– Пришел послушать Адмирала, – значительно заявил он и в одну минуту выпил всю бутылку:
– Это чтобы догнать ваше метафизическое состояние.
– Не мог бы ты, дорогой Адмирал, что-либо спеть? – попросил Джи.
– Чтобы душа развернулась во всю ширь, – добавил монструозный Петр Борисович, – а потом с шумом свернулась.
Адмирал взял гитару:
Мама, я вышел из клиники,
Сразу пошел на завод.
Мы собираем будильники –
Жизни советской оплот.
Входит ко мне синеглазый чекист
С крыльями за спиной,
А у меня сидит гармонист,
Брызгается слюной.
На суде все было готово,
Решили меня расстрелять.
Вместо последнего слова
Дайте поблевать.
Кукуша побледнел и рухнул под стол, да так и остался лежать до конца вечера, чему-то улыбаясь во сне.
– Петрович, – тихо произнес Джи, – ты не расслабляйся, запоминай песни Адмирала – в них заложена вся алхимическая мудрость.
Петрович тут же достал тетрадь.
– А ты знаешь, – грозно воскликнул Суверен, – что здесь запрещено записывать? – и разорвал в клочья драгоценный дневник Петровича.
Снова раздался звонок, и на кухне появилась Шахматная в черной дорогой шубе с длинным шарфом и песцовой шапке.
– Какие люди пожаловали к нам! – воскликнул Петр Борисович, сметая поэта Лexy с табуретки. – Прошу, пани, присоединяйтесь к нашей бэд компани.
Шахматная, не снимая шубы, осмотрелась.
– Я что-то не вижу дорогого кожаного плаща, который я недавно тебе подарила.
– Он променял его на Старом Арбате на пять бутылок водки, – ухмыльнулся Петр Борисович.
– Так-то ты ценишь мои подарки! – возмутилась Шахматная, и ее глаза засверкали от гнева.
– Женщины убивают нас на духовном плане, и поэтому иногда лучше держаться от них подальше, – и Адмирал запел:
Она смотрит недвижно и зло
На журнал престарелых мод.
У Леди Вандерлоу
Глаза вытекают, как мед.
На полу в золотистой луже
Шелушится неоновый свет.
И на труп ее бедного мужа
Фарфоровый падает снег…
И Леди Вандерлоу
Глядит на фарфоровый снег.
И слезы струятся светло
По лицу, которого нет.
– Но, несмотря ни на что, – произнес Суверен, – Шахматная – одна из центральных фигур в московском андеграунде.
– Но дико жадная и трясется над своей квартирой, – добавил Петр Борисович. – Она выгоняет своих друзей, которые с ней выпили, в три ночи на мороз!
– Поэтому-то Адмирал и не любит ее, – добавил Суверен.
– Шахматная, несмотря на все свои тонкие достоинства, – сказал Джи, – одиноко прокисает, и хорошо, если бы кто-то переключил ее на сердечную волну. Но сделать это надо особым образом – так же, как Насреддин спас ростовщика, тонувшего в пруду.
Однажды приходит Ходжа Насреддин в один город и видит, что в пруду тонет богатый ростовщик. Жители города собрались вокруг и с любопытством смотрят на это. Один из них кричит: "Дай руку, я тебя спасу!" Но ростовщик только мотает головой, продолжая тонуть.
"Разве вы не знаете, – воскликнул Ходжа, – что ростовщику нельзя говорить слово "дай". Он подошел к кромке воды и крикнул: "Возьми мою руку – и ты спасешься!"
Ростовщик мигом ухватился за Насреддина, и тот его вытащил на берег.
Поэт Леха глупо рассмеялся.
– Я могу взяться за это, – оглядывая Шахматную, произнес Петрович.
– Учти, Петруччо, что приятное надо всегда сочетать с полезным, – предупредил Джи, – а без второй и третьей линии работы первая быстро выродится.
– А ты знаешь, юноша, – сказала вдруг Шахматная, – я могу покориться только настоящему мужчине.
– Я готов им стать, – заявил Петрович.
– Настоящий мужчина, – произнесла холодно она, – может заниматься любовью всю ночь, заботясь прежде всего о наслаждении дамы. А для выковки настоящего характера ему надо хотя бы годик отсидеть в тюрьме.
– А она права, черт возьми! – восхищенно выкрикнул Петр Борисович.
– Ну, чего ты, братушка, приуныл? – сказал Петровичу Адмирал. – Если хочешь, мы тебе запросто поможем. Ведь тебе известны мои холодные принципы. Смотри – от тебя уже ждут немедленных и правильных действий.
Одно время здесь тусовались двое псаломщиков, ограбивших родную церковь. Потом их посадили, и опять стало тихо. Так что наматывай на ус. А здесь могут выдержать только абсолютно закаленные бойцы, которые пьют все что горит.
