них предстояло стать Великой Казаркой этого перелета. Сосредоточенное где-то внутри этой стаи совершенное воплощение чистого духа
Большого Крыла влекло их всех к месту зимовки. Гомер переживал теперь небывалый душевный подъем. Словно откуда-то со стороны до него доносился собственный голос:
«Стая есть! Стая есть!» Впереди Гомер видел Августа, Фаворита, Грацию, Великую Казарку. Взглянув на Великую Казарку, Гомер исполнился гордости за то, что и он сам является частью этого огромного большого крыла. Тут Вальтер затормозил и рухнул вниз; переместившись вперед, Гомер увидел десять стай, летевших общим клином. Возглавлял клин Великая Казарка.
Буря между тем приближалась с бешеной скоростью. Она неслась навстречу птичьему клину, а он несся навстречу ей. Гомер знал, что миг, когда решится судьба стаи, уже близок, что избежать столкновения с бурей теперь невозможно и им придется, собрав все силы, пробиваться к цели. Где-то там, по ту сторону бури, находились их зимние гнездовья. Чтобы достичь их, стая должна будет приложить неимоверные усилия, а ее вожак, Великая Казарка, — всем своим существом отдаться Большому Крылу. Гомер ощутил приступ страха. «Великая Казарка, Великая Казарка, пожалуйста, останься на месте вожака, — безмолвно взмолился он. — Не уходи, прошу тебя!» Вдруг до него дошло, что, если Великая Казарка сменится, на место вожака встанет Казарка Грация, которой он тоже вполне доверял.
«Интересно, — подумал Гомер, — останется ли Грация на месте вожака или же уступит его Фавориту и тогда он станет Великой Казаркой?» Неким уголком своего сознания он, однако, понимал, что здесь все зависит от Большого Крыла и что птица, летящая на острие клина, просто подчиняет ему свою волю. Каким-то образом Гомер чувствовал, что эта роль уготована Великой Казарке или Фавориту.
Между тем буря приближалась. К общему клину присоединилась одиннадцатая стая. Небо потемнело еще больше, а порывы ветра хлестали еще ожесточенней. Вдали показалась граница болот; дувший вдоль нее ветер был таким сильным, что пригибал тростник до самой земли. «Вот так буря», — подумал Гомер. «Стая есть!» — донесся до него Дедушкин крик; «Стая есть!» — подхватил летевший впереди Гомера Август. Спустя мгновение кличу вторила уже вся стая. Гомер завороженно смотрел, как засветился, переместившись на острие клина, Великая Казарка.
Выпав в свою очередь из строя, Великая Казарка уступил роль вожака одиннадцати стай Грации. Где-то в глубине души Гомер почувствовал, что в этом перелете стать Великой Казаркой суждено Фавориту. Мысленным взором он без труда увидел того ведущим стаи гусей сквозь бурю. Гомер мысленно поблагодарил за то, что эта роль не выпала ему самому.
Несказанная радость, чувство полной защищенности переполнили его; он знал, что Большое Крыло не оставило без внимания ни одной мелочи, связанной с их перелетом, вплоть до мельчайшего взмаха каждого из гусиных крыльев. Он знал, что бесконечная величественная мудрость Большого Крыла неким непостижимым образом взяла их под свое покровительство и будет сопровождать на протяжении всего пути. Вместе с тем, по привычке сомневаясь, он был рад, что не ему, Гомеру, придется теперь воплощать это покровительство перед лицом надвигающейся бури.
Грация резко снизилась, уступая место вожака Фавориту. К этому времени клин по-прежнему объединял только одиннадцать стай — двенадцатая изо всех сил пыталась не отстать. Буря уже почти накрыла их. Ощущение, которое испытывал сейчас Гомер, было ни с чем не сравнимым — сила его возросла до совершенно невозможного, как ему казалось прежде, уровня; настроившись в унисон с Мыслью Стаи, он почувствовал неведомую ему прежде ясность сознания. Посмотрев вперед, Гомер увидел во главе клина Фаворита. Одиннадцать стай продвигались вперед, как одно целое; двенадцатая приближалась к ним, а буря между тем, казалось, разыгралась еще сильней. Фаворит продолжал лететь во главе; завороженный его сиянием, Гомер услышал, как Август затрубил: «Стая есть! Стая есть!» Гомера охватил восторг: клич Августа подхватил Дедушка, и клин наконец принял в себя двенадцатую стаю. Как только это произошло, Фаворит ушел с места вожака.
Гомер был потрясен; он с трудом верил своим глазам. На острие клина, величественно сияя, летел теперь не кто иной, как Август! Буря обрушилась на них со всей своей силой, но Август упрямо вел за собой встроившиеся одна внутри другой двенадцать стай. «Стая есть! Стая есть!» — кричал Гомер. В его сознании теперь развернулась вся величественная картина их волшебного полета. Радость за товарища и чувство восторженного преклонения перед величественной мудростью Большого Крыла переполняли Гомера. Кроме того, он не переставал благодарить Большое Крыло за то, что оно в свое время даровало ему смелость и силы вернуться за своим старым другом. Теперь Гомер понимал, зачем понадобилось, чтобы он, выпав тогда, в самом начале перелета, из строя, совершил посадку. Он должен был увлечь за собой Августа, которому суждено теперь стать Великой Казаркой! Подняв глаза на Августа, по-прежнему возглавлявшего стаю посреди набирающей силу бури, Гомер почувствовал, что плачет от радости.
А потом случилось то, чего он больше всего боялся, — чего больше всего на свете боится каждый гусь. Затрепыхавшись, Август рухнул вниз. Отпустив от себя мысль Большого Крыла, он, как и следовало ожидать, не смог удержаться на острие клина. Гомера передернуло: в памяти его один за другим вспыхивали все когда-либо усвоенные им уроки. «Во время сильной бури, — говорил ему Великая Казарка, — птица, возглавляющая клин, ни в коем случае не должна тормозить и терять связь с Большим Крылом, ибо если она так поступит, это приведет к гибели всей стаи — или нескольких стай, если они летят общим строем. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах вожак не должен выпадать из строя во время бури. Любой ценой он должен держаться за свое место во главе. Большое Крыло само позаботится о нем; стоит ему хоть на миг в этом усомниться, и он упадет». Вспомнив об этом, Гомер почувствовал, что неурочный уход Августа внес сумятицу в весь их строй.
«Стая есть! Стая есть!» — услышал Гомер голос Дедушки и тут же собственный внутренний голос: «Нет! Нет! Что мне делать? Что же мне делать?» «Большое Крыло!» — вдруг раздалось откуда-то из глубин его существа, и он взмолился: «Ну пожалуйста! Пожалуйста, дай мне силы!» «Большое Крыло» — эхом отдалось у него внутри, и он снова подумал: «Ну пожалуйста, Большое Крыло, ради всей нашей стаи — дай мне силы!» «Большое Крыло!» — снова раздалось у него в голове.
Крылья Гомера затрепетали от притока энергии невиданной силы, и та же мысль: «Большое Крыло!» снова отдалась эхом в его сознании. С каждым ее приходом тело его
