— Ну, до этого не дойдет, я думаю.
— Ты хочешь сказать, что тебе никто ничего не говорил?..
— Я проспала весь день, а мой сотовый был отключен.
— Что ж, тебе лучше включить его, потому что, я уверен, твой почтовый ящик переполнен. В пятичасовом выпуске новостей только об этом и трещали.
— О чем?
— Министерство юстиции объявило, что их команда юристов пришла к выводу о необходимости рассмотрения дела в суде, и они готовятся к тому, чтобы предъявить тебе обвинение. Я бы на твоем месте озаботился поиском адвоката.
Я залпом выпила водку, пытаясь осмыслить его слова.
— Спасибо за совет, — сказала я.
— А ты думаешь, что это обычный пиар. Господи, Ханна, ты хотя бы представляешь, какой профессиональный ущерб ты нанесла мне? И Джефф раздавлен — с ним уже беседовали его партнеры, обеспокоенные тем, как повлияет на репутацию фирмы тот факт, что его мать — государственный преступник.
Я опустила голову. Мне нечего было ответить.
— Что, язык проглотила? — спросил он.
— Ты упиваешься этим, не так ли?
— Если тебе так хочется думать, пожалуйста. А сейчас я ухожу. Я договорился с транспортной компанией, в пятницу они приедут, упакуют и заберут все мои вещи. Я также переговорил с адвокатом, который будет представлять мои интересы в бракоразводном процессе. Ее зовут Кэрол Шипли, она из адвокатской конторы «Шипли, Морган и Рейли».
— Дэн, умоляю, не уходи вот так. Неужели мы не можем попытаться…
— Ты сама во всем виновата. Как я уже сказал, мой адвокат свяжется с тобой, и мы сможем начать процесс раздела имущества, как только ты наймешь своего адвоката.
— Где ты будешь жить? — спросила я.
Он избегал встречаться со мной взглядом.
— Есть место.
— Как ее зовут?
— Ты еще будешь спрашивать.
— Где ты ночевал вчера?
— В офисе.
— Я тебе не верю.
Он оставил на столе деньги за выпивку и встал:
— Не тебе читать мне лекции о супружеской верности, Ханна.
Я чувствовала, как слезы текут по моим щекам.
— Как ее зовут? — снова спросила я.
— Я уже сказал: жди звонка от моего адвоката.
— Дэн…
— Прощай, — тусклым голосом произнес он.
— Ты не можешь вот так уйти после тридцати лет брака.
— Что ж, смотри, — сказал он.
С этими словами он развернулся и вышел из бара.
Утром я проснулась от мерзкого голоса Росса Уоллеса, который вновь клеймил меня позором:
«Что ж, друзья, кое-кто просто не умеет держать язык за зубами. Помните Ханну Бакэн — старую греховодницу, мать пропавшей Элизабет Бакэн? Наши вчерашние слушатели уже в курсе, что Ханна Бакэн предстала в книге Тоби Джадсона, нашего чикагского ток-жокея, в качестве его давней знакомой, с которой у него случился роман во времена его революционной молодости, когда он находился в бегах. Она даже помогла ему перебраться в Канаду. И что же отвечает наша целомудренная Ханна Бакэн репортеру «Фокс ньюс», который задает ей вопрос, раскаивается ли она в супружеской измене и своем непатриотичном поступке? Она произносит — внимание, друзья! — «Ни в коем случае». Это цитата: «Ни в коем случае!»
Призыв к нашим доблестным защитникам из Министерства юстиции: поскорее упрячьте эту женщину за решетку, чтобы мы больше никогда не слышали ее порочных заявлений».
Сон как рукой сняло — и не то чтобы я долго спала. После того как ушел Дэн, я осталась в баре и выпила еще три рюмки водки. Потом, порядком захмелевшая, пошла к заливу, села на скамейке в парке и выкурила одну за другой пять сигарет.
Слезы на моем лице высохли. Первоначальный шок сменился тихой и глубокой болью. Одна моя половина хотела звонить Дэну и умолять его вернуться. Но другая — глушила эти мольбы. Я была настолько ошарашена тем, что произошло, и еще больше тем, что услышала от Дэна, что ничего не соображала. Мне хотелось верить, что им руководил не разум, а стресс, что его вспышка в баре была своего рода запоздалой реакцией на события последних дней и ярость поутихнет, придет понимание того, что рушить наш союз было бы чудовищной ошибкой.
Но эту надежду топила тревожная догадка: все, что он наговорил мне, было правдой; все, что он скрывал годами (возможно, даже от себя), вдруг вырвалось на поверхность. И это нельзя было назвать внезапным порывом… у него были сутки, чтобы все обдумать. Он успел собрать свои вещи, договорился с агентством о перевозке оставшегося скарба. И он снял квартиру или…
Теперь я почти не сомневалась в том, что «или» — это женщина. Но кто она? Когда у них это началось? И почему я раньше ни о чем не догадывалась?
