И для первого, и для второго сценария остается один и тот же вопрос — как добраться от Загреба до австрийской границы, если мы идем на нелегальный переход? Где осуществить переход? Мой выбор пал на словенский город Марибор. Именно туда мы должны будем добраться каким-то образом из Загреба, там надо иметь надежную хату, где мы могли бы скрываться в случае необходимости долгое время. От Марибора до австрийской границы всего восемнадцать километров. Их можно преодолеть на попутке (рискованно), каким-нибудь автобусом (еще хуже, если мы в розыске), на арендованной машине (плохо по предыдущей причине плюс машину нужно куда-то деть), пешком (плохо, потому что не знаем дороги, да и путь неблизкий). Было бы идеально, если бы какой-нибудь свой человек подбросил нас на своей машине.
Я снова встретился с Зораном. Задача простая — нужна хата в Мариборе и человек с машиной, который бы согласился нас подвезти до какого-нибудь места вблизи австрийской границы. Зоран пообещал узнать, выполнимо ли это задание. Я также попросил Зорана, Душана и Бетти найти мне хаты в Карловаче, Оброваче, а главное, в Загребе.
Иногда мы просим малознакомых людей об одолжении. Они соглашаются нам помочь, но и они и мы знаем, что из этого ничего не выйдет, — и мы просим вяло, понимая, что ничем они нам не обязаны, и они это чувствуют. Я решил попросить об одолжении убедительно. От их помощи зависела жизнь Люды, Алика и моя. Меня не устраивал ответ «Извини, никого не нашел» и тем более ответ «Вот имя и адрес», если не было подтверждения реальной готовности помочь. Я собрал Душана, Зорана и Бетти у себя дома. Пригласил Боба, Дхарма и еще двух близких друзей из юридической школы, которых я решил посвятить в свои планы, — Кевина и Билла. Я хотел, чтобы югославы увидели, что я не один, что обещание помочь мне услышано несколькими людьми. Американцы простые люди, а потому склонны к патетике. Об индусе Дхарме я уже не говорю. На нашем собрании звучали страшные слова, высокие слова. Даже футболист Душан проникся моментом и пообещал сделать все возможное.
* * *
Поездка в Питсбург команды нашего университета была удачной. Мы заняли первое место в категории «Лучшее юридическое исследование вопроса». А потом началась сессия с ее многочисленными экзаменами. Юридическая школа Буффальского университета была особой, новаторской. Экзамены могли длиться по нескольку дней. Профессор дает ситуацию, которую надо обсосать со всех сторон: проанализировать факты, вскрыть все юридические проблемы, установить главный юридический вопрос конфликта, выстроить аргументы в пользу одной стороны и контраргументы в пользу другой, взвесить убедительность каждого аргумента и контраргумента в свете обычного права, то есть предыдущих решений судов, после чего предсказать решение суда в данном конфликте с его полным обоснованием. Работать над ответом можно было где угодно — в библиотеке или хоть у себя дома. Пользуйся любыми материалами, списывай что хочешь, откуда хочешь и в любом количестве, но если списываешь — сделай сноску и укажи, откуда текст. Разумеется, профессор снижал оценку за использование чужого текста, но не до «двойки». А вот если профессор тебя поймает на списывании, которое ты не отметил, то поставит тебе «кол», и кредиты за курс не пойдут в зачет. А если ты списывал, проявляя изощренную хитрость, то есть переделывал фразы или менял фразы из оригинала местами, пытаясь скрыть плагиат, тебе конец: дело не ограничится «колом», тебя могут запросто выгнать из юридической школы — нам адвокаты-обманщики не нужны. Один из старейших сенаторов Соединенных Штатов — Джо Байден, возглавляющий сенатский комитет по внешней политике. Лет шестнадцать тому назад он участвовал в президентской гонке, но выбыл на раннем этапе — журналисты-сволочи раскопали, что в юридической школе студент Байден списывал! Конечно, президентом такой мошенник быть не может, и Байден, невразумительно пытавшийся что-то объяснить своим избирателям, выбыл на тот момент из борьбы за Белый дом. Что, впрочем, не помешало ему стать потом вице-президентом.
Но что такое американская юридическая школа для человека, прошедшего советский университет? В силах ли теория контрактов потягаться с научным коммунизмом, а корпоративное право с политэкономией? В общем, сдал я сессию и начал собираться в Нью-Йорк. Перед отъездом заглянул к Бернис на кофе. Она как всегда раскинула карты Таро, потом подошла уже к серьезной карте — Югославии, которая теперь постоянно висела у нее на стене, постояла возле нее, дотронулась красным ногтем до каких-то мест, что-то пошептала.
