Виктория во время всего своего монолога сохраняла каменное спокойствие, чего нельзя сказать о Григории — он то ерзал на стуле и заламывал руки, то начинал сопеть и хмурить брови.
— Да уж. Спасибо я тебе не скажу. Я всегда знал, что не убивал Ким, где-то внутри знал. Верил в это. Но чтобы это сделала она? Это ужасно! Господи, за что ж ты меня так мучаешь?
— Ну ладно, я пойду. Я думаю, тебе надо побыть одному, поговорить с собой по душам. Я, кстати, послала Женю в Коламск, пообщаться с Катей. Восемь лет он просил меня связать его с ней, но я — кремень. Камень у него на душе, ну а раз такое дело — я решила — пусть съездит, может, всем нам легче станет.
— Чего-то мутишь ты опять. — Григорий удивленно и недоверчиво уставился на Викторию. — Вся ваша семейка мутная повылезала опять, как со дна стакана поднялась.
— Значит, так и должно быть. Ты в Бога веришь, а я в судьбу. От судьбы не уйдешь, но можно попробовать. Я пробую. А муть со дна не я подняла. Так что молись, чтобы я ошибалась. Катька и Анька — это наше все.
Виктория встала с табуретки и, уже стоя, допила коньяк, но медлила уходить, как будто хотела еще что-то добавить к сказанному.
Григорий махнул на нее рукой и схватился за голову:
— Да иди уже, и без тебя тошно. Хотя стой. Ты с Женей все это время общалась, а как же Катька? Он чего, не знает, что она его дочь?
— Он знает, чья она, и боится как огня. Будь здоров. Будут новости — позвоню, и ты звони, как соскучишься.
Вика вышла из кухни и позвала дочку.
Как только дверь за гостями закрылась, Григорий сразу бросился к образам и начал истово молиться.
09.09.2006 15:00
Желание разобраться со своим прошлым быстро угасало. Что здесь можно узнать через столько лет? Люди не могут вспомнить сюжет фильма, который смотрели вчера, или то, что с ними происходило неделю назад, а здесь — история восьмилетней давности. События той поры давно быльем поросли, пустили корни в легендах этого города, срослись и переплелись в сознании людей с другими происшествиями. Сегодня вряд ли кто-то сможет внятно пересказать эту историю, слишком много людей, связанных с теми событиями, ушли с этого света — нет уже родителей, пропал без вести Женя. Нет, нужно завязывать с частными расследованиями, ничего хорошего она здесь не найдет. Жила же она восемь лет без этого города и его стремных жителей и может обойтись без них и дальше. Никого она больше разыскивать не будет, примет лекарство, поспит и поедет в Москву — там муж сходит с ума от волнения за нее, там ее ждет Аня. Все решено. Катя выпила лекарство. Но рассказ Белки никак не давал покоя. События не укладывались в голове в четкую картинку. Не получалось сложить последовательную цепь событий из безумной истории. И самое главное, все это безобразие не увязывалось с Катиным эго, чистоплюйка-память отчаянно сопротивлялась, отторгая грязные эпизоды, хотя некоторые герои событий проступали в сознании все ярче и ярче. Катя вновь отпила воды из стакана, который так и держала в руке после приема лекарства. «Чушь, чушь, чушь! Жуткая ахинея», — пульсировали мысли.
В дверь постучали. Катя вздрогнула от неожиданности и расплескала оставшуюся на дне воду. Поставив стакан на стол, она пошла открывать дверь. На пороге стоял высокий мужик в светлой вельветовой кепке, с некогда красивым, а сейчас обрюзгшим лицом пьющего человека. Стильный бордовый джемпер плотно обхватывал спортивный торс под черным кожаным пиджаком нараспашку. Сильный аромат парфюма не мог перебить алкогольного перегара. Стоило Кате открыть дверь чуть шире, как пришелец упал к ее ногам. Модная кепка упала на пол с опущенной головы, длинные светлые волосы закрыли лицо. Катя испуганно отпрянула:
— Господи, это еще что на мою голову?
Мужчина подполз к ее ногам и попытался их обнять.
— Катя, Катя родная, прости за все. Я видел, как ты зашла в гостиницу, ты стала еще красивее, прости меня.
— Да кто вы такой, наконец? Хватит ползать, ковер протрете. — Катя, никак не ожидавшая такого оборота, опасливо отступила к кровати и села на нее, не зная, что делать дальше.
Мужчина, все так же на коленях, вполз вслед за ней в номер.
— Это я, это я родная, это я во всем виноват. Такой дурак, кретин, как же ты меня простишь, если ты меня даже не узнаешь?
