Константин Душенко - Мастера афоризма. Мудрость и остроумие от Возрождения до наших дней

Самый верный признак неисполнения обещания – это та легкость, с которой его дают.

Бог, который нас создал без нас, не может спасти нас без нас.

Великие люди не висят в воздухе, не оторваны от всего человечества – нет, они больше нас лишь потому, что на голову выше, но их ноги на том же уровне, что и наши, они попирают ту же землю.

Во мне, а не в писаниях Монтеня содержится то, что я в них вычитываю.

Время потому исцеляет скорби и обиды, что человек меняется: он уже не тот, кем был. И обидчик и обиженный стали другими людьми.

Всякий раз мы смотрим на вещи не только с другой стороны, но и другими глазами – поэтому и считаем, что они переменились.

Два похожих лица, ничуть не смешных по отдельности, смешат своим сходством, когда они рядом.

Доводы, до которых человек додумывается сам, обычно убеждают его больше, нежели те, которые пришли в голову другим.

Допустимо ли искоренять злодейство, убивая злодеев? Но ведь это значит умножать их число!

Жизнь – это воспоминание об одном мимолетном дне, проведенном в гостях.

«За что ты меня убиваешь?» – «Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, мое дело правое, и я совершил подвиг!»

Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление.

Истина и справедливость – точки столь малые, что, метя в них нашими грубыми инструментами, мы почти всегда даем промах, а если и попадаем в точку, то размазываем ее и при этом прикасаемся ко всему, чем она окружена, – к неправде куда чаще, чем к правде.

Когда бы каждому стало известно все, что о нем говорят ближние, – я убежден, что на свете не осталось бы и четырех искренних друзей. Подтверждением тому – ссоры, вызванные случайно оброненным, неосторожным словом.

Лучшее в добрых делах – это желание их утаить.

Лучшие книги те, о которых читатели думают, что они могли бы написать их.

Любое исходное положение правильно – и у пирроников, и у скептиков, и у атеистов, и т. д. Но выводы у всех ошибочны, потому что противоположное исходное положение тоже правильно.

Любознательность – та же суетность. Чаще всего люди стремятся приобрести знания, чтобы потом ими похваляться.

Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками.

Люди не могут дать силу праву и дали силе право.

Люди почти всегда склонны верить не тому, что доказуемо, а тому, что им больше по вкусу.

Мы любим не человека, а его свойства. Не будем же издеваться над теми, кто требует, чтобы его уважали за чины и должности, ибо мы всегда любим человека за свойства, полученные им в недолгое владение.

Мы никогда не живем, а лишь располагаем жить.

Мы ничего не поймем, если будем читать слишком быстро или слишком медленно.

На мой взгляд, Цезарь был слишком стар для такой забавы, как завоевание мира. Она к лицу Августу или Александру: эти были молоды, а молодых людей трудно обуздать; но Цезарь, казалось бы, должен был проявить большую зрелость ума.

Нас утешает любой пустяк, потому что любой пустяк приводит нас в уныние.

Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо ни в чем не знать нужды.

Ничто так не согласно с разумом, как его недоверие к себе.

Нос Клеопатры: будь он чуть покороче – облик земли стал бы иным.

Обычаю надо следовать потому, что он обычай, а вовсе не из-за его разумности. Меж тем народ соблюдает обычай, твердо веря, что он справедлив.

Он уже не любит эту женщину, любимую десять лет назад. Еще бы! И она не та, и он не тот. Он был молод, она тоже; теперь она совсем другая. Ту, прежнюю, он, быть может, все еще любил бы.

Пример чистоты нравов Александра Великого куда реже склоняет людей к воздержанности, нежели пример его пьянства – к распущенности. Совсем не зазорно быть менее добродетельным, чем он, и простительно быть столь же порочным. Нам мнится, не такие уж мы обычные распутники, если те же пороки были свойственны и великим людям.

Пусть человеку нет никакой выгоды лгать – это еще не значит, что он говорит правду: лгут просто во имя лжи.

С помощью пространства Вселенная охватывает и поглощает меня, а вот с помощью мысли я охватываю Вселенную.

Судить о добродетели человека следует не по его порывам, а по его каждодневным делам.

Только кончая задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать.

Ум сугубо математический будет правильно работать, только если ему заранее известны все определения и начала, в противном случае он сбивается с толку и становится невыносимым, ибо правильно работает лишь на основе четко сформулированных начал.

Человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он – тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо он сознает, что расстается с жизнью и что слабее Вселенной, а она ничего не сознает.

Человек не ангел и не животное, и несчастье его в том, что чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше превращается в животное.

Человек творит зло с особенным размахом и удовольствием, когда уверен, что поступает согласно велению совести.

Чем умнее человек, тем больше своеобычности он находит во всяком, с кем сообщается. Для человека заурядного все люди на одно лицо.

Что более сложно – возникнуть или воскреснуть, обрести бытие тому, кого никогда не было, или тому, кто уже был? Разве не сложнее родиться, чем возродиться?

Это письмо так длинно, потому что у меня не было времени написать его короче.

В признании ошибок больше величия, чем в несовершении их.

Великие дела, пока они не совершены, всегда кажутся бесполезными тем, кто не способен на великие дела.

Все, что заставляет верить в силу, увеличивает ее.

Дар очернения много полезнее дара убеждения; инсинуации слушает каждый, а убедить кого-либо трудно.

Для министра опаснее сказать глупость, нежели сделать.

Из всех страстей страх наиболее пагубен для рассудка.

Кромвель говорил, что дальше всех пойдет тот, кто не знает, куда он идет.

Люди отказываются верить, что другие могут сделать то, чего они сами не могут сделать.

На службе у государей возможность творить добро почти столь же опасна, как и желание причинять зло.

Недалеких людей больше всего убеждает то, чего они не понимают.

Неизбежное никогда не бывает смешным.

Нужно часто менять свое мнение, чтобы сохранять верность своей партии.

Опыт нас учит, что не все невероятное неправдоподобно.

Пороки архиепископа вполне могут быть добродетелями главы партии.

Самых недоверчивых чаще всего одурачивают.

Совестливость и величие всегда были несочетаемы.

Те, кто стоит во главе больших дел, встречают не меньше препятствий в собственной партии, чем со стороны своих противников.

Человек, который не доверяет себе, не доверяет по-настоящему никому.

Взрослея, мы становимся серьезнее, и это, позволю себе заметить, первый шаг к тому, чтобы поглупеть.

Если это не полная чушь, этого нельзя положить на музыку.