“Думают, наверное, что я вредная старуха”. Из воспоминаний о Татьяне Вадимовне Васильевой. — “ LIBRARIUS ”. Новейшая история антиковедения в России. <http://librarius.narod.ru>.
Отрывки из воспоминаний о Т. В. Васильевой (1942 — 2002) “одного из ее учеников” (?). “Анекдотически-акусматический жанр не претендует на полноту раскрытия характера, но он показывает Татьяну Вадимовну — выдающегося исследователя и прекрасного знатока античности — с неожиданной для многих стороны <...>”. На персональной страничке Т. В. Васильевой также читаем: “Благодарим Надежду Николаевну Трубникову за любезное разрешение опубликовать здесь эти материалы”.
Например: “Когда я читал Гаспарова и умирал от зависти, Т. В. мне сказала: „А это его в секторе натаскали. Там тогда такие люди были — Петровский, Грабарь-Пассек; они сохраняли русский научный belles-lettres: если пишешь на птичьем языке, то могли и на смех поднять. Вот он там и научился статьи писать, а первые были так же неудобочитаемы, как у всех””.
Елена Дьякова. Проза пассажиров, проезжающих мимо. Толстые журналы 2008 года ищут новое в старых пейзажах. — “Новая газета”, 2009, № 2, 14 января.
“Журнальный процесс всегда затевается и течет ради нескольких текстов. Ради медленного отбора новых имен. А прочее — фон. Но фоновая проза-2008 — материя удивительная. В ней не изменилось ничего: стоит длинное, глухое, среднерусское, позднесоветское время. Не весна и не осень. Не перестройка, не шокотерапия, не стабильность с люрексом гламура… Не изменилось ничего: в городе и в деревне донашивают старые пейзажи и интерьеры, сюжеты и лица 1960 — 1980-х”.
Евгений Евтушенко. Жизнерадостный изгой. — “Новые Известия”, 2009, 30 января <http://www.newizv.ru>.
“С маниакальной уверенностью я предсказывал неизбежное явление в поэзии некоего „мальчика”, который превзойдет и меня самого, да и всю плеяду шестидесятников, став ее живым продолжением, наследником <...>”.
“Но дело с наследником затянулось. На него не был похож никто из смогистов, назвавшихся самыми молодыми гениями, — они слишком много сил тратили на надменно-завистливое противопоставление себя шестидесятникам, хотя тайком друг от друга извинительно хаживали к нам со своими стихами”.
“Не оправдал моих надежд крупный самоценный поэт, возведенный поклонниками в сан Великого Маргинала, уже потому, что не нашел добрых слов для Фриды Вигдоровой, которая сделала его всемирно знаменитым, застенографировав позорный суд над ним, а поэзию предшественников обозвал „швырянием камней в разрешенном направлении””.
“Стоит лишь пожалеть, что это кудрявенькое, избыточное торнадо, именуемое Дмитрием Быковым, нафаршированное и мудростью, и юмором на грани фола, иногда заслоняет его самого. <...> Прочитав его книгу „Последнее время” (2007), я открыл, надеюсь, главного Дмитрия Быкова — одного из самых сильных современных поэтов”.
Вера Зверева. Теленовости: в формате сериала. — “Искусство кино”, 2008,
№ 8.
“Множество текстов, циркулирующих в современных медиа, строится по правилам масскультурных произведений. Они адаптированы к мобильной аудитории, рыночной конкуренции, большим тиражам, механизмам успешности и моды. Как и продукты массовой культуры, медийные сообщения рассчитаны на дидактику, социализацию человека, трансляцию образцов и норм, на представление неизвестного прежде опыта в обыденных формах. По своему устройству они основаны на словесных и визуальных формулах, предполагают серийность и производство нового непременно с опорой на привычное. <...> Но, согласно распространенному представлению, стойкому и во времена альтернативных источников информации, информационные программы, в отличие от художественных, отсылают к „самой жизни””.
“Любое медийное событие создается в языке и при помощи языка. Насколько невозможно нейтральное высказывание вне культурных установок, ценностей и идеологий, настолько же конвенционален „реализм” новостей”.
“В основе информационных программ лежит структура сериала (в свою очередь восходящая к публикациям с продолжением в прессе). В новостном сериале есть постоянный круг героев (официальные лица государства, медиазвезды) и набор сменных персонажей на одну серию. В нем есть часто воспроизводимые виды событий („официальная встреча на высшем уровне”, „столкновения воюющих сторон”, „доклад министра президенту”, „катастрофа”, „событие культурной жизни” и т. п.), которые требуют от зрителей воспроизводства одних и тех же чувств”.
