– Браво! Браво, Адам Ильич! – воскликнул Антон Петрович. – Вот это настоящее дело! Вот настоящий боец! И посему я, Антон Воспенников, вызываю вас, полковник ГГ, на поединок! И упаси бог отказаться!
– Отказаться?! – в тон ему заговорил Куницын. – И не подумаю! Принимаю ваш вызов прямо и безоговорочно!
– Отлично! – взмахнул руками дядюшка. – Будем драться, как Ромео и Тибальт, и да падёт один сражённый, а победителя увенчает лавровым венком наша прекрасная Офелия!
Он повернулся к Татьяне и послал ей обеими руками воздушный поцелуй.
– Я согласна! – Татьяна сняла с головы померанцевый венок. – Это тому, кто победит!
– Браво! – крикнул Красновский.
– Ура! – закричал Аким, и мужики подхватили.
– Неужели они будут состязаться? Как романтично! – восклицала Красновская.
– Да, романтизма здесь ой как много! – улыбался Рукавитинов.
– Слишком даже… – зевнул усевшийся на траву Клюгин, – и я от этого устал…
– Аким, Аким! – командовал дядюшка. – Найди двух молодцов попонятливей, чтоб биты носили! Да кого-нибудь, чтоб фигуры ставил!
– Сыщем! – откликнулся Аким, оглядываясь на толпу, и через мгновение двое парней и двое мужиков уж бежали к квадратам.
А вскоре первые биты седовласых соперников полетели и под шум толпы сбили первую фигуру – “солдатика”.
– Хорошее начало – полдела откачало! – задорно крикнул Антон Петрович и махнул парням: – Ставьте “пушку”, ребята!
Ребята бросились ставить “пушку” и подбирать биты.
– Ну-с, пушечка-подружечка, – повертел в руках биту Антон Петрович, – лети, дубец, да будь молодец! Гоп!
Бита полетела и сбила “пушку”.
– Ура! – закричали кругом.
Адам Ильич плавно прицелился, выставив ногу, и слегка отклонился назад:
– А на вражескую пушку мы – дубовую ватрушку! Хоп!
И в своей плавной сильной манере метнул биту, которая так же снесла “пушку”.
– Ура! – кричали вокруг.
– Ну полковник ГГ, ну герой Шипки! – восхищённо качал головой Антон Петрович.
Адам Ильич довольно улыбался, поправляя усы.
– Они так ловко кидаются, словно каждый день играли в городки! – удивлённо смеялась тётушка.
– Что же вы хотите, душечка, это же любители! – объясняла Красновская.
– Потише бы, ой потише! – улыбался отец Агафон. – А то этак и рёбрышки поломать можно…
– Аким! “Ворота”! – кричал дядюшка, плюя на руку и крепко берясь за биту.
Вмиг “ворота” были поставлены.
– На чужие ворота у нас дубовая бита! – продекламировал дядюшка и сбил фигуру.
– По воротам – с разворотом! – в тон ему сказал Куницын и метнул биту так же удачно.
– Ура! – кричали все.
– Как хорошо! – радовалась Татьяна. – Какие они чудесные. Как я люблю их!
Роман целовал её руки.
– “Телегу”! – кричал Антон Петрович.
– “Телегу”! – кричал Куницын.
– “Телегу”! – кричала толпа.
Поставили две приземистых “телеги”, состоящие из пяти городков.
– А мы на тележку – дубовую долбешку! Лети-ка, дубец, не будь стервец! Гоп!
Бита со свистом врезалась в телегу, но один городок остался в квадрате.
– Ах, мазила-пустоплёт, краснобай Емеля! – в сердцах шлёпнул себя по коленкам дядюшка.
Адам Ильич прицелился:
– По тележке Пугача кинем с правого плеча! Хоп!
Но и у него один городок остался.
– Вот я тебе! – погрозил он пальцем строптивому городку и повернулся к дядюшке: – Антон Петрович, мы с тобой настоящие полковые кони. В ногу идём! Ноздря в ноздрю!
– Святая правда! – воскликнул дядюшка. – А не испить ли нам шампанию по этому поводу?
– Охотно! – согласился Куницын
– Эй, кто-нибудь, шампанского!
– Антоша, ты после шампанского промажешь!
– Пустое, матушка! Актёры и офицеры после шампанского никогда не мажут! Наоборот!
Парень в кумачовой рубахе побежал исполнять дядюшкино приказание и вернулся с двумя вспенившимися бокалами на серебряном подносе.
Толпа расступилась, парень подошёл.
Соперники взяли бокалы.
– За победу! – провозгласил дядюшка, обводя всех бокалом. – Иль на щите, иль со щитом!
