Ознакомительная версия.
– Если не останется, то предашься праздности, – сказал брат Пон с улыбкой. – Попробуй для начала добейся такого состояния, чтобы когда ты ешь, ходишь, разговариваешь, копаешь землю, внутри тебя не гремели сожаления, страхи и желания, а молчала Пустота, безличное спокойствие.
Я поскреб в затылке.
– Начни с введения этого элемента в то смри-ти, которым ты постоянно занят, – посоветовал монах. – Попробуй обнаружить то, что тебе нужно убрать, все как обычно. Созерцание, наблюдение…
Инструкции выглядели более чем четкими.
Вот только практика принесла не совсем тот результат, что я ожидал.
Занявшись медитацией на воображаемом дереве, которую практиковал раз в несколько дней, я обнаружил, что в процессе не перестаю думать о том, насколько я высоко продвинут, что я могу убирать сознание из тела и смотреть на себя со стороны!
«Установление в памяти» я выполнял, испытывая стремление взять под контроль собственные эмоции, стать их полновластным хозяином.
Даже полное осознавание я воспринимал как упражнение, позволяющее накачать духовные мускулы, и нечто схожее, ни разу не возвышенное, переживал, занимаясь и остальными практиками, которым меня научил брат Пон.
Никаким «действием в состоянии Пустоты» пока и не пахло, я выглядел законченным эгоманьяком, ничуть не лучше, чем обычный человек, озабоченный лишь повседневным.
Открытие это вызвало у меня приступ острого разочарования в себе.
Неужели все, что я делал, прошло бесследно?
Брат Пон по моей кислой физиономии наверняка понимал, что происходит, но вмешиваться и утешать меня не спешил. Возможности пожаловаться он мне тоже не давал, отлично понимая, что ничего хорошего и умного я сегодня не скажу.
Дождь прикатился стремительно, будто армада атакующих кочевников.
В вышине, где-то над вершиной скального обрыва, загрохотало, небо потемнело, и в следующий момент полило как из ведра. Мы добрались до пещеры за несколько минут, но за это время я успел промокнуть до нитки, и даже в сандалиях у меня хлюпала холодная вода.
– Что-то рано в этом году, – сказал брат Пон. – До муссонов еще больше месяца.
В путешествии я, откровенно говоря, потерял счет времени и даже не мог сказать, какое сегодня число. Осознал я такое положение дел только в этот момент, а еще понял, что оно меня нисколько не волнует, что подобные вещи незаметным образом потеряли для меня значение.
Надежда на то, что ливень окажется краткосрочным, умерла быстро.
Снаружи лило и лило, под струями раскачивались огромные листья алоказии, с козырька над входом в пещеру капало, и наше убежище постепенно становилось все более сырым и мрачным.
Эх, и когда я в последний раз спал на нормальной кровати?
– Вернейший способ отвлечь тебя от унылых мыслей – это заняться новым делом, – сказал брат Пон. – «Установление в памяти» ты освоил, но ведь есть еще один этап. Последний. Ты прошел желание и его отсутствие, ненависть и ее ликвидацию, странствие сознания по внешним объектам и его сосредоточение на самом себе. Осталось невежество.
Я с удивлением узнал, что мне предстоит намеренно культивировать неправильные воззрения, породить в себе искреннюю веру в то, что есть «я», вечное, неизменное, переходящее из жизни в жизнь, что все вокруг стабильно и что мир существует отдельно от меня.
– Можешь еще начать молиться каким-либо богам, но у тебя вряд ли получится, – тут в голосе монаха прозвучало сомнение.
Омрачив сознание подобным образом, надлежало внимательно разглядывать его, изучать, как оно функционирует в таком состоянии. Затем понемногу убрать невежество, растворить его пристальным созерцанием и практикой «это не я, это не мое» и смотреть, что выйдет в этом случае.
Все точно так же, как на предыдущих этапах, но все же по-иному.
– Я не верю, что у меня получится, – мрачно сказал я, когда брат Пон разрешил задавать вопросы. – Как я могу породить внутри себя нечто настолько эфемерное, откровенно иллюзорное? Можно ли вообще так вот создать искреннюю веру во что-то?!
– А что, те желания, с которыми ты работал, много вещественнее невежества? Обладают реальным существованием?
На этот вопрос я не нашел, что ответить.
– Наше сознание на самом деле всемогуще, – добавил монах. – Пробуй, и все. Другого пути все равно нет.
В этом он был совершенно прав.
Не для того я столько пахал, зашел так далеко, чтобы сейчас обидеться, заплакать и сказать «я так не играю».
