«Какая вы счастливая, что сумели так рано выбраться за город. Я только 8-го числа смогу насладиться этим блаженством; радуюсь, как ребенок. То-то весело мне будет бродить по лесам и кустарникам, среди деревьев, трав и скал! Никто не может любить все это больше меня!»
Во время одной из прогулок Бетховена произошел тот знаменитый инцидент, который вызвал столько смеха, в то время как самому Бетховену было совсем не смешно. Он шел лужайкой, с восторгом созерцая, как все в природе дышит жизнью. Вдруг он увидел молодую даму в летнем платье и мальчика, которые с веселым смехом прыгали по лужайке. При виде этой картины Бетховен умилился и подошел ближе. И с возмущением заметил, что молодая дама гоняется с сачком за бабочками. Эта охотница за бабочками была Каролина Виммер, будущая мать швейцарского писателя, автора книг о животных Йозефа Виктора Видмана.
В Мёдлинге под Веной она развлекалась тем, что сачком ловила на лугу бабочек. И вдруг заметила человека, бежавшего невдалеке вровень с ней и носовым платком отгонявшего бабочек, которых она надеялась поймать. Это повторялось еще два дня подряд. Когда она выходила на лужайку, там уже стоял этот человек и делал для нее ловлю бабочек невозможной. В конце концов девушка взбунтовалась и потребовала, чтобы он оставил ее в покое, на что незнакомец громким голосом ответил: «Неужели благовоспитанная молодая дама не научилась занимать свое время чем-либо иным, кроме как убийством бедных животных?» На миг опешив, Каролина ответила: «Разумеется, я научилась кой-чему другому, — например, игре на фортепиано, но вы и в этом ничего не смыслите». — «А вот и нет, — отвечал незнакомец, — как раз в этом я кое-что смыслю и мог бы даже вам сказать, действительно ли вы научились играть на фортепиано. Ступайте домой и сыграйте мне что-нибудь при открытых окнах!» Молодая девушка отозвалась на эту шутку и была очень удивлена, когда немного погодя незнакомец вошел к ней в комнату и сказал: «Вы умеете играть на фортепиано. Тем меньше повода у вас уничтожать безобидных маленьких животных».
Заинтересовавшись этим разговором, в комнату вошла мать Каролины и узнала в странном посетителе Людвига ван Бетховена. Отныне Каролина получила право иногда сопровождать маэстро во время его прогулок, но только предварительно пообещав ему «никогда больше не убивать невинных животных».
Мать Каролины поведала знакомым историю принудительного обращения Бетховеном ее дочери, а маэстро, когда его об этом спрашивали, подтверждал рассказ, снова вскипая гневом против безнравственной ловли бабочек. Достиг он этим лишь того, что венское общество всласть посмеялось над очередной причудой Бетховена.
Певец Крамолони в своих воспоминаниях о Бетховене повествует о том, как в 1816–1818 годах он жил в Мёдлинге в одном доме с Бетховеном и очень часто с ним разговаривал. В те годы он был еще мальчиком и думал, что доставит великому музыканту удовольствие, показав ему крупных бабочек и спросив, как может называться этот вид. Вдруг композитор, обычно такой приветливый, грубо оттолкнул его, воскликнув: «Оставь меня в покое, маленький убийца!»
Поэт лорд Байрон любил собак и кошек. Поскольку в животных он всегда ценил индивидуальность, то его домашние зверушки становились для него личностями, обогащали мир его представлений и часто возникали в его речи. Его кот Шип, который с точки зрения породистости особой ценности собой не представлял, но как личность был почти что гением, воплощал для поэта прямо-таки лучший мир.
В то время у англичан считалось хорошим тоном быть большими любителями животных; многие полагали также хорошим тоном быть почитателями Байроновой музы. Однако дамы, обожавшие божественного лорда, находили его любовь к кошкам, особенно, к этому коту, мало оригинальной, — последней модой была любовь к экзотическим зверям, прежде всего к обезьянкам. И вот в один прекрасный вечер несколько великосветских дам окружили лорда Байрона, который опять с восторгом рассказывал про своего кота, и тогда одна герцогиня заявила ему: «Милорд, вы должны переменить свои вкусы и найти себе других любимцев в царстве животных. Извините меня, но какой-то кот для лорда Байрона слишком низок. Перестройтесь на обезьян, а мистера Шипа подарите кому-нибудь! Он преграждает вам путь в рай!»
Поэт смеясь ответил: «Дражайшая миледи, вы снова доказали, что Ева все еще продолжает говорить о рае, хотя давно уже перестала быть его обитательницей. Адам сделался в раю жертвой яблока, за пределами рая он, возможно, стал бы жертвой обезьянки. Но Адам был слаб, а лорд Байрон силен и не даст себя соблазнить. Он отказывается даже от самой очаровательной обезьянки и оставляет у себя Шипа!»