— У тебя все будет в порядке, — сказала Бернис. — Если что, звони мне в любое время суток. Помни — Триест для тебя закрыт. А теперь я скажу тебе что-то по секрету. Наклонись ко мне.
Я наклонился, и Бернис начала что-то шептать мне на ухо. В комнате никого, кроме попугая и нас двоих, не было, и я не понял, к чему такие предосторожности. Бернис шептала долго, кое-что из того, что она говорила, было непонятно — тарабарщина какая-то. Закончив шептать, Бернис встала и сказала:
— Повернись и уходи. Не прощайся со мной, не допивай кофе, ничего не ешь, ничего не пей и ничего не говори до конца дня.
Я повернулся и вышел.
* * *
В Нью-Йорке меня ждала летняя стажировка в маленьком юридическом офисе. Платили мне ерунду, но было интересно — я ходил на разные слушания в суды, готовил документы, писал контракты. Свободного времени было много, и я старался его не терять — изучал карты Югославии, Австрии и Италии, расписание поездов и паромов, автобусные маршруты — все могло пригодиться в совсем недалеком будущем.
Почти каждый день звонил своим друзьям в Буффало, чтобы узнать, как продвигаются дела с поисками точек. Какие-то варианты пришлось отвергнуть — слишком далеко от предполагаемого маршрута или хозяин хаты не внушал доверия по той или иной причине. Я составил список всех найденных точек и разбил их на три категории — «очень полезные», «весьма полезные» и «на всякий случай». Больше всего точек оказалось в третьей категории, но я не унывал — до отъезда оставалось еще почти два месяца.
Наступило время заказывать билеты на самолет и на поезд и зарезервировать машину. Босс помог мне получить мою первую кредитную карточку в жизни — «Америкэн экспресс». Теперь я не был ограничен одолженной суммой. Елена Васильевна заказала для меня два авиабилета на Франкфурт с вылетом из Нью-Йорка 17 августа и два железнодорожных билета от Франкфурта до Сплита через Загреб.
В Загребе и в Сплите я забронировал самую дешевую машину — «Рено-4». Платить за машины заранее, к счастью, было не нужно. Решение, до Сплита ли мы поедем или сойдем с поезда в Загребе, я отложил до выяснения, в каком городе будет Люда — в Башке или в Башке-Воде. Я еще раз написал ей, прося выяснить, наконец, этот вопрос, а также сообщить, в каком отеле она остановится.
Я планировал добраться до места (Башки или Башки-Воды) 19 августа вечером, за полтора дня до прибытия Люды. За эти полтора дня я рассчитывал ознакомиться с местностью, посмотреть, как ходят паромы, часто ли они опаздывают, сколько находятся в пути, сколько дорог ведет от Башки к порту острова Крк.
По какой-то причине Алик вовремя не подал документы на получение загранпаспорта, а без него он не мог выехать за границу. Как только я узнал, что документы не отосланы, я отослал их сам. Времени было впритык — некоторые получали паспорт за две недели, а некоторые за три месяца. Конечно, я очень расстроился, потому что не мог для себя объяснить, почему Алик не отослал документы. Забыл? Не захотел? Почему не захотел?
Второй неприятный сюрприз преподнесли югославы. Оказалось, что их консульство рассматривает заявления на визы в течение трех недель. Моя виза была уже готова, но если Алик получит свой паспорт даже в середине августа, времени на оформление визы уже не останется. Итальянцы, австрияки и греки, к счастью, ставили визы в день подачи заявления.
Иногда я заходил к Майклу Коэну, и каждый раз у него находилось что-нибудь полезное для меня. Это мог быть адрес и номер телефона Красного Креста в Загребе или Белграде, имена и номера телефонов американских корреспондентов «Ассошиэйтед Пресс», работающих в Балканском регионе, какой-нибудь очередной рассекреченный циркуляр Госдепа, касающийся Югославии или Австрии. Майкл, похоже, увлекся моим проектом. Он подарил мне фонарь и моток веревки, чтобы идти в связке и не потеряться, если передвигаться придется ночью, и отдал свой пояс с потайным отделением для денежных купюр. Пояс я вернул — он был слишком длинным.
Однажды Майкл попросил меня принести ему фотографии, где мы с Людой вместе. Я принес несколько фоток советских еще времен, он их долго рассматривал.
— Ну, что скажешь? — полюбопытствовал я.
— Изучаю жизнь в СССР. Ведь на фотографиях не только вы. Тут и прохожие есть. Мне интересно, как они одеты. Почему-то они все смотрят вниз. Вот это, наверное, парк — красивые деревья. Вот трамвай, последний раз я видел трамвай в Торонто. Красивые дома без пожарных лестниц. Не вижу витрин, кроме вот этой. Это, наверное, кафе, все буквы я знаю, а буква «ф» такая же, как в греческом.