Освоение четвертого этапа «установления в памяти» пошло у меня с переменным успехом. После некоторых усилий я сумел вроде бы убедить себя в том, что существую, ограничен вот этим телом в одежде послушника и что внутри него прячется бесплотная душа, такая беленькая, напоминающая ангела.
Но потом осознал, что все это бред, что не может такого быть.
Брат Пон покачал головой и велел приниматься за дело заново.
Но начать вторую попытку я не успел, поскольку снаружи донеслись шлепки босых ног по лужам, и к нам в пещеру, согнувшись, зашел сам бородатый Джава со своей метелочкой.
Он поклонился, сложив руки перед грудью, мы ответили тем же.
После этого гость уселся рядом с братом Поном и завел с ним беседу, я же вновь запыхтел, накручивая на себя пелену невежества. Углубился в себя настолько, что как сквозь туман осознал тот факт, что аскет поднялся и собрался уходить и что шум ливня снаружи стих.
– Прекрати пока, – велел монах. – Все равно прямо сейчас у тебя ничего не выйдет.
Я заморгал, неспешно возвращаясь в обычное состояние.
– Дела обстоят следующим образом, – сказал брат Пон, убедившись, что я его слушаю. – Джава произнес много цветастых слов, но смысл в том, что нас очень вежливо попросили уйти.
Я ошеломленно и вместе с тем радостно заморгал.
Откровенно говоря, сидеть в пещере и проводить дни в компании голых аскетов мне не особенно нравилось. Но я не ждал, что нас выпрут отсюда вот так, едва не пинком, надеялся, что мы уйдем по своему желанию.
Хотя какая разница?
– Аборигенам мы, как бы это сказать… – брат Пон щелкнул пальцами. – Мешаем. Поэтому завтра мы покинем эти места.
Ага, тот намек, когда меня едва не расплющило камнем, мы не поняли, и пришлось сказать напрямую.
Интересно, почему местные ждали так долго? И чем мы им мешаем?
Хотя опять же – какая разница?
Главное, что мы покинем эту унылую пещеру и, может быть, даже вернемся к цивилизации!
Утром мы пришли к общему костру самыми последними, когда все собрались.
Все было как обычно – периоды молчания, прерываемые бессвязными спорами и огненными проповедями, мрачные, суровые лица, седые космы и мощный запах много лет не мытого тела.
Но на этот раз компания аскетов не вызывала у меня отрицательных эмоций.
Нет, я не относился к ним безразлично, я просто вообще никак к ним не относился. Слушал и смотрел, жевал рис, не забывал о полном осознавании и прочих вещах, которые практиковал все время.
Но даже о том, что мы вот-вот уйдем, я не вспоминал.
Смена восприятия вновь произошла мягко, без какого-либо рывка, я растворился в круговороте дхарм, перестал отдавать себе отчет в том, какие из них считаю собой, а какие приписываю внешним предметам. Но одновременно я сохранил восприятие обычного мира, не замер в оцепенении и даже продолжил трапезу как ни в чем не бывало.
Даже моя посуду, я не выпал из этого состояния, хотя мне стоило некоторого труда не задержаться на игре бликов в воде, на восхитительном ощущении прохладной жидкости в ладонях, на мягком плеске… Потом мы получили по пучку бананов на брата, брат Пон обнялся с Джавой, и мы затопали прочь. Воспринимай я мир обычным образом, наверняка с одной стороны обрадовался бы, что мы уходим, меняем обстановку, а с другой – немного расстроился бы, поскольку опять шагать, бить ноги. А так не ощутил ничего, в душе царило ровное тихое спокойствие, напоминавшее гладь озера в рассветный час, когда над водой клубится легкий туман.
Я просто смотрел на деревья, мимо которых мы шли, разглядывая едва не каждый лист, его оттенок и форму, ощущал, как пружинит земля под подошвами сандалий, впитывал запахи джунглей, что щекотали мне нос. Рассматривал мелких птах вроде воробьев, только с гранатовой грудью, что прыгали по земле.
Закончилось все так же резко, как и началось, и я невольно пошатнулся.
– Да, обычный мир после такого кажется тусклым, скучным, плохой картиной, – сказал брат Пон.
Я кивнул. До этого момента меня не интересовало, куда мы идем, сейчас же по положению солнца я определил, что путь наш лежит на северо-восток.
– Мы отшагали уже километров десять, – сообщил мне монах. – Пора отдохнуть.
Ничего себе, я-то думал, что прошло минут пятнадцать! Мы устроились в тенечке на поваленном стволе лесного исполина.
– Какое искушение навсегда погрузиться в созерцание этого текучего, жидкого мира. Ведь так? – спросил брат Пон.
Ознакомительная версия.