– За победу! – по-военному тряхнул головой Куницын. Они выпили и, по гусарскому обычаю, бросили бокалы через плечо.
– “Баньку”! – потребовал Антон Петрович.
– “Баньку”! – крикнул Куницын.
– “Ба-а-а-аньку”! – шумела толпа.
– “Ба-а-а-аньку-у-у”! – ревел Дуролом.
Вмиг сложили по “баньке” в каждом квадрате.
– Разнесу банчишку да по брёвнышку, ты не стой на пути у добра молодца! – с угрозой изрёк дядюшка и, метнув биту, снёс напрочь “баньку”.
– Вчера попарились, нынче состарились, банька мало пара давала, матушка взяла да сломала! – проговорил Куницын и, недолго целясь, разбил “баньку”.
Шум и рукоплескания заполнили луг:
– Браво, Воспенников!
– Брависсимо, друзья!
– Виват! Отлично!
– Bis!
Антон Петрович поклонился и вдруг поднял вверх руку:
– Silentium!
Шум постепенно стих, и дядюшка обратился к своему сопернику:
– А что, Адам Ильич, коль мы с тобой такие удачливые аматёры палкометания, не разбить ли нам самую сложную фигуру? А кто разобьёт ловчей, тот и победитель!
– Согласен! – ответил Куницын. – Только какую же фигуру нам бить? Уж не “Каланчу” ли?
– Нет, Адам Ильич, не “Каланчу”!
– Так значит – “Потапыча”?
– Нет, нет, дорогой Адам Ильич! И не “Потапыча”! Сия фигура не всем известна!
– Что же эта за фигура, коль она не всем известна? – Куницын обвёл глазами посмеивающуюся толпу Антон Петрович взял поданную ему кучерявым парнем биту и подмигнул Акиму:
– Ставь “Пустышку”!
– Слушаюсь! – весело крикнул Аким и побежал к квадратам.
Хитро усмехаясь, он сделал вид, что что-то поставил в квадраты, хотя все видели, что он ничего не поставил.
– Сделано, Антон Петрович! – отрапортовал он и отошёл в сторону.
– Ну-с, Адам Ильич, прошу! – сделал пригласительный жест рукой дядюшка. – Вот она, самая сложная фигура. Разбивается только высшими аматёрами! Прошу!
Все замерли.
Адам Ильич взял протянутую биту, посмотрел на белеющий пустой квадрат. Антон Петрович испытующе смотрел на него, оперевшись на свою биту.
– Так значит, говорите, фигура сия разбивается лишь высшими аматёрами? – задумчиво произнёс Куницын.
– Точно так! – подтвердил дядюшка.
Куницын, прищурясь на квадрат, погладил усы, потом оглянулся на Антона Петровича и лукаво посмотрел на него. Дядюшка ответил всё тем же испытующим взглядом.
Вдруг Куницын отбросил биту, поплевал на ладони и, наклонившись, сделал вид, что берёт что-то с земли, хотя на самом деле он ничего не взял.
Повертев это ничего в руках, он прицелился и изобразил свой размашистый плечевой бросок. Когда воображаемая бита коснулась воображаемой фигуры, раздался громкий хлопок – это Аким и трое парней одновременно хлопнули ладонями по голенищам сапог.
– Попал! Попал! – закричал дядюшка и, подойдя к Куницыну, обнял его. – Ай да Адам Ильич! Ай да аматёр! Браво! Ура полковнику ГГ!
– Ура-а-а! – закричали кругом.
– А вы думали, я не догадаюсь? – смеялся Адам Ильич. – Нет, Антон Петрович, отставные полковники тоже не лыком шиты!
– Браво! Браво! – кричал дядюшка. – Слава Адаму Ильичу Куницыну ныне, присно и во веки веков! Ура!
– Ура-а-а!!!
– Венок, венок ему на голову! – кричал дядюшка. – Танюша, душа моя! Друзья! Разбить “пустышку” не смогли ни Прянишников, ни Бестужев, ни Ардаль-он Кузьмич! А Адам Ильич Куницын – смог! Смог! Венок, венок ему на благородные седины! Танюша! Мы все требуем!
– Требуем, требуем! – хлопала в ладоши тётушка.
– Требуем! – кричали гости.
– Увенчай, Артемида, лучшего из стрелков! – театрально воздел к ней руки Антон Петрович.
Радуясь и волнуясь, Татьяна перешла к Куницыну, подняла руки с венком, но не выдержала и обняла его.
Куницын тоже обнял её и поцеловал в обе щёки.
– Венец! Венец – делу конец! – аплодировал во всю силу ладоней дядюшка.
