«Чуть вычурно, но в пределах хорошего вкуса», – решила про себя Эля. Столовые приборы выглядели массивными и внушительно возлежали на подставках подле тарелок.
«Серебро? – подумал Миха, и приподнял нож. – Да, похоже, серебро!»
– Рад, что вам понравилась сервировка, – поймал Маг одобрительный взгляд Эли. – У меня даже был небольшой конфликт по этому поводу с Де Ламери9. Фирму характеризует довольно тяжелое рококо, и убедить выпустить вот такой, относительно удобный в быту, сервиз, представляло некоторые, э-э… трудности.
Он задумчиво, но довольно улыбнулся, а правая кисть описала в воздухе некое выкручивающее движение.
– Впрочем, – спохватился Маг, – негоже потчевать любезных гостей пустыми разговорами, вместо сытной трапезы. Нина, меню!
Двери распахнулись. В проеме, приняв позу уездного конферансье, застыла Нина с отпечатанным листком в руках.
– Ланч! – провозгласила она. – Принимая во внимание детективную подоплеку происходящего, а именно: любовная история, месть, деньги, руководство процветающей фирмой, заговор, наговор, вуду и простое колдовство, меню составлено по поваренной книге известного сыщика и гурмэ Ниро Вульфа. Итак! Первое блюдо: бразильский салат с омарами. Промежуточное блюдо: креветки по-бордолезски. Главное блюдо: телячьи птички в кастрюльке. Хлеб по Фрицу с маслом и овощами. Вино. – Нина откашлялась и выдержала торжественную паузу. – Вино: Шато Лафитт Ротшильд. Винтаж 1996 года.
Колдун поднял палец, прервав ее:
– Пожалуй, первый отличный винтаж после 1990 года. А с 91-го по 93-й я бы назвал откровенно слабыми. То есть, слабыми винами для левобережного Премьер Гран Крю! Продолжайте, Нина, прошу вас.
– Сортовой состав: Каберне Совиньон, Мерло, Каберне Фран, Пти Вердо.
Нина присела в полукниксене:
– В знак уважения к Великому Вину из напитков на стол подается только вода. Хозяин предпочитает норвежскую Voss, а вам я бы порекомендовала Oggi – содержание кислорода в ней в 25 раз выше, чем в обычной воде.
Она подмигнула:
– После обеда кислород вам точно понадобится! – и продолжила: – На десерт черничный грант.
Миха нервно прокашлялся. Он, безусловно, не был сомелье, но что такое Премьер Гран Крю, представлял. И сколько может стоить бутылка Шато Лафитт 1996, тоже!
– У меня вопрос к вам.
– Конечно! – благожелательно улыбнулся Колдун. – Слушаю вас.
Нина уже ввозила шуршащий шинами сервировочный столик. Негромко перекликались, позвякивая, бутылки с водой. В благородной отдаленности от них высился декантер с черно-фиолетовым вином, рядом с ним, на серебряном блюдце, лежала винная пробка.
Миха сплел пальцы, немножко подался вперед, выдавая неуверенность напряженной позой:
– Хотелось бы знать цену нашего визита, консультаций…
Он покосился на декантер.
– …прежде, чем мы продолжим. Видите ли, я не уверен, что смогу оплатить.
– Мы, – перебила его Эля, с воинственными нотками в голосе, сделав ударение на «мы», – мы не уверены, что сможем оплатить ваши услуги. И пристально посмотрела на Миху. «Я всегда сама оплачиваю свои долги», – говорил ее взгляд.
Эля всегда отличалась независимостью и твердым характером, для закаливания которого, казалось, сама Карма Судьбовна неутомимо создавала разнообразные ситуации.
Жизнь вела Элю непредсказуемым путем. То она неслась по магистральному равнинному шоссе, как сказали бы в Штатах – «интерстейт»; то вдруг устремлялась к горным вершинам неширокой грунтовкой. Кружила тропинкой, прыгала по уступам, в опасной близости от края пропасти, чтобы снова вывести в душистые долины.
Эля была младшим ребенком в семье уже состоявшихся врачей с именем, положением, репутацией и, как следствие, достатком. По советским меркам, даже и не достатком, а богатством: машина, две кооперативные квартиры. Мать – акушер-гинеколог. Работала на кафедре мединститута, работа уважаемая, но не хлебная. Не надо было – отработала в свое время оперирующим врачом, а потом всю функцию семейного добытчика взял на себя Элькин отец – хирург, и не просто хирург, а звезда. Именно для таких врачей припасены избитые выражения «хирург от Бога», «тонкие музыкальные руки хирурга», «наместник Бога на Земле». А почему избитые? Да потому, что правильные эти выражения, вот их и затаскивают частым употреблением.
Уж не знаю, какими судьбами оказался Элин отец на охоте вместе с высокопоставленными чинушами блаженной эпохи застоя.