Мимо прошел полицейский, потом развернулся и подошел ко мне, приглядываясь:
— Вы в порядке, мэм?
Я выпрямила спину, выбросила сигарету, которую докурила до самого фильтра.
— Да, конечно, офицер, все хорошо, — произнесла я слегка заплетающимся языком.
— Выпили, мэм?
— Да, немного, — испугалась я.
— Немного? — спросил он. — Похоже, вы немного перебрали. Вы за рулем?
— Нет, сэр.
— Тогда как вы планируете добираться до дома?
— Я из отеля «Хилтон Гарден Инн».
— Что ж, мэм, думаю, вам было бы неплохо… — Он запнулся и вгляделся в мое лицо. — Постойте, вы, случаем, не миссис Бакэн, которая преподает английский в школе Натаниэля Готорна?
О, только не это…
— Да, офицер, это я.
— У вас учился мой сын, Джим Паркер.
— Я помню Джима, — сказала я, хотя и смутно помнила, кто это такой. — Прекрасный мальчик. Выпуск…
— Девяносто седьмого года. Потом он поступил в университет Мэна в Фармингтоне. Сейчас учительствует в Хоултоне.
— Передайте ему большой привет.
— Он как раз вчера звонил мне, спрашивал, читал ли я, что про вас пишут в газетах.
— Наша беседа тоже окажется в завтрашней газете?
Похоже, ему это не понравилось. Я поспешила извиниться:
— Простите, офицер. Глупость сморозила…
— Я мог бы привлечь вас за пребывание в состоянии опьянения в общественном месте и добавить хлопот, если вам так хочется.
— Пожалуйста, не привлекайте меня, офицер. У меня и так ситуация хуже некуда…
Я закрыла лицо руками, чувствуя, что нахожусь на грани истерики. Но все-таки сдержалась. Когда я отняла руки, то увидела, что он хладнокровно наблюдает за мной, продумывая, что делать дальше.
— Пожалуйста, встаньте, миссис Бакэн, — наконец произнес он.
Ну вот, доигралась. Я поднялась со скамейки.
— Вы можете идти? — спросил он.
Я кивнула. Он попросил следовать за ним. Мы двинулись к главной дороге. Я увидела поджидающую нас патрульную машину. Но он взял меня под руку и увлек на ту сторону улицы. Через пару минут мы были у входа в «Хилтон Гарден Инн».
— Обещайте мне, что подниметесь к себе в номер, хорошенько выспитесь и до утра не покинете отель, — сказал он.
— Обещаю, — ответила я.
— Если я увижу вас на улице до утра, то заберу в участок. Поняли?
Я кивнула и сказала:
— Спасибо вам, офицер.
— Один совет, миссис Бакэн, — хотя это, конечно, не мое дело, но я все равно скажу. Не имеет значения, ложь все это или правда. В любом случае вам следует попросить прощения. Сейчас все считают, что вы поступили неправильно, и, пока вы не покаетесь публично, вас будут обливать грязью.
Поднявшись к себе, я выполнила приказ офицера. Разделась. Легла в постель. Не обращая внимания на мигающую лампочку автоответчика, выдернула телефонный шнур из розетки. После водки сон пришел быстро. А спустя семь часов я вскочила, разбуженная голосом Росса Уоллеса, срывающего на мне свою злобу. Как только он закончил, я включила телефон и нажала кнопку принятых сообщений. Их оказалось пять — и все от Марджи, которая с нарастающим беспокойством выспрашивала, где я нахожусь, и просила срочно ей перезвонить. Но прежде чем выполнить просьбу Марджи, я позвонила консьержу и попросила принести мне в номер утренний выпуск «Бостон глоб». Интервью с моей вчерашней фотографией занимало целую страницу. Выглядела я ужасно. Статья Паулы Хьюстон лишь усиливала это впечатление — в ней описывалось, как я скрываюсь от назойливых репортеров в портлендском отеле, какой у меня нездоровый вид, словно я не спала неделями, а мои ногти обгрызены (ей, конечно, виднее), и похоже, что весь мир от меня отвернулся.
Это была хорошо написанная работа, выдержанная в нейтральном тоне, хотя и со вспышками симпатии по отношению ко мне. «Она удивительно прямолинейная и откровенная женщина, — писала Паула, — до такой степени, что даже призналась в конфликте между ней и ее сыном Джеффом на почве его непримиримой позиции в отношении запрета на аборты, которую он разделяет со своей женой Шэннон. «Хотя я уважаю их мнение, — сказала миссис Бакэн, — не могу согласиться с резкостью активистов движения против абортов, которые клеймят как убийц всех, кто с ними не согласен»».