Он подполз к Кате, обнял ее за колени, поднял голову и заглянул ей в глаза. Трехдневная щетина на заплывшем безвольном лице, но глаза те же — голубые глаза самца, теперь полные слез, но потому еще более желанные.
— Женя?! Но откуда?
— Узнала, ангел мой! Моя девочка меня узнала, сможет ли она простить меня?
Катя закрыла лицо руками, чтобы скрыть нежданные слезы, откинулась на подушку, на мгновение закрыла глаза и поплыла. Стресс и лекарство сделали свое дело. Перед ее глазами неслась неистовая постельная сцена, вперемешку с танцевальными па на сцене. Женя и Катя на сцене, в постели — бешеная страсть, сплетение тел, битва со стонами и кровью под ногтями. Катя, страшно возбудившись, потеряла на какое-то время контроль над собой, полностью попав под власть навалившихся воспоминаний, это было похоже на припадок. Она выгнулась дугой как дикая кошка, ее душил жар, она начала расстегивать блузку, облизывать жаркие губы. Женя, приняв ее состояние за призыв к действию, судорожно разделся и бросился к ней в постель.
— Простила, простила, я иду к тебе.
В глазах у Кати по-прежнему крутилась любовная свистопляска. Она как зомби повторяла свои движения восьмилетней давности, но Женино лицо в наваждении начало резко трансформироваться, то это Женя, то какие-то разные незнакомые лица, их много, некоторые искажены гримасами, мелькает на долю секунды лицо отца Пантелеймона и, наконец, лицо Григория. Последнее подействовало на Катю как ушат холодной воды, она моментально пришла в себя и обнаружила себя в одних трусах в постели с голым (причитающим «сейчас, сейчас, какая-то беда») Женей. Собравшись и развернувшись, как пружина, она сбросила Женю с кровати, тот упал и прикрылся, продолжая нудить:
— Прости, прости. У меня первый раз такое. Это от переизбытка чувств. Обычно все нормально, солдат стоит по стойке «смирно», а тут… Прости!
— Послушай! Меня абсолютно не интересуют твои половые проблемы. Я так понимаю, что у нас сейчас еще ничего не было?
— Ну, можно и так сказать. Но я…
— Не надо. Слава богу. — Катя тяжело, но успокоенно перевела дух, забралась под одеяло. — Женя, я, наверное, даже рада тебя видеть. И считай, что я тебя простила, хотя не знаю за что? За то, что было восемь лет назад, когда я избавлялась от твоего ребенка, или за то, что ты только что меня чуть не изнасиловал?
— Кать, ну ты же сама…
— Послушай, не мог бы ты одеться? Я после аварии все это время сижу на сильных таблетках. Перед твоим вторжением я их только приняла, мне необходимо поспать. Если ты хочешь действительно со мной пообщаться, приходи через час.
— А можно я посижу рядом с тобой тихонечко?
Комната начала тихо кружиться, Женю окутал туман, стены номера плавно раздвинулись. Катя цепляясь за остатки сознания, замедляясь, пыталась объясниться:
— Женя, я замужняя женщина и больше всех на свете люблю своего мужа и дочь. Однако ты мне не кажешься опасным, и у меня нет сил тебя выгонять, и если ты обещаешь, что не будешь насиловать спящую больную женщину, то сиди.
Женя спешно затарахтел:
— Обещаю, обещаю, да, видно, и не смогу. Солдатто мой облажался.
— Это, похоже, для тебя страшнее всего, — Катя говорила не очень четким голосом, уже засыпая, — его же тебе вроде оттяпали.
Замечание нисколько не поставило Женю в тупик, он даже как будто встрепенулся:
— Ты и это знаешь.
— Женька, отвали, я сплю.
Катя провалилась в черную бездну сна.
* * *
Постепенно сквозь черноту начала проглядывать синева с голубыми бликами, откуда-то издалека пробивался тусклый свет. Катя в одной прилипшей к телу ночнушке пыталась вынырнуть из синей толщи воды. Вода, густая, как кисель, сковывала движения. Ни дна, ни поверхности не было видно. Катя задыхалась, с огромным трудом плыла все дальше. Сверху начало проглядывать солнце. Она подплыла к поверхности — это лед, судорожно стала биться о него головой и руками и наконец проломила. Лед крошился, полынья становилась все больше, наконец, хватаясь за край, усилием воли она вытолкнула тело наверх и… снова оказалась в толще воды. В панике, задыхаясь, она снова пыталась вынырнуть на поверхность, преодолевая страх, холод и сопротивление студенистой жидкости, но там ее ждал очередной лед. А сил больше не осталось.
* * *
Катя проснулась, тяжело дыша, как рыба на берегу. В комнате темнота, рядом с кроватью сидел одетый Женя и держал ее руку в своей. Катя посмотрела на окно, оно было не зашторено.