Скрытая насмешка была понята и весьма возмутила даму. Ей удалось тайно выкрасть кота у поэта. Но зверек через три дня от нее сбежал и отыскал неблизкий путь домой, к уже отчаявшемуся Байрону. Тогда поэт сел за стол и написал герцогине письмо:
«Дорогая леди, было бы, наверное, правильней возбудить иск о краже кота. Скорбь поэта вам, по-видимому, безразлична, а животного — нет! Однако от иска я все-таки отказываюсь, зная, что ярость от постигшей вас неудачи делает вас достаточно несчастной. Ева, во всяком случае, была более соблазнительна, это доказывает ее несомненный успех».
Поэт позаботился о том, чтобы его письмо стало известно в свете. Позднее, правда, чтобы помириться с герцогиней, он приобрел обезьянку, но лишь в дополнение к коту и собаке.
Рихард Вагнер совершенно не мог обходиться без животных, держал он по преимуществу собак. Первой из них был музыкальный пудель, сопровождавший юного капельмейстера Варнера в Магдебурге — это было в 1834 году — даже в театр, где у песика было свое место в оркестре, которое ему, правда, пришлось оставить, когда он взял за привычку громким воем протестовать против нечистых тонов виолончели.
Преемником этого пуделя был знаменитый ньюфаундленд Роббер. Вагнер женился на Минне Планер и стал капельмейстером в Риге. Материально ему жилось там очень плохо, и в конце концов пришлось во тьме ночной из Риги бежать. Домашняя утварь и кое-какие ценные вещи были брошены, а большую собаку Вагнер все-таки взял с собой, хотя беспрепятственно мог вернуть ее прежнему владельцу, одному рижскому купцу. Таким образом Роббер проделал вместе с хозяевами опасное морское путешествие из Риги в Лондон на парусном судне, а затем и не менее утомительную поездку в Париж. Здесь для Вагнера начались печальнейшие дни его жизни; ради собаки он нередко голодал. Потом Роббера украли. Вагнер воздвиг ему памятник рассказом «Конец в Париже».
Как и все его собаки, — Роббер тоже сидел в оркестре, пока не начал мешать ему «выкриками», — следующий песик Вагнера, маленький Пепс, также был помощником маэстро. Вагнер с полной серьезностью утверждал это во многих своих письмах; ведь только с вовлечением животного в свой творческий процесс художник вступает в круг великих людей. С той лишь разницей, что другим великим людям довольно было присутствия любимого животного, Вагнер же приписывал ему прямое участие в творчестве. По словам Вагнера, Пепс часто ему помогал. Уже при сочинении «Тангейзера» пес был противником слишком бурного, экстатического выражения чувств, сразу начинал выть и тем принуждал хозяина еще раз просмотреть весь кусок, за чем обычно следовала более умеренная его редакция.
Но у Пепса была и человеческая задача: помочь своему хозяину вынести тяготы изгнания из родной страны. В годы жизни в Цюрихе письма Вагнера то и дело упоминают Пепса, который побуждал Вагнера к ежедневным прогулкам и помогал забыть о его бедах. Насколько любил Вагнер эту собаку, явствует из того, что в одном из писем к Минне он называет Пепса лучшим другом из всех существ мужского пола, а своему лучшему другу Францу Листу присваивает почетное звание «Дважды Пепс» — титул, который Лист принял с благодарностью и который он даже употреблял.
В одном из писем к Матильде Везендонк Вагнер пишет:
«Боюсь, что мой добрый и верный старый друг Пепс сегодня умрет. Я не в силах покинуть бедное животное. Вы не рассердитесь на нас, если мы попросим, чтобы сегодня вы не ждали нас к ужину? Конечно, вы не станете надо мной смеяться, если я буду плакать».
Пепс скончался в 1855 году. Вагнер долго его оплакивал и спустя год еще писал:
«Я все еще плачу, вспоминая день смерти славного животного. Его портрет я взял с собой. Годовщину смерти этого дорогого и доброго друга я отмечу от всего сердца».
Пепсу наследовала собачка Фипс, которую подарила Вагнеру Матильда Везендонк. Вскоре новая собака завоевала сердце Вагнера, имя ее повторяется во многих его письмах. Он пишет о Фипсе своей жене:
«Чтобы воздать хвалу Фипсу, мне понадобилось бы исписать еще целый лист. Когда поезд в Цюрихе тронулся, он вдруг принялся скулить, сидя на столе, и смотреть в ту сторону, где скрылась ты, на меня же он никакого внимания не обращал, что бы я ему ни толковал. Но потом, когда я пошел в почтовый вагон, он успокоился и всю дорогу был умненьким, послушным, тише воды, ниже травы, так что я им не нахвалюсь. Только вот в первые дни он не хотел ни есть, ни пить, и лишь самыми лакомыми кусками жаркого мне удалось наконец его соблазнить. Он и сейчас еще почти ничего другого не берет, но на обед я варю ему суп, чистый деликатес. Постепенно это пройдет. Здесь ему, видимо, очень нравится, я оставляю для него двери открытыми, и он то ложится на крышу и разглядывает ландшафт, людей и скотину, то бегает по саду. Чуток он сверх всякой меры, люди его очень любят. Он шлет тебе горячий привет».