Александр Иванов. “Пиар относится к области бессознательного”. Беседовала Галина Юзефович. — “Частный корреспондент”, 2009, 21 января <http://www.chaskor.ru>.
“<...> его [Владимира Сорокина] стали читать в той среде, где его холодная, рациональная, эстетская манера письма просто не может быть понята. Не так давно я ехал в поезде, и со мной в купе двое попутчиков обсуждали его последний роман — оперировали они в основном терминами „прикольно” и „по приколу”. <...> Недавно Володе исполнилось 50 лет. Я позвонил поздравить его с юбилеем, мы до этого долго не общались. Он обрадовался, был явно тронут, мы очень хорошо поговорили, но при этом все время чувствовалось, что он в напряжении и ждет какого-то другого, главного звонка. Не скажу, что от Путина, хотя кто знает?.. Мне кажется, для Сорокина такое положение глубоко неорганично — это не его стиль, не его круг, не его целевая аудитория”.
Наталья Иванова. С литературой ничего не может произойти. Беседу вел Сергей Шаповал. — “Культура”, 2009, № 1-2, 15 — 21 января <http://www.kultura-portal.ru>.
“У меня нет никаких претензий к Елизарову или Прилепину — печатайтесь, ищите своего читателя и т. д. Меня удивляет, что литературная общественность удостаивает их премий. За этим стоит серьезная болезнь нашего общества, которая возникла еще в советские времена. Кто содействовал возвышению провинциально-посконной литературы? Никак не деревенские бабушки, а интеллигенция, которую я называю „аэропортовской”. Она ощущала народническую вину, корни которой вообще уходят в XIX век.
В наше время эта вина наложилась на комплекс неполноценности интеллигенции, которой долго объясняли, что она вместе с литературой умерла”.
“Все мои слова по поводу Захара Прилепина я поделю на девять, если он принесет нам талантливую вещь, в которой не будет идеологической схемы”.
Интервью поэта Инны Кулишовой (Тбилиси, Грузия) с Андреем Грицманом (Нью-Йорк, США). О Грузии и о Международном фестивале русской поэзии в Грузии. — “Интерпоэзия”, 2008, № 4.
Среди прочего Андрей Грицман говорит: “Ну, „священные коровы”, естественно, существуют; некоторые из них мне лично очень нравятся (хотя они и „священные”), а некоторые — не нравятся; и вот тех, которые нравятся, я буду публиковать
[в “Интерпоэзии”], даже если конкретная подборка меня меньше интересует, чем другие. <...> С другими же „священными коровами” дело обстоит просто. Я не буду к ним обращаться по той причине, что у них — важные и знаменитые имена. Просто меня их творчество не интересует, хотя я могу иногда отдавать должное их искусности и мастерству. Впрочем, если кто-то из этих, меня не интересующих, „священных коров” пришлет нам подборку, которая представится мне интересной, то я ни по каким политическим соображениям отвергать ее не буду”.
“С моей точки зрения, „Интерпоэзия” — это не „толстый журнал” в обычном, стандартном понимании, то есть это не дидактическое, литературоведческое или системно-иерархическое издание. Хочется, чтобы это было смело, интересно (не обязательно в „смоговском” смысле) и не было „пощечиной общественному вкусу”. И еще это издание задумано как живое искусство. А живое всегда может делать какие-то ошибки, идти не по прямой, а порой — с нетрезвыми выкрутасами”.
Андрей Колесников. Забытое “Наследство”. Владимир Кормер как зеркало русской интеллигенции. — “Частный корреспондент”, 2009, 29 января <http://www.chaskor.ru>.
“29 января выдающемуся русскому писателю и философу Владимиру Федоровичу Кормеру исполнилось бы 70 лет. Нельзя сказать, что он совсем забыт. Но тираж его двухтомника, который только что выпустило издательство „Время”, составляет 1500 экземпляров. Скорее всего, это и есть потолок нынешнего активного интереса к творчеству одного из самых ярких и талантливых семидесятников — литературному и философскому”.
“Прошло почти два десятилетия с момента последней масштабной публикации — и вдруг Кормер пугающе, ошеломляюще актуален! И как раз в своих главных произведениях!”
