Ознакомительная версия.
— А где сейчас твой брат? — спросил я.
— Все еще здесь. Два года назад женился. Недавно у меня появился племянник. Иногда созваниваемся, встречаемся. В праздники собираемся в Архангельске, у родителей.
— Держишь связь.
— Пытаюсь. Но у него семья.
— Это что-то меняет?
— Меняет. Постой, у тебя же старшая сестра есть?
— Есть.
— Замужем?
— Ага.
— Часто с ней видишься?
— Нет, не очень, — признался я.
— Вот видишь.
Аня посмотрела на свою чашку. Сказала:
— Когда была маленькой, бегала к брату жаловаться на мальчиков, которые меня за косы дергали. Он встречал меня после школы, я показывала ему обидчика, и он проводил с тем разъяснительную беседу. Без рук, конечно. Но больше меня не трогали. Я же хвасталась перед подружками своим защитником.
Она вздохнула.
— Сейчас так не побегаешь. И вообще…
— Что?
— Да так.
Она смущенно улыбнулась.
— Тебе вообще интересно, что я рассказываю?
— Очень. Правда.
Мимо нашего столика прошла несколько парней в бело-голубых шарфиках на шеях. Один из них на весь зал крикнул: «Зенит» — чемпион!" Его возглас в кофейне встретили одобрительным гулом. Аня объяснила:
— Сегодня "Зенит" играет. С "Динамо", по-моему. Но в Москве.
— Болеешь?
Аня кивнула. Взяла с блюдца вишенку и отправила себе в рот.
— Слежу понемногу. Живя в Питере, невозможно не увлечься футболом. Прошедший матч "Зенита" обсуждают и дети, и старушки-пенсионерки. А что творится в городе, когда "Зенит" играет домашний матч — настоящая футбольная лихорадка.
— На стадионе была? — спросил я.
— Ага. Раза три за сезон сходить удается.
Я посмотрел в окно. Там текла жизнь — беззаботная и легкая. Я ощущал необыкновенный уют. Тепло где-то внутри.
Аня ела вишенку. У нее были красивые тонкие пальцы. Я разглядел ее колечко — неброское, но изящное. По ободу надпись — "Спаси и сохрани".
В кофейне вновь зазвучала знакомая композиция. Очень знакомая. Но название я вспомнить не мог. Подсказала Аня:
— Это песня "Don`t speak" группы No doubt. — Потом, помолчав, добавила. — Знаешь, у меня с ней связаны приятные воспоминания. Под эту песню я танцевала свой первый танец с мальчиком. На школьной дискотеке, в восьмом классе.
Мы уже допили кофе и доели торт. Но уходить пока не собирались. Время для нас будто остановилось.
— Я тогда жутко стеснялась, — рассказывала Аня. — На дискотеках бывала редко, опыта никакого. В общем, оправдывала звание закоренелой ботанши. Это потом, в классе десятом, я запала на танцы, и мне, например, нравилось…
— …"танцевать перед зеркалом, когда этого никто не видит", — вставил я.
— Да-да, — улыбнулась она. — И благодаря этому достигла немалых успехов. На последнем звонке я с одноклассником перед всей школой танцевала вальс. Это был мой звездный час.
— А я свой первый танец танцевал под песню "Wind of change". Ту самую, группы Scorpions. Это случилось не в школе, а в летнем лагере. Но тоже — страшно стеснялся.
Аня закивала головой:
— О, Scorpions. Еще один памятный мне ансамбль. — И затем тише, с едва заметным смущением. — Под Scorpions я в первый раз поцеловалась. Кстати, с тем же мальчиком, с которым танцевала вальс. Жутко при этом стесняясь.
— А я в первый раз поцеловался под прерывистый гул электродрели. Дело происходило на лестничной площадке.
Аня засмеялась.
— Что ж, это по-своему романтично, — сказала она.
— Ага. Теперь, когда я слышу звук электродрели, я вспоминаю свой первый поцелуй.
— Хорошо, что не наоборот.
Мы вместе улыбнулись и замолчали. А затем Аня сказала:
— Интересно… Мы с тобой все больше говорим о прошлом. В письмах получалось точно так же. Кажется, это свойственно нам обоим — предаваться воспоминаниям.
* * *
После того как мы вышли из кафе, Аня предложила пойти в сторону церкви Спаса на Крови. Я не возражал.
— Если у тебя есть какие-либо пожелания, то говори. Мы пойдем туда, куда ты захочешь, — сказала она.
— Я доверяю тебе и твоему вкусу, — сказал я.
Мы неспешно шли по улице, поглядывая на воду канала. После шумного проспекта и кафе здесь было непривычно спокойно и тихо. Ветер еле чувствовался. Солнечные лучи просвечивали строительную пыль, которой был усыпаны закоулки, выходящие к каналу.
