Он покрутил его и с недоумением посмотрел на меня.
— При чем тут это? — с неким вызовом спросил он.
— Вот фотография, — объяснил я. — Вот фамилия.
— Так прописки-то тут нет! — просиял он.
— Нет, — помрачнел я.
— Ну вот. Откуда пожаловал к нам? — он спрашивал уже с сочувствием. — Не сидится дома-то? В Москве веселее? Почудить маленько приехал? Один или с кем-то?
Он уже вовсю вел со мной оперативную работу.
— Вот, здесь же написано: место жительства — Москва, — нашел я. — Есть еще вопросы?
— Конечно! — обрадовался он. — Прописка-то где? Нет? Пройдемте.
Мы зашли в небольшую комнатку. Там уже сидел какой-то несчастный человек, абсолютно пьяный. По-моему, он был без сознания.
— Знаете что? — заявил я милиционеру.
Он очень заинтересовался и переспросил:
— Да-да?
— Боролись бы лучше с чеченскими сепаратистами и украинскими проститутками.
— Не могу, — пожаловался он.
— Почему? — удивился я.
— Потому что сейчас я борюсь с вами.
Ответ был хорош. Он, кстати, пока выигрывал по очкам.
— Ну, так что, — говорит, — будем искать паспорт?
— Нет, — перешел в контратаку я. Все равно ведь не было паспорта.
— Будем, — удовлетворенно возразил он. — Выкладывайте на стол все, что у вас в карманах. Произвожу личный досмотр. Имею право по Административному кодексу.
— А по Конституции — нет.
— А какая статья Конституции?
— А какая статья Административного кодекса?
— Ну, дорогой мой, так мы далеко зайдем, — обиделся он. — Ладно, адрес, где живете, назвать можете?
"А ты не такой уж и крутой парень", — подумал я. Я назвал.
— Отлично. А индекс?! — он радовался как ребенок.
— Адрес назвать любой может. А вот вы индекс назовите.
Я назвал.
— Да, но в индексе шесть цифр, а не семь, — озабоченно посчитал он. — Перепутали с номером телефона вашего? Ну ладно, будем вам звонить. Это домашний или мобильный?
Я замолчал. Нечем, честно говоря, было крыть.
— Ну, так что, есть домашний телефон? Позвоним и проверим, вы это или не вы.
— Есть. Но звонить не будем. Все равно дома никого нет.
— Так! — возмутился он. — По-моему, вы все это специально!
— А по-моему, вы.
— Знаете что? Вы не оставляете мне выбора.
Я понял, что и этот вариант, хоть он до сих пор и говорил со мной на «вы», очень быстро закончится в КПЗ. Можно было, конечно, предложить ему денег. Но никакая сила на свете не заставила бы меня это сделать.
— Ну, так что, точно не дадите домашний телефон? Не будем звонить?
— Нет.
— Повторяю: вы не оставляете мне выбора, — вздохнул он.
— Да. Делайте то, что должны, — устало сказал я.
— Хорошо. Тогда я вас отпускаю.
Я ушел. Но не в метро. Я вышел на свежий воздух и поехал на такси. И я больше никогда не буду спускаться в метро. Наверное, этого он и добивался.
Мне рассказали, как один бульдозерист раздавил своим бульдозером машину гаишников, которые в лесу грибы собирали. Они долго думали, на какой машине им поехать в лес. У каждого была своя. В итоге решили на государственной. И не потому, что им свои джипы по лесным дорогам гонять было жалко, а чтобы, не дай бог, в лесу их машину никто не тронул. Синие-то номера — ведь гарантия.
Так они и сделали. В лесу дело пошло. Они уходили все дальше и дальше и только аукались. Корзинки их были уже почти наполнены какой-то лесной дрянью, на которую нормальный человек и внимания-то не обратил бы. А гаишникам все это очень нравилось.
И вот они вдруг слышат какие-то далекие гудки. Кто-то прямо надрывался, но где — не очень понятно. Хотя волнение какое-то через эти гудки, конечно, передается. Они и думают: может, с их государственной машиной что-то все-таки случилось? И побежали к машине. А гудки-то все глуше и глуше. Тогда они побежали в другую сторону. Тут гудки вообще прекратились. Началось болото. А одному гаишнику вообще показалось, что темнеть стало и очень быстро. Но нет, это просто тучи над ними собрались, а потом и дождь пошел.
Вот гаишники и задумались, куда же им дальше идти-то. Ведь они на гудок неслись, не разбирая дороги. И вот болото. И никакой дороги поблизости. И ни одного нарушителя правил дорожного движения, чтобы строго спросить с него, куда им идти. Куда бы он ни послал их, они пошли бы туда в это мгновение их жизни, не задумываясь.