– Я, пожалуй, не буду спешить, – заикаясь, пролепетал Петрович.
– Мелкий бес под кобылу подлез и сам надорвался, – расхохотался Петр Борисович.
– Православие всегда отличалось стойкостью, – произнес Джи, поглядывая на орденского батюшку. – Хотя этот его представитель и не блещет особым умом, как другой орденский батюшка, который еще в семинарии писал богословские диссертации, – зато у него богатый душевный пласт. Он прошел крутую школу, был послушником отца Тавриона, пока тот не умер. Чтобы попасть к отцу Тавриону в монастырь, ему пришлось выписаться из Москвы. А когда он возвращался в Москву, то за него вступился сам патриарх. В любом состоянии наш батюшка отстоит службу, будь то раннее утро или поздний вечер. А поскольку сознание у него слабое, то он хлещет водку в перерыве. Но в нем есть что-то непростое. Старец Таврион многое ему передал.
Поэт Леха вдруг очнулся от спячки, схватил стакан водки со стола, быстро выпил, пополз на четвереньках в угол и там затих.
– Это разве пьянка, – заорал вдруг Петр Борисович, – пьянка только начинается!
– Кто тут пьет? – вставил Суверен, – тут все трезвые. Адмирал, перебирая струны гитары, запел:
Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо,
И всего только надо – опустить паруса,
Здесь мы в блаженной истоме утонем,
Подставляя ладони золотому дождю.
Здесь можно петь и смеяться,
И пальцы купать в жемчугах.
Можно бродить по бульварам,
И сетью лукавых улыбок
Можно в девичьих глазах
Наловить перламутровых рыбок
И на базаре потом их по рублю продавать…
Шахматная посмотрела на меня ласковым взором, и я тут же направил в нее все свое коагуле, скопившееся за время пребывания в квартирке-бис.
Но она только улыбнулась, и ее бледные щеки слегка порозовели.
– У тебя сейчас есть некоторый шанс, – напомнил мне Джи, – приобщиться к Адмиралу как реальному космическому бенефактору.
– Объясните мне, что тут происходит, – поднял пьяную голову Петр Борисович, – а то вы все загадками говорите.
– Совершенно бесполезно объяснять коаны, – ответил Адмирал. – Они теряют при этом особую сакральную силу.
– Не могли бы вы рассказать об Алхимии? – спросил я.
– Первая стадия Алхимии – Нигредо – это реальная тяжелая полная хаотичность, когда человек носит в себе хаос. Но при этом существует такая тонкость, что он не должен ограничивать свободу других ни в чем, – это условие ненасильственности. Эта стадия помогает оторваться от элемента Земля. Из элемента Земля под воздействием Алхимического Солнца образуется элемент Тяжелой Воды, и на самом деле "Учитесь плавать" говорит именно об этом.
Но только я могу вывести вас на Иссану.
– Куда? – спросил Петрович.
– Некогда посланная Тарасом Григорьичем субмарина "Голубой Ангел" заблудилась в реках джунглей Амазонки. Внезапно там появился человек, который сказал: "Я могу вывести вас на Иссану". Это был приток Амазонки, нужный им.
– Опять вы говорите про эзотеризм! – взорвался Петр Борисович. – Я вас последний раз предупреждаю: мой дом предназначен только для пьянки!
– Да когда же ты, наконец, перестанешь перебивать Адмирала, пьяная скотина! – заорал Суверен и, схватив медный тазик, со всей силы ударил Петра Борисовича по голове.
– Лучше бы я спал, – прошептал побледневший Петр и рухнул на пол.
– Что такое Посвящение? – спросил я Адмирала.
– Я только что посвятил Петра Борисовича на Путь смирения, – рассмеялся Суверен.
– Внутреннее Посвящение – это когда в человеке запускается сублимационный механизм, – отвечал Адмирал. – Но без стабилизации внешним Посвящением, которое дает Орден, одно только внутреннее может сделать неофита неконтролируемым.
Орден – это причастность к золотой цепи Посвященных и понимание, что это единственная реальность для тебя.
Разрезанная бритва на лиловом мотыльке,
Разрезанная бритва на лиловом мотыльке.
Кто-то идет рядом с нами, и в походке виден ум.
На плечах вместо этой дряни – Аквариум.
Надо жить интенсивно и лениво вместе с тем.
Как это красиво – рыбы вместо проблем.
Я не сторонник ситуативных методов, как Джи, но в духовном смысле он гораздо круче меня. Посвящение беспощадно к слабостям. Любое общение с людьми уровня моего или Джи является даже вредным, потому что приводит к бесполезной трате ценного внимания. Ситуация Посвящения предполагает уже жесткие рамки и особые отношения.
