Да, бог хотел! Просто невероятно, чем только он не одарил маленькую Данию. На самой тощей земле вырастало золото, даже пустошь стала золотой — старые, заброшенные торфяные болота опять привлекли к себе внимание. И рабочие, которые должны были бы возделывать землю крестьян, теперь работали сдельно, стоя по пояс в воде. Нередко они сами брали в аренду такое болото и образовывали маленькие компании, «делянки», как они их называли, и выколачивали в день на худой конец двадцать — тридцать крон. По субботам «арендаторы» вызывали из ближайшего города автомобиль и отправлялись с девушками кутить в варьете. Управляющий молочной фермой оказался прав: молодым людям не следует давать большие деньги!
Однако и здесь сказалось отсутствие организации: крестьяне нанимали людей за определенное жалованье, а доход целиком клали себе в карман — ведь торфяные болота фактически принадлежали им.
Поезд на мгновенье остановился на станции Лэм, и Йенс Воруп вдруг вспомнил своего старого батрака Сэрена Йепсена. Ведь он живет где-то здесь поблизости. Говорили, что дела его идут неважно: он будто бы тоже решил заняться добычей торфа и, само собой разумеется, не выдержал. Бедняга! Лучше бы оставался служить на хуторе.
На другой станции, немного подальше, Йенс увидел статного, крепкого старика, с виду землевладельца, он шел вдоль поезда и заглядывал в вагоны, затем вошел в отделение, где сидел Йенс, приветливо сказал «здрассте» и уселся напротив.
Когда поезд тронулся, новый пассажир извлек из своего портфеля игральную доску, не спрашивая разрешения поставил ее себе и Йенсу на колени, вынул колоду карт, тщательно перетасовал их, положил перед Йенсом Ворупом и безапелляционно заявил:
— Ты снимаешь, ставка двадцать пять эре.
— Благодарю, но я не играю в карты, — смеясь, ответил Йенс Воруп, он еще никогда не играл на деньги.
— Тоже хорошо!
Пассажир невозмутимо сунул карты в карман и переложил доску на свои колени; потом вынул из кармана одну монету в две кроны и две спичечные коробки и начал играть ими: он накрывал монету то одной коробкой, то другой, то проводил обеими коробками одновременно по доске и, видимо, находил в этом большое удовольствие. Йенс Воруп с удивлением наблюдал за ним.
— Она, видно, хочет спрятаться, — сказал старик и весело посмотрел на Йенса Ворупа, — но мы последим за ней! Где. же она теперь?
Йенс Воруп указал на левую руку своего спутника. Тот поднял коробку.
— А ведь верно, — воскликнул он, пораженный догадливостью Йенса Ворупа, затем снова передвинул руки и переменил места коробок.
— А теперь где? — спросил он, не давая Йенсу Ворупу опомниться.
Йенс слегка хлопнул его по правой руке. «Детские фокусы!» — словно говорили его глаза.
— Правильно! Вот она. — Незнакомец приподнял коробку правой рукой. — Ты, оказывается, малый смекалистый. Хочешь держать пари на две кроны?
Йенс Воруп снисходительно усмехнулся.
— Я вообще ни в какие игры не играю, — сказал он еще решительнее.
— Тоже хорошо! — Пассажир начал собирать спички, деньги и карты, сложил игральную доску. — Ну а все-таки, откуда же ты родом? — спросил он, когда все было убрано.
— Да, узнать тебе, видно, очень хочется, — отозвался Йенс Воруп смеясь. — Только сначала расскажи,, как ты дошел до этих плутней? Если я не ошибаюсь, ты сам хуторянин?
— Правильно. Но именно поэтому и хочется зашибить еще малую толику. Разве в твоих местах люди уже не стараются подработать?
— Конечно стараются, да только не любым способом. — Да неужели? — В голосе незнакомца послышалась скрытая ирония. — Ты, должно быть, из восточной части. Сдается мне, откуда-нибудь из-под Эстер-Вестера.
— Что ж, попал почти в точку.
— Я так и думал. Конечно, там действуют похитрее, чем мы, бедняки с пустоши. Люди говорят — вы на бирже играете? — Незнакомец смотрел на соседа предерзко, несмотря на мягкие интонации его голоса.
— Ты прав. Пожалуй, нам друг друга корить нечем, — ответил пораженный Воруп, — но что поделаешь, у нас, хуторян, частенько дело до крайности доходит!
— Вон как? Ну, да нашему брату трудно тут разобраться. Но, сознаюсь, я чувствую себя богаче, когда у меня в кармане крона, добытая вот этаким способом, чем двадцать крон, заработанных честным трудом; а коли случится проиграть — я даже и не вспоминаю о том. Может, и с вами так же бывает, ведь вы на бирже играете?
Йенс Воруп и сам не знал, что ответить.
— Нам ведь, крестьянам в восточной части, труднее приходится... — сказал он наконец.