Что же делать? Конечно, можно было бы по рации вызвать соседей. Но ведь нет ни соседей, ни рации.
Ну, что еще они могли придумать? А еще можно было бы в свисток посвистеть. Какой хороший выход! Свистишь себе в свисток, пока кто-нибудь не остановится, и ни о чем не беспокоишься. И свисток у одного нашелся. И он посвистел в него какое-то время. Но, видимо, сам себе таким идиотом показался, что даже перестал.
А еще можно было поискать фуру, которая решила бы заночевать рядом с ними. Но нет, и фуры не оказалось. Ну, в общем, все способы выжить они перепробовали и только еще глубже в болото залезли. Если бы их кто-то в этот момент в болоте увидел, ни за что бы не поверил, что это настоящие гаишники. Сидят на кочках два обезумевших от страха мужика с корзинками, жмутся друг к другу и, скорее всего, заплачут сейчас.
Так они довольно долго просидели, пока и в самом деле темнеть не стало. Тогда один гаишник другому и говорит:
— А пойдем куда глаза глядят! Помирать — так с музыкой!
— Давай! — отвечает тот. — Только не в болото. Потому что ему на самом деле умирать не очень хотелось. Для чего-то ведь он жил до сих пор. Искал, наверное, какой-то свой путь и был уверен, что такой существует, а то, что он делает на службе, — временное, наносное и противозаконное.
Так они шли и шли куда глаза глядят, а потом упали без сил и уснули. Но не тем, не вечным сном могилы, а сном праведников, не совершивших за целую, можно сказать, смену ни одного уголовного преступления, то есть ни разу не взяв взятки. Проснулись, огляделись — какой-то вроде просвет впереди. И вот они вышли из леса ранним утром, когда рассвело и когда здравомыслящие грибники в этот лес только-только заходят. Вышли и рады, разумеется, до смерти.
Но радость их, как это принято говорить, оказалась преждевременной. Ведь они потом добрались до своей машины. И тут все окончательно прояснилось. Ведь почему тот гудок раздавался? Гаишники умудрились так машину поставить между двух деревьев, что перегородили единственную в этих местах лесную дорогу. Собственно, по этой дороге они в лес и приехали. На дороге они ее и оставили. А где же еще-то? Сделали они это не умышленно, а потому, что были настоящими профессионалами. Никак ее уже нельзя было объехать.
А с другой стороны бульдозер по этой дороге шел. Он остановился перед синими номерами и начал гудеть. Потом, как вы помните, гудки прекратились. Но не потому, что гаишники убежали на болото и перестали их слышать, а просто потому, что бульдозерист по сторонам огляделся и решил раз и навсегда для себя проблему нравственного выбора между добром и злом. Он перестал гудеть и переехал эту машину. Смял ее в лепешку. А потом дал задний ход и еще два раза ее переехал. По-человечески его понять можно. Ведь он увидел, что номера-то синие, милицейские, а раскраска гаишная. Ну, разве мог он не дать задний ход? Тем более дело-то в лесу было.
Те же гаишники довольно быстро его потом нашли. Они его, как бульдозером, к стенке приперли. Но он, надо отдать ему должное, ни от чего и не отказывался. Не знаю я, что с ним теперь. Вряд ли что-то хорошее.
А у них, я думаю, все нормально. И вообще они легко отделались. Но ведь с ними любая другая неприятность могла произойти. Например, могли бы медведя встретить. Медведь бы их задрал. Двумя гаишниками на свете меньше бы стало. Или, например, пожар в лесу начался бы. А самый интересный вариант — их бы, гаишников, гадюки покусали. Покусали бы и уползли с чувством выполненного долга. С гадюк какой спрос? Их ведь в Бутырку не посадишь за умышленное отравление гаишников змеиным ядом. В общем, повезло, конечно, гаишникам.
Я был в командировке в Беслане. В ночь с 3 на 4 сентября, когда в школе номер 1 еще шел бой, я остановил на улице «Жигули» — «шестерку» с тонированными стеклами. За рулем сидел молодой и не очень мне показалось, уверенный в себе осетин, который согласился подвезти меня во Владикавказ (20 км). Только мы поехали, как где-то рядом раздался выстрел из танка.
— Как думаешь, нам направо или налево? — задумчиво спросил меня этот парень.
— Давай направо, — предложил я. — А ты что, Беслана не знаешь?
— Нет, — ответил он. — Я Владикавказ знаю. Я каких-то журналистов сюда привез. Я даже не знал, куда еду. Не люблю журналистов.
— Можно и налево, — сказал я. — По-моему, без разницы. Я тоже Беслана не знаю. Я Москву знаю.
