятался за креслом. Это служанка аль-Габаляуи, которая спала с ним в одной комнате. Арафа испугался, ноги его онемели, и он с ужасом продолжал смотреть ей в лицо.
— Прогнать ее? — спросил слуга.
— Идите! Ждите у ворот дома! — ответил Арафа.
Он дождался, пока они останутся со старухой вдвоем у Большого Дома. Он снова рассмотрел ее черное высохшее лицо, высокий лоб, острый подбородок, морщины на лбу и вокруг рта. Чтобы успокоиться, он сказал себе, что она вряд ли видела его той ночью. Но где же она была все это время после смерти аль-Габаляуи? И зачем она пришла?
— Да, госпожа, я слушаю, — произнес Арафа.
Она тихо сказала:
— Мне не на что жаловаться. Я просто хотела остаться с тобой с глазу на глаз, чтобы выполнить просьбу.
— Чью просьбу? — спросил Арафа и склонился к ней ближе.
— Я была служанкой аль-Габаляуи. Он скончался у меня на руках!
— Ты?
— Да, я. Поверь мне!
Но Арафа и так знал, ему не нужны были доказательства.
— Как он умер? — взволнованно спросил он.
Она печально ответила:
— Как только обнаружили мертвого слугу, ему стало плохо. Я подбежала, чтобы не дать ему упасть, этому богатырю, которому когда-то подчинилась сама пустыня!
В ночной тишине послышалось, как Арафа всхлипнул от горя. Он спрятал лицо, будто бы от лунного света. Женщина продолжала:
— Я должна выполнить его просьбу.
Вздрагивая, он поднял голову.
— Что за просьба? Говори!
Ровным, как свет луны, голосом она сказала:
— Прежде чем отдать душу, он велел мне: «Иди к волшебнику Арафе и скажи ему, что его дед умер довольный им».
Арафа подскочил как ужаленный и закричал:
— Врешь! Что ты задумала?
— Господин, успокойтесь!
— Что за игру ты ведешь?
— Я говорю все, как есть. Господь свидетель! — стала оправдываться она.
Он посмотрел на нее с подозрением.
— Что тебе известно об убийце?
— Ничего, господин. Я сама была прикована к постели после смерти хозяина. Как только мне стало лучше, я сразу направилась к тебе.
— Так что он тебе сказал?
— «Иди к волшебнику Арафе и скажи, что его дед умер довольный им».
— Обманщица! — вскричал Арафа. — Ты же знаешь, что это я… — Он переменил тон. — Как ты нашла меня?
— Я расспросила о тебе. Мне сказали, что ты в доме управляющего. Я ждала, пока ты выйдешь.
— Разве ты не слышала разговоров о том, что это я убил аль-Габаляуи?
Старуха ужаснулась.
— Никто не убивал аль-Габаляуи. Никто и не смог бы его убить.
— Его погубил тот, кто убил его слугу.
— Ложь! — сердито ответила она. — Выдумки! Он умер у меня на руках.
Арафе захотелось плакать, но он сдержал слезы и посмотрел на нее исподлобья.
— Ну, я пойду, — просто сказала она.
— Поклянись, что говоришь правду, — остановил ее Арафа низким и хриплым голосом, словно это был голос мучавшей его совести.
Она твердо ответила:
— Клянусь! Всевышний свидетель!
Уже занималась заря. Арафа проводил старуху взглядом, пока та не скрылась, и пошел. В спальне он рухнул без сознания. А когда через несколько минут очнулся, почувствовал себя уставшим до смерти и заснул. Однако проспал не более двух часов. Он вскочил, встревоженный, позвал Ханаша и рассказал ему о женщине. Ханаш слушал, обеспокоенно глядя ему в лицо. А когда рассказ закончился, он рассмеялся:
— Вчера ты много выпил.
Рассердившись, Арафа закричал:
— Это не бред пьяного! Это было на самом деле!
— Да. Тебе надо выспаться.
— Ты мне не веришь?
— Конечно, нет. Если выспишься, как я тебе советую, ты и не вспомнишь всю эту историю.
— Но почему ты мне не веришь?