Хотя нет! Могу догадаться: яркий человек, блестящий рассказчик, ходячее обаяние, не дурак выпить, при этом крепко «держать удар» и напоить других, да еще и врач, без которого не обойтись! Таким людям всегда было и будет место, что называется, «в обойме», при любом строе, в любой, отдельно взятой стране.
И идет себе охота установленным чередом: кто постреливает там, где егеря заботливо гонят на него зверя. Кто возлежит на импровизированных ложах в тени дерев, ведя неспешные разговоры, понятные только посвященным, под стопку – другую студеного хлебного вина, а разбитная челядь таскает угли, мангалы, звенит бутылками, укладывая их заботливо в ледяной горный ручей. Слышится гогот и звон рюмочек – это компания, разлегшаяся уютным кружочком подле костра, над которым в котелке вот-вот дойдет ушица, отмечает удачный анекдот.
– Ванька!
– А чевось, барин?
– А мне бы, вот чего-нибудь вкусненькаго, – неопределенное шевеление пальцами
– Понимаю-с-с! Момент!
А кто и удалился уже в специально отведенное и размеченное загодя местечко с многофункциональной официанткой Валечкой. Доказывает ей доходчиво, что «партия – наш рулевой»! Умиление, умиротворение разлито в воздухе вместе с ароматом цветущих вишен и гудением шмелей (смикшировано постановщиком действа до едва слышимого на заднем фоне).
И вдруг все это сминается, прерывается совершенно неуместной беготней, заполошными криками, бестолковой суетой холопов: «помочь, не помогу, но перед хозяином засвечусь, как бы помог».
– Петрович, Петрович где?!
– Какой Петрович?
– Да, хирург, врач! Блядь, мать вашу, быстро сюда его!
Пострелять и поучаствовать в беседах с официанткой Валечкой, как выяснилось, был приглашен и визирь некоего хана! Хан же правил сопредельным государством, известным своим прекрасным опиумным маком, не уступающей ему по качеству коноплей, и посему горячей дружбой с советской страной! Нет дружбы более прочной, чем построенной на совместных деловых интересах!
Визирь этот – мать его так! – вообразил себя крутым мачо. (Тут уместно заметить: не можешь пить – не мучай важный орган!). Стал стрелять с обеих рук из двух карабинов, ну и засадил себе жакан в бедро! Кровища льется, бледнеет – вот ведь, сукин сын! – на глазах. Аллаху уже шепчет помертвевшими губами. Помрет ведь, падла! Скандал! Международный скандал! Мы пригласили – мы за базар и отвечаем! А тут как раз урожай мака на подходе… со всех сторон сплошное неудобство!
Но тут – слава Богу! – находят Петровича, оттаскивают от дастархана, не дав закончить очередную байку, и бегом к басурманину! А Петрович-то на охоту приехал, а не раненых латать! У него с собой ничего нет, ну ровным счетом ни-чего!
И что вы думаете? Используя прокаленную на огне проволоку от пробки из-под шампанского, охотничий нож и суровую нитку с швейной иглой в качестве хирургических инструментов, а водку – для анестезии и дезинфекции, Петрович останавливает кровотечение, классно закрывает рану и спасает треклятого старпома ханского.
Респект и уважение всех народов Петровичу! А от хана лично – звание придворного врача и сабля, украшенная рубинами и прочими алмазами.
Очень интересная и многогранная личность Элин отец. Мог он по дороге в больницу проскочить мимо вокзала, пользуясь связями, прикупить вагон дефицита и, проехав еще полкилометра, выгодно перепродать. И тут же прооперировать, скажем, рак головки поджелудочной железы, выполнив успешно сложные обводные анастомозы.
И весь этот рассказ о лихом и легендарном Петровиче на самом деле служит лишь одной цели – дать описание той генетики, той смеси куража с лихостью, а интеллекта с трезвым расчетом, которую в полной мере унаследовала от отца девчонка Эля.
Так и текла у них жизнь, пока не притащила девочка Эля домой ужа. Она с рождения обожала животных. И заполз этот уж за пианино в поисках политического убежища. На третий день его затворничества хнычущая и ноющая Элька достала брата свои нытьем до такой степени, что он, шепча неприличные слова, в одиночку отодвинул тяжеленный инструмент от стены. И вместе со злополучным ужом появилась на свет божий и некая картонная, пухлая папка. Которую и подняла с пола Элькина мама.
Помните? Советские папки, на обложке которых пропечатано крупными черными буквами устрашающее слово «Дело №…» с завязками из тесьмы. Почему именно «Дело»? Неужели нельзя было подобрать другое, менее прокурорское название? Нет, господа, нельзя! Все в Советском Союзе должно было постоянно напоминать гражданам о бренности и недолговечности – увы! – их свободной жизни.