— Готовимся к юбилею. Сплошные реконструкции и реставрации, — сказала Аня. — А сейчас мы находимся в "Золотом треугольнике". Так называется территория между Большой Невой, Невским проспектом и Фонтанкой. В ее пределах собраны почти все значимые достопримечательности города.
Аня рассказала мне про площадь Искусств и Михайловский дворец, про Русский музей, Инженерный замок и Летний сад.
— Жаль, что времени у нас немного, — сказала она. — Сводила бы тебя во все эти места.
— Значит, есть повод приехать в этот город еще раз, — сказал я.
Аня улыбнулась и заправила спадавшую на щеку прядь волос за ухо. Ее второй любимый жест.
Мы подошли к церкви Спаса на Крови. Справа тянулась узорная решетка — сквозь нее виднелся Михайловский сад. Мы обошли храм и оказались у моста. Остановились, решая, заходить ли нам в церковь или идти дальше.
— Чем-то похож на наш храм Василия Блаженного, — заметил я.
— Да, это многие отмечают. Я, правда, видела ваш храм только на открытках.
У входа толпилась очередь. Много иностранцев — некоторые из них держали в руках курточки и вытирали пот со лба. Было довольно жарко, а они, видимо, просчитались с погодой. Русских холодов в Питере не было.
Очередь продвигалась медленно — и мы с Аней решили идти дальше, по направлению к Марсовому полю. Иногда мы шли молча. Шли рядом, порой невольно соприкасаясь локтями. Но нас не стесняло ни молчание, ни случайные касания. Переходя Мойку, я взглянул на часы — в первый раз за все время нашей с Аней встречи. Взглянул и тут же забыл о часах вновь.
На Марсовом поле было ярко, светло. Воздух дрожал в солнечном мареве. Рядом с мемориалом, у вечного огня, сгрудились ребята в рваных джинсах. Казалось, они медитируют. Кто-то, с выбритым затылком, угощал корешей портвейном. Личности схожего вида наблюдались по всему полю — то тут, то там.
— Панки, анархисты, — объяснила Аня. — У нас здесь разный народ собирается.
Впереди виднелась Суворовская площадь. Аня показала рукой вправо.
— Вон там, за Лебяжьим каналом — Летний сад, — сказала она. И затем, чуть тише, но с чувством, — "В грозных айсбергах Марсово поле, И Лебяжья лежит в хрусталях… Чья с моею сравняется доля, Если в сердце веселье и страх".
— Это кто? — спросил я.
— Ахматова. Мой любимый поэт. "Не поэтесса!" — как она сама говорила. Вот кто любил свой город по-настоящему.
— У тебя с ней много общего.
— Это слишком лестное для меня сравнение, — Аня поправила прядь волос.
— И ты тоже пишешь стихи. Хотя так ни одного и не показала.
Аня покачала головой.
— Это не стихи… Так, баловство. Графомания.
За памятником Суворову возвышалось большое красивое здание — местная Академия культуры. Мы прошли левее Мраморного дворца и вышли на Миллионную улицу. С открытого солнечного пустыря — в худой тенистый проход. Я понял, что это свойственно атмосфере Питера — когда шум чередуется с оглушающей тишиной.
— Мне в детстве не нравилось мое имя, — сказала Аня. — Оно казалось слишком простым, непритязательным. И каким-то нелитературным. То ли дело Татьяна, Анастасия… Или Маргарита.
— У тебя отличное имя. Оно тебе очень идет.
— Спасибо. После того, как я полюбила поэзию Ахматовой, это имя мне тоже кажется не самим плохим. И хорошо, что — не Марина.
— Почему?
— Меня пугает "цветаевская ярость". Мне по душе "ахматовская кротость".
Аня вновь взглянула на меня — но так, чтобы я не успел перехватить ее взгляд. Шла она, смотря не вперед, а чуть вниз, словно все время о чем-то раздумывая.
— А мне нравится Блок, — сказал я. — Правда, не знаю, что ему свойственно — ярость или кротость?
— Загадочность. Ему свойственна загадочность, — сказала Аня. — Интересно, я так и думала. Насчет тебя и Блока.
Впереди показалась Дворцовая площадь. Мы сделали почти целый круг.
— Ты не устала? — спросил я Аню.
— Я часами могу бродить по городу. А это для меня так, разминка.
Вскоре мы оказались у Эрмитажа. Людей на площади было по-прежнему много. Лишь солнце светило уже не прямо над головой, а сбоку — бреющими лучами слизывая пыль с фасадов зданий. На углу Дворцовой площади мы остановились, чтобы проверить, сколько времени у нас осталось, и решить, куда мы можем пойти. У нас в запасе было три часа.
— Значит, так. Сейчас мы пройдем по набережной к Медному всаднику, обогнем Адмиралтейство и посмотрим Исаакиевский собор. Оттуда выйдем на Малую Морскую улицу, — сказала Аня.
Ознакомительная версия.