— Я стоял у окна. Я видел, что ты вышел из дома управляющего и направился через квартал домой. Ты ненадолго остановился у Большого Дома, а затем продолжил путь в сопровождении двух слуг.
Арафа вскочил, полный решимости.
— Идем, спросим их!
Но Ханаш предостерег его:
— Нет! А то они будут сомневаться, в своем ли ты уме.
— Они подтвердят тебе мои слова, — продолжал настаивать Арафа.
— Нас никто не уважает, кроме слуг, а ты хочешь, чтобы и они думали о нас плохо, — взмолился Ханаш.
Взгляд Арафы стал безумным.
— Я не сумасшедший, — растерянно произнес он. — И дело не в вине. Аль-Габаляуи умер, но остался мною доволен.
— Пусть так, — сказал Ханаш с сочувствием. — Но не зови слуг!
Подумав, Ханаш предложил:
— Давай пригласим эту женщину! Пусть она сама скажет! Куда она пошла?
Арафа нахмурился, вспоминая, и с горечью произнес:
— Я забыл спросить, где она живет!
— Если бы все это произошло на самом деле, ты бы не дал ей уйти!
— Но это правда! — вскричал Арафа, настаивая. — Я не сумасшедший! Аль-Габаляуи умер, довольный мной.
— Пожалей себя! Дай себе отдых, — с сочувствием произнес Ханаш.
Ханаш подошел к нему, погладил по голове, осторожно уложил в кровать и оставался с ним, пока тот не заснул. Обессиленный Арафа закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.
Спокойно и решительно Арафа заявил:
— Я решил бежать.
Для Ханаша эти слова были настолько неожиданны, что его руки так и застыли за работой. Он опасливо оглянулся вокруг. Несмотря на то что дверь лаборатории была закрыта, Ханаш испугался. Арафа, не обращая внимания на его страх, продолжал работать.
— Эта тюрьма постоянно вызывает у меня мысли о смерти, о том, что все это веселье, песни и танцы — прелюдия к смерти. Мне даже кажется, что клумбы здесь пахнут как могилы, — сказал Арафа.
— Но на улице нас ожидает реальная смерть, — тревожно сказал Ханаш.
— Мы убежим далеко от этой улицы. — Он посмотрел Ханашу в глаза и добавил: — А потом вернемся, чтобы победить.
— Если сможем убежать!
— Эти соглядатаи уже потеряли бдительность. Убежать будет нетрудно.
Они молчали и сосредоточенно работали. Потом Арафа спросил:
— Разве ты не этого хотел?!
— Я почти забыл, — смущенно пробормотал Ханаш в ответ. — Но скажи, что заставило тебя решиться сегодня?
Арафа улыбнулся.
— Дед объявил о том, что доволен мною, несмотря на то что я вломился в его дом и убил слугу.
На лице Ханаша опять появилось удивление.
— Ты будешь рисковать своей жизнью из-за увиденного в пьяном бреду?
— Называй это как хочешь! Но я уверен в том, что он умирал, довольный мной. Его не рассердило ни вторжение, ни убийство. Но если бы он видел сегодняшнюю мою жизнь, то пришел бы в ярость, — сказал Арафа и шепотом добавил: — Поэтому он и напомнил мне, что прежде был мною доволен.
Ханаш покачал головой от изумления.
— Раньше ты не говорил о деде с таким уважением.
— Тогда я во многом сомневался. Сейчас его нет, а об умерших плохо не говорят.
— Да помилует его Всевышний!
— Вряд ли я забуду, что стал причиной его смерти. Поэтому мой долг — вернуть его к жизни, если смогу. Если мне будет сопутствовать удача, мы забудем, что такое смерть.
Ханаш с сочувствием посмотрел на Арафу.
— Пока благодаря своему волшебству ты получил лишь бодрящие таблетки и бутылки, способные погубить жизнь!
— Мы стоим у истоков. Реальные возможности волшебства безграничны, хотя нам пока и неизвестны. Их и вообразить нельзя, — он обвел комнату взглядом. — Мы уничтожим здесь все, сохраним только тетрадь, в которой записаны все наши секреты. Я спрячу ее на груди. А убежать будет не так трудно, как ты думаешь.