Его спутник чистосердечно расхохотался.
— Это все оттого, что у вас земля больно хороша, — сказал он. — Чем земля жирнее, тем крестьянин худее. А ты не знаешь одного крестьянина тамошнего, его зовут Йенс Воруп? Вот уж с кем мне до чорта хотелось бы встретиться!..
Да, он немного знает этого Йенса Ворупа.
— Говорят, уж очень дельный хозяин был, один из лучших в тех местах. А теперь, говорят, такой ловкач стал!
— Это, может быть, на ваш взгляд. А в его местах люди смотрят на него немножко по-другому, — возразил Йенс Воруп с невольной обидой в голосе.
Во всяком случае, спутник почуял ее, поднял на Йенса глаза и заметил:
— Я не хотел тебя задеть, и ты меня извини, коли ты к нему ближе, чем я думал. Мы, жители пустоши, на многое ведь смотрим по старинке.
Йенс Воруп смягчился, однако ему вовсе не хотелось быть узнанным.
— Меня зовут Йенс Вэллегор, — сказал он. Фамилия его спутника была Тамсен, и у него оказался большой земельный участок близ Хернинга; по всему было видно, что он человек состоятельный. Тамсен стал объяснять Йенсу Ворупу характер местности, через которую они проезжали: тут степь еще далеко не везде обработана, но есть в самой глуши и хорошие хутора.
— Сейчас, впрочем, вереск в цене, — добавил он. — Можно было бы собственно тоже заняться им, у меня тут сотни тонн земли с отличным вереском — по колено, но что-то нет охоты участвовать в этой горячке. Непостижимо, на кой чорт немцам вся эта трава понадобилась? Говорят, будто они мелют вереск да хлеб пекут, только не верится что-то...
Далеко на юге они увидели нечто напоминавшее большой лагерь из палаток.
— Вон где происходит грандиозная добыча торфа! — сказал Тамсен. — Занято несколько сот человек, и они добывают торф с помощью паровых двигателей. Проложена даже железнодорожная ветка. Сюда собираются люди со всех концов страны и ведут здесь греховную жизнь. Говорят, будто среди них есть даже священники и студенты; они, видишь ли, на торфе больше зарабатывают, чем своей ученостью. И несколько баб тоже туда затесались; им трудновато, наверно, приходится.
Но тут оказалось, что хуторянин Тамсен доехал до своего места, и Йенсу Ворупу пришлось сойти вместе с ним.
— Я хочу, чтобы ты непременно посмотрел мой хутор, — решительно заявил он, — мне будет очень обидно, если ты откажешься!
Они сели в ожидавший хозяина экипаж, запряженный парой крепких ютландских лошадей, и Йенсу Ворупу довелось снова увидеть еще одно солидное и добротное крестьянское хозяйство на полном ходу; то обстоятельство, что в мире была война, казалось, совершенно не отразилось на нем. И Йенсу Ворупу почему-то стало больно, но отчего, он и сам не знал. Это в нем проснулся крестьянин, поэтому он одновременно и радовался и огорчался. Наконец он не вы« держал, ему захотелось скорее прочь отсюда; пообедав, он сразу стал прощаться.
— Пора ехать, — сказал он. — Спасибо тебе за приглашение переночевать, но мне нужно в Хернинг и оттуда позвонить домой.
— Да, телефона у нас нет, мы не гонимся за модой. Но я могу тебя отвезти в Кернинг. — сказал Тамсен.
Однако Воруп на это не согласился.
— Может быть, я заеду на обратном пути, — сказал он, чтобы отделаться от слишком гостеприимного хозяина.
На душе у Йенса осталась какая-то тяжесть, которая угнетала его; что-то, чего он не мог себе уяснить и от чего никак не мог отделаться, словно за всем этим таилось какое-то тяжелое обвинение. И лишь когда он отошел на дале-кое расстояние -и почувствовал приятную физическую усталость, ему сделалось легче. Дорога была трудная, местами приходилось пробираться через густые заросли вереска.
Чтобы ориентироваться, Йенс взобрался на курган и, когда сидел там, вытирая потный лоб, ему почудилось, словно он когда-то уже бывал здесь, и одновременно почему-то вспомнился дядя Масс, двоюродный брат старика Эббе. Он живет в получасе ходьбы отсюда, и курган этот на его земле. И они с Марией действительно сидели здесь однажды вечером и смотрели на закат. Теперь он все вспомнил! Они приезжали сюда в гости во время летних каникул, чтобы сообщить о своей помолвке, и на закате отправились погулять — им хотелось проверить, видно ли с кургана море. Это желание пришло Марии, — с ней в те дни творилось что-то странное, — и когда они сидели среди вереска, она вдруг обняла Йенса и попросила, чтобы он подарил ей ребенка, притом с такой страстностью, что он даже испугался.
